За час до рассвета

Стылую темноту зимнего неба разрезала ракета: светящийся косматый шар завис на несколько мгновений в вышине, а потом медленно, словно нехотя, стал падать. Поле залил холодный, мертвенный свет, и на снег от редких деревьев, кустарников легли причудливые, зыбкие тени.

Еще в воздухе ракета, как бы убедившись в том, что покой спящего поля ничто не нарушает, догорела и погасла. Все вокруг опять погрузилось в темноту. И тогда посреди снежной целины поднялись едва различимые четыре фигурки. Похожие в своих белых маскхалатах на призраков, они быстро заскользили на лыжах в сторону леса.

Группа глубинной разведки во главе с гвардии лейтенантом Низовым давно находилась в пути. Еще накануне вечером она засветло отмерила первые километры. Теперь было далеко за полночь. И недалек тот час, когда рассвет начнет слизывать темноту. Тогда разведчикам придется коротать день где-нибудь в глухом овраге. До сих пор им не удалось отыскать танки, готовящиеся к контратаке, — такая задача была поставлена группе. А время поджимало, и гвардии лейтенант Низов, как только мог, торопил порядком вымотавшихся людей.

Шли след в след: впереди — командир, за ним — связист гвардии ефрейтор Литовченко и разведчик гвардии рядовой Разгуляев. Замыкающим был гвардии старший сержант Абушев. Он, хоть и родом из Закавказья, где, как шутили в роте, «снег совсем плохо растет», но за время службы стал среди разведчиков одним из лучших лыжников. К тому же Абушев был самый опытный и умелый в группе, если, конечно, не считать Низова.

Труднее остальных приходилось молодому солдату Разгуляеву. В роте он недавно. И прежде чем взять его на это задание, командир довольно долго раздумывал. Здравый смысл подсказывал: включить в группу совсем неопытного, еще толком непроверенного новичка. — значит, пойти на риск. Но риск, по мнению Низова, был оправдан. «Нельзя же, — рассуждал он, чтобы молодой солдат все учения провел, неся службу в наряде, да на подхвате около походной кухни». Мысль эта показалась командиру весомее первоначальных сомнений, и он решил: пусть Разгуляев сразу же пооботрется в трудном деле, попробует на вкус хлеб разведчиков. Парень крепкий — должен выдюжить.

То, что его включили в состав группы, идущей выполнять ответственное задание, Разгуляев воспринял с радостью. Ему уже порядком надоело заниматься хозяйственными работами в районе расположения роты.

Нет, совсем не так представлял Разгуляев учения. Дерзкие налеты, захват пленных, оружия, уничтожение важных объектов — это, действительно, настоящее дело для разведчиков. Тут же была обыкновенная, размеренная жизнь, только с меньшими удобствами, чем в военном городке. И вот теперь предстояло, определенно, что-то стоящее.

Однако радостное возбуждение длилось недолго. Из приказа командира Разгуляев узнал: группе надо на лыжах скрытно проникнуть в глубокий тыл обороняющихся и обнаружить танковый резерв. «Ничего не трогать: ни линии связи, ни технику, ни тем более людей, какой бы благоприятной ни была обстановка», — повторял он про себя слова гвардии лейтенанта Низова, которые тот особо подчеркнул, инструктируя подчиненных. Выходило, что предстоит не опасное, трудное задание, а простая лыжная прогулка. И, вполне возможно, в конце ее их ждут даже не настоящие танки. Хватило бы, как полагал Разгуляев, и фанерных макетов.

Мысль о том, что они будут искать и обнаружат деревянного «противника», показалась ему забавной, по-своему оригинальной. Он хотел было поделиться ею с Абушевым и Литовченко, но не стал, заметив ту озабоченность, которая читалась на лицах обоих разведчиков, тщательно готовящихся к выходу в тыл. «Делают вид, играют в войну, — с раздражением подумал Разгуляев. — А скажи им об этом — сейчас же заведут разговор об особой ответственности, о том, что учеба — главное. Да кто же против?!»

— Разгуляев, вы уже готовы?

Он обернулся на голос гвардии старшего сержанта Абушева и встретился с внимательным взглядом его прищуренных глаз. Солдат не знал, что заместитель командира взвода, наблюдая за ним, заметил не только явную небрежность в подготовке снаряжения.

— Вполне, — громче, чем нужно, в тон своему настроению, ответил Разгуляев.

— Посмотрим…

Абушев подошел к солдату, оглядел его с ног до головы, потом приказал:

— Попрыгайте.

Разгуляев нехотя выполнил команду. В вещмешке сразу же забренчало, однако Абушев, казалось, не обратил на это внимания.

— Теперь поприседайте.

Солдат сделал несколько приседаний.

— Подведем итоги, — спокойно, но твердо сказал Абушев. — Во-первых, когда пойдем на лыжах, вас будет слышно за версту — консервы, кружка и ложка в вещмешке свалены в одну кучу. Кстати, кружку можете вообще не брать. Думаю, она не пригодится. Во-вторых, снаряжение подогнано наспех, неправильно, поэтому быстро устанете. Все, устраняйте недостатки.

