— Откройте! — закричал он. — Откройте, не то дверь сломаю. Пусть выйдет Марика. Откройте, нечистая сила…

Дверь отворилась. Появился Крофи, бледный как полотно; он явно дрожал.

— Что такое, Марци, спятил ты, что ли?

— Марика здесь?

— Здесь. Только что пришла.

— Враки.

— Я же говорю, только что пришла. Сию минуту.

— Почему была заперта дверь?

— Дверь? Дверь не была заперта, Марци. Ты что, пьян? — Девушка стояла уже за спиной Крофи. — Вот Марика, собирается уходить. Что тебе от нее надо?

— Мне? Не знаю еще. Но…

— Ступай, Марика. А ты, Марци, совсем забылся. Идите, а потом я с тобой рассчитаюсь. Пастуху не положено…

— Пойдем! — строго сказал Марци девушке.

Марика выскользнула из дома; не попрощавшись с приказчиком, они ушли, оставив его на пороге. Крофи смотрел им вслед. Обернувшись, Марци бросил на него взгляд. Приказчик тотчас скрылся в доме.

— Что он делал с тобой? — спросил Марци.

— Ничего, — ответила Марика. — Что он мог делать?

— Не ври!

— Ничего не делал.

— Смотри у меня! — И Марци погрозил ей кулаком.

— Ничего не делал, только хотел сделать.

— Хотел? — Он опустил руку.

— Ну да, хотел.

Марци остановился, раздумывая, не вернуться ли ему.

— Иди же, иди, — сказала Марика.

Заперев входную дверь, Крофи в гневе метался по комнате. Потом зажег лампу, сел к столу, но за работу не мог приняться.

«Ну погоди, сволочь! — негодовал он. — Задам я тебе. Сверну шею. Девчонка, дрянь этакая… Хорошо еще, что этот головорез не схватился за нож. Ну, я его… Ведь стоит спустить одному, как десяток других, глядя на него, обнаглеют. Потом с ними не справишься. И ведь как разбушевался! В дверь колотил, в окно. Все из-за девчонки своей, из-за Марики. Надо было отхлестать его плеткой. Тогда бы небось поджал хвост. Неужели эта шлюшка сказала ему, что придет ко мне? Вот до чего дело дошло! Ну, погодите же у меня!»

Вскочив с места, приказчик нахлобучил на голову круглую шляпу, украшенную перепелиным пером, и пошел на хутор проверить, все ли там в эту позднюю пору в порядке.

Похолодало, начал накрапывать дождь. Крофи вернулся, накинул кожаное пальто, взял короткую плетку. Когда он приблизился к первым домам, собаки набросились на него с бешеным лаем. Рассвирепели, словно в первый раз увидали его, и чуть с ног не сбили. Сначала он зашел в хлев, где стояли рабочие волы. Там спал, подстелив под себя тряпье, старый батрак; над его головой мигала плошка. Крофи едва успел осмотреться в полумраке, как батрак вскочил; ни слова не говоря, приказчик постоял немного и вышел.

— Никак решил, что волов крадут, — проворчал старик.

Какой-то мужчина побежал от сарая к батрацкому дому.

— Эй! — закричал ему вслед Крофи.

Мужчина остановился. Подойдя поближе, приказчик узнал Яни Керека.

— Что ты слоняешься здесь среди ночи? Почему не спишь в своей конуре? Чего рыскаешь, как собака?

Яни Керек молчал. Приказчик оставил его в покое. Постоял, раздумывая, не заглянуть ли ему в хлев, где держат убойный скот. Сегодня он не следил за вечерним кормлением. Крофи колебался, не желая снова встречаться с Марци. Но потом проскользнул в хлев. Там высоко на стене горела не одна, а несколько плошек, потому что помещение было огромное. Какой-то батрак еще копошился в углу возле коров, два других уже спали. На полу в ногах одного из спящих лежала, скорчившись от холода, собака. Крофи стегнул ее плеткой.

