— Зря вы себя изводите, Борис Ильич, — говорил меланхолически главный мастер завода, — уже пробовали и до вас, освободиться от примесей еще ни у кого не выходило…
Борис Ильич продолжал просиживать в лаборатории с утра до двух-трех часов ночи. Иногда столько вдыхал хлороформа, что его приходилось отвозить домой — засыпал на ходу.
Однажды поздней ночью наконец-то удалось получить образцы, которые выдержали бы все пробы наиболее требовательных и жестких западных фармакопеи.
Казалось, победа близко-близко.
Но — сорвалось!
Одна проба не выходила. При погружении пробирки с хлороформом в тающий снег хлороформ не должен давать мути, но, как ни старались, он эту муть давал.
Борис Ильич не мог есть, не мог спать, снова и снова экспериментировал — не получалось.
Однажды вечером, надышавшись хлороформом настолько, что уже нельзя было оставаться в лаборатории, он в самом дурном расположении духа отправился домой. Евгений Германович, Борис Леонидович, Фанни Николаевна, увидев его состояние, предложили отвлечься, поехать всей компанией в лес, сели в сани. Збарский сел за кучера.
«Была прекрасная лунная ночь. Меня все время не оставляла мысль о хлороформе, я все время думал об этой реакции с мутью. Совершенно неожиданно, вот, вот, где-то рядом, блеснула мысль. Да ведь это может быть не что иное, как примесь незначительных количеств воды, надо погрузить хлороформ вот в этот снег, и тогда следы влаги дадут эту муть!»
Он уже сгорал от нетерпения поскорее проверить эту простую и великую догадку там, в лаборатории. Уже не было для него ни лунной ночи, ни лесного поэтического очарования, ни прекрасного скрипа саней, ни смеха и шуток гостей. Не говоря им ни слова, он резко остановил коней, развернулся, повернул назад к дому, никто ничего не понимал, что случилось, почему назад, может быть, он испугался, что дома не потушены лампы, что пожар. Нет, нет, нет, говорил он, нахлестывая коней, все в порядке, просто уже поздняя ночь, пора, и волки могут попасться, домой, домой, скорей, скорей…
Бросил поводья выскочившему из дому и ждавшему их кучеру, кинулся не домой, а туда, туда, туда, в лабораторию, швырнув на ходу шубу, побежал к своим любимым и ненавистным колбам, пропустил небольшое количество очищенного хлороформа через хлористый кальций — он поглощает следы воды — и снова сделал, дрожа от страстного нетерпения, пробу на муть.
Образец, высушенный хлористым кальцием, мути не давал.
Мути не было!
Держа в руках пробирку, стал танцевать, сперва мазурку, потом полонез, потом польку-бабочку, что-то пел, ринулся к телефону, стал звонить лаборанту, разбудил его, спросонок тот ничего не понял, а поняв, закричал: «Урр-а! Бегу!»
Борис Ильич посмотрел на часы.
Три часа ночи.
Лаборант примчался в лабораторию тотчас же, и они уже вдвоем, и замирая, и еще не веря до конца, стали повторять манипуляции многократно, пока не убедились в неизменном результате — муть есть не что иное, как примесь воды.
И, убедившись в своем торжестве окончательно и бесповоротно, стали танцевать и петь уже вдвоем.
И, восстанавливая в памяти эти счастливые мгновения озарения, Борис Ильич никак не мог вспомнить, что именно они пели.
Полные душевного восторга, наконец решили пойти поспать. Теперь они имели право на сон — образец вполне чистого наркозного хлороформа, которого ждали тысячи раненых в лазаретах и госпиталях, найден!
Борис Ильич вошел тихо, на цыпочках, стараясь никого не будить. Однако в гостиной, несмотря на поздний час, все еще сидели Пастернак, Лундберг и Фанни Николаевна.
Все трое поняли по лицу Бориса Ильича — что-то случилось.
Борис Ильич сказал тихонько:
— Удалось. — И повторил торжествующе: — У-да-лось! Сегодня, в три часа ночи, я получил образец чистого наркозного хлороформа, ничуть не уступающего западным фирмам.
Фанни Николаевна уже доставала из поставца шампанское.
Пастернак был очень серьезен.
— Это все вышло, потому что мы поехали в лес. Лес и луна. И сердце, открытое состраданию. Не будь этого сердца, не было бы и открытия.
Евгений Германович разлил шампанское.
Молча чокнулись, молча выпили.
И неожиданно, размахнувшись, Збарский швырнул бокал об пол. Фанни Николаевна вскрикнула, Евгений Германович зааплодировал.
— Как я вас понимаю, — тихо сказал Пастернак.
Куда-то ушел, вернулся с веником и стал собирать осколки. Борис Ильич отнял у него веник, усадил за рояль.
Пастернак играл Скрябина.
УТРОМ БОРИС ИЛЬИЧ «ОТБИЛ» ТЕЛЕГРАММУ В ПЕТЕРБУРГ. На имя начальника Главного военно-санитарного управления принца Ольденбургского.
«Докладываю вам, что мною изобретен способ получения медицинского хлороформа для наркоза. Прошу ваших указаний. Урал, Всеволодо-Вильва, доктору химических наук Збарскому».
