— Ну-у…

— Избавь меня от подробностей! — отвернувшись, я уселся на стул, и подумал: когда это успели вырасти те две милые девочки, с которыми я нянчился и которым заплетал косы, в тех, кто уже носит мини-юбки и сводит все разговоры к мальчикам?

«Черт!» — выругался про себя. Я не был готов к этому!

— Между прочим, она уже неделю состоит в официальных отношениях с парнем из нашей школы — так любезно проинформировала меня Милли.

— Рад за нее — подперев рукой подборок, отвернулся я.

Двукратное «черт»! Ей всего тринадцать, а у нее уже есть бойфренд?! Просто фантастика!

— И он старше ее на два года — на секунду я перестал дышать. Ну, Милли! Готов спорить, что через несколько лет, стерва живущая в ней, не будет давать покоя всем окружающим.

— А про себя, что ничего не говоришь? Или же еще не нашелся тот сумасшедший, который позарится на… — окинув взглядом сверху донизу ее всю, я сделал вывод, что действительно пропустил многое. И Милли, и Эшли уже значительно вытянулись в росте и макушкой доставали мне до плеча. Исчезли детские черты из лиц уже юных девушек, короткие одинаковые стрижки отросли и превратились в длинные локоны светло-русых и каштановых оттенков. Даже знакомые голубые и серые глаза смотрели по-другому. И для всех этих изменений потребовались какие-то три года?! Почему я раньше не заметил этого, когда приезжал несколько месяцев назад?

— У меня уже назначено два свидания до конца этой недели. Притом с разными парнями.

— Женщина, в кого ты такая уродилась?! — оторопел я, когда в тот момент мне самодовольно улыбались.

— Вернон, а у тебя есть девушка? — послышался мамин голос из кухни, где они с Эшли скрылись. — Я все жду не дождусь, когда ты представишь нам кого-нибудь.

Ну, вот и первый позыв желания убраться отсюда куда подальше.

— Зачем, чтобы она с воплем убежала через десять минут?

— О чем это ты? — не поняла мама, ставя на стол большое блюдо с картофелем на нем.

— О том, что вы сильно напираете, особенно когда оказываетесь вместе в одном помещении.

— Хватит придумывать, Вернон — шлепнув меня по плечу полотенцем, она вновь скользнула в двери кухни.

— Дорогой братец — мне уже не нравился этот тон.

Наклонившись над столом и облокотившись о тот согнутыми руками, Милли приблизила свое лицо к моему.

— Знаешь, я видела такие классные джинсы в одном магазине…

— Итак, теперь ты стала еще и вымогательницей? — дернув вверх бровями, заключил я. — С этим дерьмом не ко мне — отмахнулся от нее.

— О, в таком случае, мне стоит рассказать маме о Мари? — хоть мой рот был еще пуст, я все же умудрился поперхнуться.

Как, твою мать, она узнала о Мари?!

— Вижу, ты удивлен. Что же, не стоит недооценивать младшую сестру, особенно когда у нее есть несколько козырей в запасе — подражая мне, поиграла она бровями, вертя перед моим носом своим телефоном, на экране которого светилась фотография меня и Мари из той компрометирующей фотоссесии, на которую я согласился под действием алкоголя. И все бы ничего, если бы только эта дура не выложила фотки на свою страницу в Фейсбуке!

— Я боюсь думать, что выйдет из тебя в будущем.

— А ты не думай, лучше дай мне денег. Я прошу сущие копейки — понимая, что проиграл, я потянулся к заднему карману джинсов, где лежал мой бумажник.

— Сколько, маленькая дьяволица?

— Всего сто тридцать пять баксов — закрыв глаза, я сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы прямо сейчас не встать со стула и не закричать.

— Это что за джинсы такие? — терпение мое ускользало как песок сквозь пальцы.

— Вернон, я присмотрела их в модном бутике. Не хочешь же ты, чтобы твоя любимая младшая сестричка ходила как оборванка? — ее улыбка во весь рот раздражала.

— Оборванка? Серьезно? — я не раз был наслышан от матери, что в последнее время запросы ее старшей дочери несколько возросли, и что шкаф уже ломился от переизбытка новых и совершенно бесполезных вещей, но думал, она немного преувеличивала. Сейчас я уже не был так уверен в том своем предположении.