— Убирайся отсюда!

Тявкнув, собака убежала. Хозяин ее встрепенулся:

— Что такое? Какого черта… — Но тут же спохватился, узнав приказчика.

— Разве я не говорил тебе, старый прохвост, чтобы ты не брал сюда на ночь собаку? Увижу еще раз в хлеву этого пса — убью.

— Пса или меня? — пробормотал копошившийся возле коров батрак.

Крофи двинулся дальше, ворча себе под нос:

— Их ругай не ругай, что стенке говоришь. Толку никакого.

Он поманил к себе хлопотавшего в углу мужика и прошел с ним по всему хлеву. «Что ему здесь надо? — думал батрак. — В позднюю пору, среди ночи».

— Где Карикаш? — спросил приказчик.

— Тут где-то.

— Не вижу его.

— Тогда не знаю, где он. Поди выскочил куда на минутку.

— Хорошо сделал. Скоро он у меня окончательно выскочит отсюда. Много грехов у него на совести.

Батрак равнодушно молчал.

Во дворе Крофи огляделся. Два окна дома напротив хлева были освещены. Раньше света там не было — он бы заметил. Почему не дрыхнут, что делают ночью?

В каждой комнате батрацкого дома, просторной, с двумя окнами, разгороженной занавесками, ютилось по нескольку семей. Подойдя к освещенным окнам, Крофи заглянул в комнату.

— Остальным спать не дает, — проворчал он.

Сидя на краю постели, старик мазал чем-то ноги. Не торопясь, спокойно. Наверно, собачьим салом, чтобы не кашлять. Глупый народ. Сколько ни толкуй им о паутине и прочих их снадобьях, все понапрасну.

Приказчик побрел дальше. Дождь уже перестал накрапывать. Луна пробилась из-за туч, и свет ее залил хутор. Снова залаяли собаки. Не мешало бы их пугнуть выстрелом. Он хотел уже вернуться домой. Осмотр закончен, ничего не обнаружено. Но передумал. А запрещенная дойка! Только ночью, когда все спят, могут доить коров. Баба какая-нибудь спрячется во дворе, а потом проберется в хлев и подоит двух-трех коров. Возможно, не одна баба, а несколько. Батраки, среди них и Марци Карикаш, потворствуют бабам, значит, они их сообщники. Может статься, даже зарабатывают на своем молчании. Все тут разбойники, нет среди крестьян ни одного честного человека.

Крофи опять пошел в хлев.

«Ну, что он здесь потерял? — подумал один из батраков. — Уж больно подозрительный. Надо бы предупредить баб, чтоб они…»

— Корнерезку до сих пор не вымыли, — ворчал приказчик. — И в корзинах осталась сечка. Может, вы и своим свиньям хозяйский корм подсыпаете? Или сами его жрете? — Батрак молчал. — Скажи-ка, Михай, этих коров доят, так ведь?

— Никто их не доит, господин приказчик.

— Разве?

— Нет. Молока они уже не дают. Вымя у них сморщилось.

— То-то и дело, что у некоторых еще не сморщилось.

— Как же доить их, господин приказчик? Кому доить и когда? Мы тут неотлучно.

— Мне лучше не говори. В прошлом году поймал я тут бабу, вы тоже тогда здесь были…

— Меня, правда, не было.

— Тебя не было. Ты же в прошлом году еще не работал в хлеву. Но Резеш здесь был. И я его выгнал. Тогда тоже доили коров, а потом, чтобы замести следы, мазали им вымя навозом. Принеси-ка сюда коптилку. — И, не дожидаясь коптилки, он зажег спичку. — Гляди! А я что говорю? Вымя у нее набухло. Смотри у меня, не то прогоню вас всех четверых.

— Ничего я не знаю, господин приказчик. Не виноват я.

