На другой день, коротая время перед поездом, я заглянул в Аполлоновку к знакомому фуражечнику и вдруг увидел на шлюпочном причале Кичкарюка. Вот тут-то мы с ним и поговорили. А потом перебрались в его домишко, благо он в двух шагах от старинного Лазаревского акведука, по которому бежала когда-то в госпиталь питьевая вода.

Во дворике Кичкарюков стояла детская коляска с семимесячным внуком.

— Вот еще один моряк, — счастливо улыбнулся дед, взяв мальца на руки. — Дочь вышла замуж за капитан-лейтенанта. Оба служат на Тихоокеанском флоте. Дочь — в матросском звании — на военной почте. Ну, а мальчонку врачи не посоветовали на острове держать. Климат не тот… Вот пока с нами живет. Бабка за нами смотрит — что за внуком, что за дедом. Обоих пестует. Нам без нее — пропасть…

Пока Мария Петровна наскоро собирала на стол, пока грелся чайник, рассматривали — вот уж не скучное занятие! — семейные фотографии. Бравый боцмаат[10] с броненосца «Орел» — отец Марии Петровны. Пережил Цусимское сражение, японский плен, гражданскую войну. Умер в сороковом… Вот линкор «Новороссийск», озорной матрос, забравшийся в тринадцатидюймовый ствол главного калибра и выглядывающий оттуда, чтобы показать, какие жерла у орудий линкора. Вот дочь Тамара в розовом свадебном платье, рядом стройный офицер в парадной морской форме…

В 1981 году Ивану Ивановичу Кичкарюку выдали удостоверение инвалида Великой Отечественной войны. Можно было бы порадоваться за него, если бы не омрачала радость одна мысль: четверть века понадобилось для того, чтобы справедливость восторжествовала.

С инвалидским удостоверением Иван Иванович ходил не долго. В одесском трамвае вытащили у него бумажник со всеми документами. Паспорт, правда, прислали по почте… И на том спасибо.

Знал бы тот ворюга, чьими льготами он собрался пользоваться.

Выдали Кичкарюку дубликат.

Красная книжечка пришлась как нельзя кстати. С ее помощью дед Иван трижды летал к дочери — помочь молодым обжиться на новом месте. А место ого-го какое — добраться в гарнизон или выбраться с него можно лишь пограничным катером, да и тот через узенький бурный проливчик часа два выгребает. Жизнь там лихая — то штормы по месяцу, то землетрясения, то цунами… Тамара не жалуется, как-никак внучка моряка, дочь моряка, жена моряка да и сама — морячка.

У семьи Кичкарюков — свое счастье, ни на чье не похожее, выстраданное, выхоженное, трудное… И все-таки счастье.

Вот попробуй тут не скажи: «Судьба». Огненный столб взрыва, искалечивший, но пощадивший матроса, будто повелел ему: «Живи здесь, подле страшного места, тут найдешь себе и суженую, и кров, и дело, и все, чем счастлив человек. Живи и помни!»

Иван Кичкарюк живет и помнит.