Трудно поверить, но уже тогда, в 1915 году, через час Б. И. получил ответную телеграмму. Ее содержание он и сейчас отчетливо помнит от первой до последней буквы:
ВСЕВОЛОДО ВИЛЬВА ТЧК ДОКТОРУ ХИМИИ ЗБАРСКОМУ ТЧК ЕГО ВЫСОЧЕСТВО ПРИНЦ ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ ПРИКАЗАЛ ЯВИТЬСЯ В ПЕТРОГРАД В СРЕДУ ДВАДЦАТОГО В ДВА ЧАСА ДНЯ НА АНГЛИЙСКУЮ НАБЕРЕЖНУЮ С ДОКЛАДОМ И ОБРАЗЦАМИ ВАШЕГО ХЛОРОФОРМА ТЧК ГЕНЕРАЛ ИОРДАНСКИЙ
Окрыленный и взбудораженный, Борис Ильич стал собираться в дорогу. Надо было спешить, генерал Иорданский уже назначил день недели и час приема — среда, два часа дня.
В лаборатории они заготовили склянки с образцами хлороформа. Обычно к чистому хлороформу, для того чтобы он не разлагался, прибавляли до 1/2% спирта. Но при этом удельный вес снижается. Ученому же хотелось представить также и образец совершенно чистого хлороформа, без примеси спирта, удельный вес которого точно соответствовал бы химически чистому хлороформу. Чтобы этот образец не мог в дороге разложиться, Збарский заказал небольшой ящичек с двойными стенками, обитый жестью. В промежутки между стенками он решил положить снег и по дороге на железнодорожных станциях его обновлять. Таким образом он рассчитывал сохранить драгоценный ящичек на холоде и избежать угрозы разложения.
Днем была получена и телеграмма от пермского губернатора, того самого, с двойной фамилией, который получал анонимки о революционной деятельности Збарского. Телеграмма повторяла приказ принца Ольденбургского о немедленном выезде Бориса Ильича в Петроград. Видимо, губернатор получил уже телеграфное указание проследить за своевременным отъездом ученого, и Збарский мысленно смеялся, думая, в какое изумление и смятение повергнула Лозино-Лозинского телеграмма из самого Петрограда, от самого принца Ольденбургского! Откуда и почему в столице империи могут знать само имя Бориса Ильича, и что за птица этот самый подозрительный тип Збарский, за которым уже следила губернская жандармерия…
УЕЗЖАЯ В ПЕТРОГРАД, он дал телеграмму в Москву Зинаиде Григорьевне, сообщавшую, что он выезжает в Петроград по вызову принца Ольденбургского, и снова мысленно улыбался, живо представляя ее искреннее изумление.
Остановился он в «Европейской» гостинице, и около часу дня, заблаговременно, был на Английской набережной во дворце принца, там помещалось Главное военно-санитарное управление.
Держа ящичек с образцами, поднялся по белой мраморной лестнице в приемную, его проводили к генералу Иорданскому.
— Пожалуйста, обождите здесь, в приемной… Вам назначено в два часа, еще рано.
Збарский сел, огляделся и только тут заметил множество ожидавших приема лиц, среди них и важные чиновники в вицмундирах, и генералы с аксельбантами.
Дежурный чиновник выкрикнул его фамилию. Он вошел в кабинет. У огромного письменного стола, крытого зеленым сукном, опираясь на палку, в кителе, стоял почтенный старец. Он сам стоял и не пригласил ученого сесть.
— Что же, — сказал он, внимательно вглядываясь в Бориса Ильича, — вам действительно удалось получить наркозный хлороформ?
Збарский открыл ящичек с двойными стенками.
— Смею заверить, этот хлороформ по своему качеству не уступает лучшим образцам западных стран.
Принц нажал кнопку, вошел дежурный чиновник.
— Пригласите генерала Анрепа. Немедленно.
Генерал Анреп был профессором Военно-медицинской академии и главным хирургом действующей армии.
Вошел Анреп.
— Вот господин Збарский привез из далекой Пермской губернии, с Урала, образцы, за которые несет ответственность. Дайте распоряжение — завтра должен быть готов анализ этих образцов с вашим авторитетным заключением.
Збарский предупредил:
— В одной бутылке у меня образцы с примесью спирта, в другой — чистый хлороформ, который я сохраняю все время на холоде. Хотелось бы, чтобы этот режим сохранился и сейчас.
— Хорошо, — сказал принц. — Завтра к двенадцати часам приходите ко мне за ответом.
«Вместе с профессором Военно-медицинской академии мы вышли из кабинета. Тут же, в приемной, он задал мне несколько вопросов, и я понял, как его занимает мое открытие.
— Можно ли изготовлять ваш хлороформ в большом количестве?
— Несомненно.
— А какое для вашего хлороформа необходимо сырье и есть ли оно?
— Сырье у нас в неограниченном количестве, и мы можем изготовить любое количество.
— Сегодня же произведем анализ вашего хлороформа. — Помедлив, добавил: — Как химический, так и физиологический.
Добавление было для Збарского неожиданным. До сих пор он думал — раз уж его хлороформ выдерживает все требования международной фармакопеи, значит, он вполне пригоден.
— Мы испытаем ваш хлороформ в качестве наркоза на кроликах.
— Смогу ли я, — с наружным спокойствием спросил Збарский, — узнать ответ раньше, чем он будет доложен принцу? Надеюсь, мое нетерпение вам понятно?
— Приезжайте завтра в одиннадцать часов утра в Институт экспериментальной медицины на Аптекарском острове, пройдите в химическую лабораторию и спросите там капитана Дверницкого.