Когда блюдо было уже готово, Уоттс сказал:
— Давай садиться за стол.
— Это не то чтобы обеденный стол, — ответила я, соскальзывая с барного стула и обходя его.
— Согласен, он маленький, но для двоих идеально, — сказал он, ставя передо мной тарелку. Еда пахла великолепно, пока он готовил, но, когда оказалось готовая передо мной, аромат был в тысячу раз лучше.
Уоттс поставил свою тарелку на стол, пошел на кухню и вернулся к столу с серебряными приборами. Это была незначительная вещь, и я не уделила ей много внимания, но мне нравилось, что он знал, в каком ящике что искать. И что в моей квартире он чувствовал себя как дома.
— Вот, — сказал Уоттс, потянувшись через стол. — Ты же ешь спагетти ложкой? — спросил он.
Я покачала головой.
— Смотри, я покажу тебе.
Он продемонстрировал, как с помощью ложки накрутить спагетти вплотную к вилке. Я видела такое несколько раз, но только в кино или по телевизору. И никогда не была свидетелем того, как кто-то делает это в жизни.
Не уверена, была ли в этом какая-то связь, но наш разговор натолкнул меня на мысли о его воспитании. Из богатой ли он семьи? Учили ли его мама с папой правилам этикета, может, потому что проводили дома званые обеды?
Или, может быть, я себя накручивала. Возможно, это просто был он. Такой, какой есть. В любом случае, последняя тема, в которой я была заинтересована, — это наше воспитание и семьи.
— Ты всегда жила здесь? — спросил Уоттс, как будто прочитав мои мысли. Он окружил меня, словно жертву.
— Нет.
— Откуда ты?
Я прожевала пасту.
— Отовсюду.
— Весь мир или только Соединенные штаты?
— Только Штаты, — ответила я, чувствуя себя немного загнанной в угол. Он копался в моем прошлом или, по крайней мере, пытался сделать это в своей мягкой манере. Все-таки от этого я почувствовала себя немного неловко, хоть и не так, как если бы другие люди попытались прояснить мое прошлое.
— А, черт, — сказал Уоттс, вставая со стула, — я забыл завести таймер.
Я слышала, как он что-то бубнил по дороге в кухню. Затем он вернулся с подносом.
— Кростини. — Он держал блюдо передо мной. — Они неплохи и, возможно, даже хороши.
Я взяла кусочек хлеба и положила себе на тарелку.
— Все потрясающее. Уверена, и это блюдо тоже отлично приготовлено.
Когда он снова уселся, я ожидала продолжения вопросов, но этого не случилось. Вместо этого он рассказал мне о редкой книге, которую ему удалось продать на прошлой неделе. Я была рада, что он сменил тему.
Пока он не поинтересовался, училась ли я в колледже.
— Нет, — ответила я, держа бокал с вином напротив губ. — А ты? — я решила переключить внимание на него.
Он покачал головой.
— Нет.
— Не захотел или…?
— Или что?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Просто… Ничего, я думаю.
— Что насчет тебя? Почему ты не пошла? Ты умна, начитана, амбициозна…
Мой смех остановил его от продолжения.
— Насчет амбициозности даже не знаю.
— У тебя хорошая работа. — Он отломил кусочек кростини. — Это не общедоступное место. Как ты получила его?
Опять расспросы.
— Я не хотела работать где-либо за пределами государственного предприятия, — ответила я. — Экономика шла ко дну, а я искала в интернете рабочее место в государственной организации. Это предложение показалось интересным.
— А потом ты обнаружила, что это не так.
— Точно.
Между нами повисло напряжение. Я понимала, что он добывал информацию, и он знал о моей догадке. Я могла прочитать это в его глазах.
Это был самый странный ужин в моей жизни. Еда была замечательной, я была рада видеть Уоттса, но наше общение больше напоминало первое свидание, где двое кружат вокруг друг друга, выискивая, за что бы зацепиться в разговоре, пытаясь продолжить беседу.
Часть меня была готова полностью открыться Уоттсу, но вторая часть знала, он что-то скрывал от меня. Я могла начать первой, рассказав ему все, поведав о своем прошлом прежде, чем судить его. Но у меня было стойкое ощущение, что не стоит этого делать. Я как будто была заточена в своей башне уединения, и демоны оттягивали меня от Уоттса, убеждали остаться в своем закрытом мире.
Я, блядь, ненавидела это.
Я пыталась изучить его взгляд в поисках намека, который скрывают его глаза. Но не прочла в них ничего, кроме напряжения.
На протяжении некоторого времени мы заканчивали ужин в тишине, которая делала ситуацию еще более напряженной. Я ждала от него еще больше назойливых вопросов и знала, от меня он ожидал того же.
Я задавалась вопросом, как долго продлится этот изящный танец. Как скоро мы будем способны уважать личные границы друг друга?
Меня поразила догадка о том, что у меня был отличный способ для снятия тревожности.
Уоттс отнес наши тарелки на кухню. Я попросила его просто положить их в мойку, чтобы заняться ими завтра, потому что у меня на уме было кое-что другое.
***
Когда мы покинули мою квартиру, Уоттс не спросил, куда же мы направлялись. Выглядело так, будто он безоговорочно доверял мне и был настолько легкомысленным, что это не имело для него никакого значения. Он вел машину, я говорила куда сворачивать, в конце концов, мы приехали на парковку, и он остановил машину у самого здания.
