«У него были героические будни…»
Ветераны «Новороссийска» говорят о своем корабле так: «У линкора не было славного прошлого, но у него были героические будни». И это так.
Бывший флагманский механик дивизии крейсеров Черноморского флота инженер-капитан 1 ранга в отставке С. Г. Бабенко:
«Линкор, приведенный в Севастополь из Валоны, производил удручающее впечатление. С 1943 по 1949 год он стоял у англичан на Мальте практически безо всякого ухода. Все обржавело, пришло в невероятное запустение. В тех кубриках, где жили англичане, было столько хлама и мусора, что их хватило не на одну баржу. В общем, шестилетнее бездействие привело линкор в малопригодное состояние. Его надо было отремонтировать, изучить, ввести как можно быстрее в строй боевых кораблей.
Сталин передал нам свою личную просьбу — ускорить освоение линкора — через шефа корабля заместителя командующего Черноморским флотом вице-адмирала Горшкова.
Мы забыли, что такое берег: работали днем и ночью. Моряки и в шутку и всерьез говорят, что освоение корабля начинается с камбуза. Камбуз линкора был настолько запущен, что первое время горячая пища готовилась в походных армейских кухнях на колесах, установленных на левом шкафуте.
Что же касается документации, то ее в том виде, в каком положено иметь на наших кораблях, совсем не было: ни повседневной, ни боевой, ни эксплуатационной. Была навалом сложенная кипа итальянских документов и чертежей, в которой с трудом разбирались два переводчика — армейских лейтенанта. Они слабо владели технической терминологией, так как оба окончили гражданское учебное заведение с дипломатическим уклоном. Это обстоятельство иногда приводило к различным недоразумениям. Так, всем нам хорошо знакомый «коленчатый вал» переводчик перевел как «наколенник».
Наряду с изучением документации велась большая работа по освоению и ремонту механизмов, устройств и систем корабля. Значительную помощь оказывали нам работники технического управления Черноморского флота и судоремонтных предприятий.
Вспоминается, как создавался камбуз на корабле. В то время у Троицкой пристани стоял поднятый после затопления во время войны крейсер «Червона Украина». Оттуда и были демонтированы пищеварные котлы. На линкоре в средней надстройке убрали часть ненужного оборудования, подготовили помещение, смонтировали котлы и, к великой радости всей команды, мы, наконец, избавились от походных кухонь.
Мастера и рабочие севастопольских предприятий вместе с нашими старшинами и матросами вели восстановительные работы во всех башнях, палубах, отсеках линкора. Очень часто выручал и опыт, и смекалка наших матросов. Недаром же во время приемки и сдачи нашими командами ленд-лизовских кораблей в Великобритании некоторые английские газеты писали, что это не простые матросы, а переодетые русские инженеры.
Но при освоении корабля, как и во всяком большом деле, к сожалению, не обходилось без неприятностей. К счастью, их было немного. Вспоминается ЧП со вспомогательными котлами. Котельные машинисты под руководством инженер-лейтенанта Юрия Городецкого решили ввести в действие вспомогательные котлы. Как и положено в таких случаях, привели в порядок и проверили механизмы и системы, очистили топку, произвели наружную очистку водогрейных трубок… но не удалили сажу из дымовой трубы. А ее оказалось так много, что, как только разожгли в топке огонь, из дымовой трубы стало полыхать пламя. Возгорание быстро потушили, а на корабле еще долго вспоминали кем-то пущенную шутку: мол, кочегары хотели разогреть дымовую трубу, чтобы сделать ее кривой, как на линкоре «Севастополь».
Был и более серьезный случай. В декабре 1949 года в первом котельном отделении случился пожар — полностью сгорела одна из секций воздухоподогревателя котла. А причиной возгорания послужила ошибка в эксплуатационной инструкции. При ее составлении неточно перевели пункт, по которому при выводе из действия котла вентиляторы сразу не останавливают, а работают ими еще в течение 20—30 минут. Это объяснялось тем, что итальянские воздухоподогреватели были изготовлены из сплава алюминия и без протока воздуха после остановки котла возгорались от высокой температуры в дымоходе. В инструкцию пришлось внести изменения.
В результате упорного труда всего экипажа и помощи судоремонтных предприятий к концу апреля корабль приобрел должный вид и флотский лоск.
В середине мая линкор поставили в док. Теперь мы полностью увидели его подводную часть. Нас поразили изящные обводы и… такое обильное обрастание корпуса ракушками, что даже видавшие виды работники севастопольской биологической станции ахнули! По килограмму ракушек — на одном квадратном метре! Для научных работников это явление представляло большой интерес — они изучали природу обрастания корабля в различных районах морей. Нам же, при тогдашних методах очистки, сей феномен природы сулил чудовищный труд. Да и забортная арматура, как мы предполагали, была тоже не в блестящем состоянии. Так что работа для моряков и рабочих предстояла огромная.