«Батрак всегда виноват, не чист на руку, — думал Крофи. — Не успеет родиться, как уже ломает голову, что бы такое украсть. Да как хозяина обмануть… Ну, да ладно. Пусть сам дьявол их караулит. Когда-нибудь вскроется нарыв. Разругаются, и один донесет на другого».

— Спокойной ночи, господин приказчик.

Крофи вышел во двор. Но, вместо того чтобы идти домой, спрятался за хлевом. Долго стоял в засаде. Наверно, час целый. Терпения у него на это хватало. Уж очень хотелось поймать преступника с поличным. Иначе не уснет он.

При свете луны виден был весь хутор, двор, дома. Собаки замолкли. Где-то в отдалении тявкнула разок-другой какая-то гуляка, убежавшая с хутора. Должно быть, полаяла на луну. Приказчик ждал. Он не чувствовал ни усталости, ни скуки, ни холода, и спать ему не хотелось. Верил в свое счастье, хотя и много неприятностей свалилось на него за последние два дня. История с этим паршивым цыганом. Да еще граф Андраш вогнал его в краску в присутствии батраков и этого городского хлюпика. История с цыганом, наверно, плохо для него кончится. Все ведь зависит от того, в каком настроении будет граф Берлогвари, когда ему донесут о ней. Хотя если и донесут, не беда. А старый цыган угрожал. С такими дикарями ничего нельзя знать наперед… Ах, вот оно что! Из дома выскользнула женщина. За ней следом мужчина. Ну, конечно, эти подлецы не действуют в одиночку. Да ведь это Марци Карикаш. В том доме живет Марика. Ну и ну!

Мужчина и женщина направляются к скотному двору. Скрываются за дверью. Нет их и нет… Приказчик подождал еще немного, потом осторожно подкрался к хлеву. Вошел туда. Сидя на скамеечке, мать Марики доила корову.

Крофи заговорил тихо, почти шепотом. Дело сделано, чего же теперь кричать, что он прогонит всех, что все воры. Баба плакала и клялась, что доит сегодня только второй раз. И то лишь потому, что Марика отнесла ему кувшин молока и дома не осталось ни капли. Приказчик и не сердился. Прекрасно, значит, во всем виновата старая ведьма, мать Марики, и Марци Карикаш замешан в деле.

Теперь уже Крофи мог спокойно идти домой спать. Он лег в постель, стал думать о случившемся. Ну и прохвосты! Бед с ними не оберешься. Кого хочешь до белого каления доведут. Если не следить за ними, не гонять их, растащат именье. Работать не станут, рук ни к чему не приложат и все разворуют. Даже от домов камня на камне не останется. И за все он в ответе. Что ни случись, он виноват. И когда работа не ладится, и когда что-нибудь пропадает, и когда запаздывают с уборкой урожая, и когда дождь льет не вовремя, и когда зерно намокает, и когда начинается падеж скота. А какое у него жалованье? Едва на жизнь хватает. Какую получит он благодарность? Никакой. Он же слышал, не нынче-завтра закатится звезда Чиллага. Видно, совсем скоро. Как пригодилось бы ему жалованье управляющего! Он смог бы посылать побольше в Веспрем старушке-матери и бедной сестренке. Сам жил бы по-барски. Не воровал бы, как Чиллаг.

В воскресенье весь день съезжались в усадьбу гости. Во время обеда, кроме графа Правонски, за столом сидело еще двое гостей, графиня Мендеи и старый барон Фадди, бывший губернатор комитата. Несколько господ приехали позже, среди дня; остальные — вечерним поездом. Ужин отложили до восьми часов. Столовую осветили ярче, чем обычно. Раздвинули обеденный стол. Граф и графиня Берлогвари распределили места за столом. Гостей надо было рассадить, принимая во внимание их возраст и положение в обществе. Редким гостям, не состоявшим в родстве с хозяевами, но достаточно именитым, предназначались более почетные места.