— Собачий приют? — спросил он, глядя на вывеску.
— Хочу познакомить тебя с Винни.
Мы выбрались из машины, и он зашел за мной в здание. Из задней комнаты вышла Мег, держа в руках маленького щенка.
— Новенький? — спросила я.
Мег ответила:
— Да. Полицейские подобрали сегодня днем. Они нашли ее, блуждающую возле автобусной остановки. Она практически выскочила на дорогу.
Я протянула руку, чтобы погладить маленькую, черную как смоль, голову щенка.
— О, нет. Но, в конце концов, теперь ты спасена.
Мег заглянула мне за плечо.
Я произнесла:
— О, Мег, это мой друг... Даниель.
Я сомневалась, как мне назвать его. Уоттс? Некоторые люди сочли бы это имя странным, так что я просто представила его настоящим именем.
— Рад познакомиться, — сказал Уоттс.
— И я рада, — ответила Мег. — Мне всегда нужна помощь здесь. — Мег посмотрела на меня. — Но, я подозреваю, ты здесь ради своей девочки.
— Точно.
Я пошла в сторону двери, и Уоттс последовал за мной. Мег со щенком вышла на улицу.
Был еще один отличный момент в приюте. Все внимание сосредотачивалось на собаках. Я ни разу не слышала никакой личной информации от или о людях, которые работали здесь на добровольных основах.
Это и была причина, почему мне было комфортно привезти Уоттса сюда. Никто не собирался ни о чем спрашивать его, и даже если в следующий раз я прийду сюда одна, не будет никаких вопросов и никакого любопытства.
— Твоя девочка? — спросил он, следуя за мной по коридору.
— О, я разве не говорила тебе? У меня есть дочь, и она живет в собачьем приюте.
— Умничаешь, — сказал он, шлепнув меня по попке. — Я знаю, о ком она говорила, но твоя ли она? Ты, в конце концов, решила забрать ее?
Я покачала головой.
— Это, — произнесла я, торжественно представляя ее, — Винни.
Я отперла дверь в ее вольер и выпустила собаку. Встала на колени, и она облизала мое лицо, затем незамедлительно подошла к Уоттсу и уткнулась носом ему в промежность.
Я опустила голову и, закрыв руками лицо, покачала головой.
— Ладно, — сказал Уоттс, — не такое уж плохое приветствие.
Я засмеялась.
Мы повели Винни в собачий парк, примыкающий к приюту. В это время там не было никого кроме нас. Небо было предзакатным, воздух уже остыл. Винни бегала вокруг, обнюхивая землю, и возвращалась к нам, когда я хлопала.
Я встала на колени, а Уоттс остался стоять.
— Тебе не нравятся собаки? — спросила я.
— Нравятся.
— Тогда опускайся сюда и дай ей лакомство.
Он присел рядом со мной, и я подала ему угощение. Он держал лакомство в открытой ладони, Винни схватила угощение и растерзала в считанные секунды.
— У тебя были собаки в детстве? — спросил он.
— Нет. — Мой взгляд был направлен на Винни. — А у тебя?
— Две.
Я посмотрела на него.
— Правда? Какой породы?
Уоттс кивнул на Винни.
— Точно такие, как она.
— Что, правда?
— Ага, оба они были мальчиками. У меня, кажется, никогда не было сук.
Я засмеялась.
— Что? — спросил он, держа в руке новое угощение.
— Ничего.
— Расскажи мне. Мне не нравится, когда кто-то, кому есть, что сказать, не делает этого.
Я покачала головой.
— Я просто подумала... это просто глупая шутка. Когда ты сказал, что у тебя никогда не было сук, я собиралась ответить: «Хочешь одну?».
Уоттс не смеялся, но улыбнулся.
— И в этом случае ты говорила не о Винни.
— Что? Ох! — я изобразила шок. — Конечно, о ней. А что, ты думаешь, я подразумевала? Ты и твой грязный мозг.
На этот раз Уоттс рассмеялся.
— Я рад, что ты показала мне эту свою сторону.
— Я тоже.
Глава 6
Уоттс
Пока мы ели ужин, Кэтрин была непреклонной, умной, нисколько не обращающей внимания на мои попытки выяснить хоть что-то о ее прошлом. Она знала, что я делаю — могу сказать с уверенностью — поэтому слегка надавил, но отступил, когда стало понятно, что я ничего не получу.
Снова попытался, когда мы пошли смотреть собаку, и здесь у меня ничего не вышло. Так что я просто оставил это.
В ее глазах я не видел злости. Ничего, что свидетельствовало бы о том, что она расстроена моими вопросами. Все, что я увидел, — это волнение и страх.
Я не хотел, чтобы она чувствовала себя некомфортно, и уж точно не хотел пугать ее.
В эти несколько мгновений, по ее реакции на эти довольно безобидные вопросы, я уже не сомневался, что ее прошлое принесло ей огромную боль. Я знал это с тех пор, как увидел ее лицо, внезапно покинув номер в отеле той ночью, но то было другое. Я увидел это на глубинном уровне.
Эта боль все еще была хорошо скрыта. Мы оба были очень искусны в сокрытии нашего прошлого.
Вернувшись из приюта, мы пошли в ее квартиру, затем сидели и говорили о ее книжной коллекции. Она попросила меня посмотреть ее коллекцию на предмет наличия в ней какого-нибудь ценного экземпляра, который она могла бы продать, но беглый осмотр подтвердил, что ничего такого у нее не было.