Но вот все позади, и в июле мы уже принимали участие в больших учениях с выходом к Кавказскому побережью. Во время похода на корабле располагался штаб во главе с командующим соединением капитаном 1 ранга В. А. Пархоменко. Участие в таком походе было для нас делом нелегким — корабль подвергался серьезной проверке. Особенно трудно было морякам электромеханической части. После длительной стоянки и ремонта механизмы впервые испытывались на различных режимах (до максимально возможных ходов) в длительном плавании да еще в составе большого соединения кораблей.
Длительный поход прошел вполне успешно. «Новороссийск» стал полноценным боевым кораблем Черноморского флота».
«Чужак» прижился. Его полюбили, любовались им, гордились им…
Любая страна гордится своим флотом. Любой флот гордится своими линкорами. Правда, ныне эти гигантские корабли вымерли, как когда-то мастодонты, почти повсеместно[5]. Выросло уже не одно поколение морских офицеров, которые никогда не вступали на палубу линейного корабля.
Сказать, что линкор — это плавучая крепость, сказать очень мало. Я храню листок из отрывного календаря за 1941 год. Там помещен необычный рисунок. Художник, чтобы показать размеры линкора, изобразил корабль в Охотном ряду рядом с многоэтажным зданием Госплана. Откуда-то из-под огромных гребных винтов выползал трамвай, крохотный грузовик объезжал великанский якорь, дымовые трубы вздымались почти вровень с кремлевскими башнями.
«Подобно танку, — пояснял текст, — линкор обшит крепкой стальной броней. У танка броня — два-три сантиметра. А у линкора она толщиной почти полметра. В длину линкор доходит до четверти километра. Могучая, странствующая по океану крепость — вот что такое линкор. У него своя электростанция, радиостанция, обсерватория, телефонная сеть, телеграф, водопровод, отопление, склады. Живет на линкоре свыше полутора тысяч человек. И эта чудовищная громадина мчится по морю со скоростью до 50 километров в час — так же быстро, как мчится по рельсам поезд!»
К этому, несколько наивному, но в общем-то верному описанию линкора можно добавить точные цифры. Полное водоизмещение линкора «Новороссийск» составляло 25 000 тонн, длина — 186,4 метра, ширина — 28 метров, осадка — 9,1 метра, мощность машин — 75 000 лошадиных сил, скорость — 28—29 узлов. Без пополнения топлива он мог пройти 3 100 миль (6 тысяч километров). Вооружение: десять 320-миллиметровых, дюжина 120-миллиметровых орудий, восемь 100-миллиметровых пушек и 14 скорострельных 37-миллиметровых стволов для прикрытия с воздуха.
28 октября 1955 года линкор «Новороссийск» вышел в море в последний раз…
Командир дивизиона главного калибра капитан-лейтенант[6] (ныне капитан 1 ранга в отставке) В. В. Марченко:
«После стрельбы мы определяли свою скорость на мерной миле. На все про все у нас ушло десять часов и к 18.00 мы вернулись в Севастополь. Я стоял на мостике вахтенным офицером. Обычно меня, как лучшего вахтенного офицера соединения, ставили на выходе из гавани и на входе в узкость. Буксир заводил нас на свое место, когда с крейсера «Дзержинский», где находился штаб соединения, передали семафор: «Вам встать на якорную бочку № 3».
Обычно мы становились на бочку № 12. На 3-й же всегда стоял линкор «Севастополь». Но с «Дзержинского» к нам на борт должен был перейти штаб соединения, поэтому нас поставили поближе к крейсеру, то есть на траверзе морского госпиталя».
Командир 6-й батареи противоминного калибра старший лейтенант (ныне контр-адмирал запаса) К. И. Жилин:
«Наш командир — капитан 1 ранга Кухта — находился в отпуске, и кораблем командовал старший помощник, допущенный к самостоятельному управлению линкором, капитан 2 ранга Хуршудов. Разумеется, опыта у него поменьше, поэтому линкор при швартовке слегка проскочил бочку. Чтобы погасить инерцию хода, отдали правый якорь, который ушел на грунт в новом месте, то есть там, где обычно якорей не бросали. Вот, может быть, именно в тот момент и в том месте правый якорь «Новороссийска» и задел донную ящичную мину, невытраленную с военных времен. От сотрясения на ней мог заработать прибор кратности, по каким-либо причинам пробывший в застопоренном состоянии много лет.
Так или иначе, но мы встали на якорную бочку № 3, заведя на нее цепь бриделя[7]. С кормы же завели на другую бочку трос, чтобы ветром нас не развернуло поперек бухты.
Была пятница. Начали увольнять на берег офицеров, сверхсрочников, матросов. Кое-кому выпал «сквозняк», то есть сход с корабля на два дня — до понедельника. Сошел на берег мой сосед по каюте Женя Паторочин, старший лейтенант, командир группы управления. У него был день рождения. Я же заступил дежурным по низам.