А заместитель командира взвода думал о том, что при иных обстоятельствах, наверное, можно было бы и помягче обойтись с молодым солдатом, постараться объяснить ему: именно в таком поиске, какой предстоит разведчикам, бывает особенно тяжело. Потому готовиться, настраивать себя надо тщательно. Только вот не хочет Разгуляев понять этого. Больно много у него гонора. Да и разве объяснишь молодому солдату на пальцах, что лежать в снегу, ощущая каждой своей клеткой, как холод постепенно пробирает тело, лежать столько, сколько требует дело, и ждать, ждать, это куда труднее, чем коротким броском «снять» часового или, скажем, нарушить в тылу «противника» линии связи. Он, командир, может приказать Разгуляеву устранить недостатки в подготовке к поиску и, если потребуется, заставить его выполнить все необходимое. Приказать же понять ответственность и сложность выпавшей на их долю задачи нельзя. Это солдат должен сам прочувствовать и осознать. Через такое проходит каждый. Другого пути в армейской службе просто нет. «Но помаяться с ним, видимо, придется, — глядя на заканчивающего подготовку к поиску Разгуляева и ставя точку в своих рассуждениях, подумал Абушев. — Наверняка придется».

Группа отправилась в путь. Гвардии лейтенант Низов сразу же задал далеко не прогулочный темп. Но Разгуляев был неплохим лыжником, и потому поначалу шел даже в охотку. Постепенно километры, оставленные за спиной, начали давать о себе знать. Тяжелее, чем раньше, показались автомат и вещмешок, ноги становились ватными, непослушными, и лыжи скользили уже не так ладно. Разгуляев понял: он выдыхается. Солдат старался не показать вида, шел вперед из последних сил. И вдруг…

Раздавшийся в тишине треск был неожиданным, словно выстрел в спину. Низов быстро обернулся и увидел, что Разгуляев лежит на снегу, как-то неловко завалившись на бок, задрав вверх почти наполовину обломанную лыжу. «Этого только не хватало», — командир почувствовал, как в нем закипает злость на все сразу: на танки, которые, будто растворились, исчезли в бесчисленных рощах и перелесках, на неосторожного солдата да и на себя, пока не знающего толком, что теперь делать.

Низов подъехал к лежащему Разгуляеву, негромко, но требовательно сказал:

— Вставайте, отдыхать будем потом.

— Не могу, товарищ гвардии лейтенант, — глухо отозвался солдат. — Больше нет сил.

— Вставайте, надо идти! — повторил Низов, повысив голос.

Разгуляев молчал. «Пусть кричит, наказывает, пусть делает все, что хочет, — думал он. — Но встать я не могу».

Командир склонился над разведчиком, увидел запавшие с обледеневшими ресницами глаза. Их взгляд не выражал ничего. «Сломался, — понял Низов. — Строгость или уговоры не помогут».

— Послушайте, Разгуляев, здесь под снегом — болото, — спокойно заметил Низов. — Смотрите, вода уже проступает.

Солдат стал медленно подниматься. Низов поддержал его, помог опереться на палки. Стоявший рядом Литовченко не удержался, прыснул в рукавицу. Командир жестом показал ему: сейчас не до шуток. Подошел Абушев и быстро расстегнул крепление на своей лыже, снял ее.

— Давай, Валера, надевай быстрее. А я как-нибудь и на твоем обломке.

У Разгуляева не хватило сил отказаться от помощи. И вдруг до него дошло: Абушев — самый строгий сержант в роте, назвал его по имени!

А Низов, глядя на заместителя командира взвода, почувствовал, как у него теплеет на душе. И когда снова двинулись вперед, он не раз замечал, как пересиливая усталость, довольно споро идет Разгуляев, с трудом, отталкиваясь палками на сломанной лыже, поспевает и Абушев.

Танки они так и не нашли. На отдых расположились на опушке леса в старом глубоком капонире. Сняв лыжи, привалились спинами к промерзлой стене и сидели молча, в какой-то полудреме — ни разговаривать, ни двигаться не было сил.

Низов заставил себя очнуться от этого полузабытья, поднялся на непослушные после ходьбы ноги. Поежился — разгоряченная спина успела немного застыть. Потом осмотрелся. Седое, с дымкой утро обещало холодный день. Да и сейчас мороз закручивал все крепче.

Командир взглянул на часы. Приближалось время выхода на связь. «А сообщить практически нечего, — думал он. — В указанных для поиска квадратах танков не оказалось. И нашей вины здесь нет. Мы честно сделали свое дело. Тогда чья вина? Ничья. Но почему я об этом? Ведь можно доложить результаты разведки и спокойно ждать вечера, а потом вести группу обратно».

Еще ночью у Низова возникло сомнение в том, что в указанных квадратах могут быть танки. Он отогнал его и продолжал вести группу по намеченному маршруту. Потом Разгуляев сломал лыжу, и Низову стало не до сомнений.

И вот теперь, когда времени для раздумий хватало с избытком, он снова вернулся к тем мыслям. И то, что возникло подспудно, скорее как предчувствие, постепенно обретало четкость и конкретность. Ему даже не потребовалась карта, чтобы сверить свои соображения с данными обстановки. Низов помнил ее и так.