С каменным выражением лица, я достал несколько купюр, суммой сто баксов. — Это все, что ты получишь от меня.

— Мама!

— Заткнись! — шикнул я. — Откуда ты вообще узнала о Мари?

— У моего друга есть друг, так брат того друга раньше встречался с этой самой Мари, и от него то нам и стало известно, что теперь эта девка одержала еще одну так называемую победу, — изобразила в воздухе кавычки — и над кем ты думаешь? Правильно. Надо тобой — схватив еще двадцатку, она разогнулась и, сложив руки на груди, брезгливо скривила губы. — Я была лучшего мнения о тебе.

Усмехнувшись и убрав истощавший бумажник, я расслабился и удобно развалился на стуле.

— А я о тебе. Верить всем подряд, знаешь ли… в любом случае, не тебе судить меня.

— Не мне?! — прокричала она, но опомнившись и бросив взгляд в сторону кухни, где над чем-то колдовали мама с Эшли, заговорила намного тише. — Не мне? — повторила она свой вопрос.

— Да, не тебе.

— Мне не все равно, когда мой брат водится с девицей, имеющей определенную репутацию. Куда подевалась твоя бывшая, как там ее? Дочь главы банка, которая — у меня отвисла челюсть.

— Ты и о ней знаешь?

— Ты редко отвечаешь на мои звонки, еще реже звонишь сам. Извини, что интересуюсь твоей жизнью.

— Не той стороной интересуешься.

— Вернон!

— Что? Мы повстречались немного, но она оказалась излишне навязчивой. И вообще, не рановато ли вести нам подобные разговоры?

— Дети сейчас очень быстро взрослеют.

— О чем ты?

— Неважно. Лучше скажи мне правду, пока две эти моралистки не вернулись. Когда ты, наконец, завяжешь настоящие отношения, вместо этого суррогата?

— Суррогата? — и почему я так часто слышу это? Ладно, то были друзья, но от этой пигалицы — это просто вверх, Вернон! — А сама-то? Два свидания, да?

— Это просто кино. И я ничего не чувствую к ним, Вер. Ничего серьезного.

— Вот и я не чувствую ничего, что могло бы меня задержать около какой-то одной.

— Тогда зачем? — участие на ее лице трогает меня.

— Не буду повторять вопрос, и отвечу сразу: ты еще слишком мала, чтобы понять… — слегка замялся — определенные мужские потребности.

— Секс? — уронив голову на стол, я бесшумно рассмеялся, от того серьезного тона, которым Милли произнесла это слово. Секс. Да, он многое объясняет, но ей я говорить об этом не намерен.

— Ты знаешь, что обескураживаешь?

— Это одно из моих многочисленных достоинств — то, как она пожимает плечами, и то, как говорит, пробуждает что-то нежное во мне. Поэтому схватив ее, крепко обнимаю и говорю:

— Обожаю тебя! Только Эш не слово — заговорщически подмигнув, улыбаюсь ей, а она кладет голову мне на плечо и грустно выдыхает.

— Мне действительно не хватает тебя, Вернон. Эшли, мама — я безмерно люблю их, но поговорить с ними не получается. А когда пытаюсь с тобой, то все выходит так, что я просто навязываюсь. Это больно — эти слова ранят меня. Моя семья и друзья — они все для меня, но когда я сбежал отсюда, то не подумал, что могу причинить кому-то боль. Я думал только о себе и о своем разбитом сердце.

— Может мы с Виктором не так, и отличаемся? — не замечаю, как произношу слова вслух.

— Ты по-прежнему зовешь папу по имени. Хотя, думаю, я могу понять тебя.

— Извини, Милли. Последние три с половиной года я был отвратительным старшим братом, но обещаю, я исправлюсь. Мне просто было необходимо время, после всего случившегося, и на какой-то момент, я забыл обо всех, кроме себя самого. Но этого больше не будет. Я хочу, чтобы ты чувствовала, что можешь обратиться ко мне в любой ситуации. Чтобы знала, что я всегда буду на твоей стороне — укрывшись от меня копной своих темных волос, Милли всхлипнула, но быстро утерла проступившие слезы, когда послышались тяжелые шаги.

Троекратное «черт»!

Виктор!

Его же не должно было сегодня быть здесь!

Глава 4

Леодеган

Я просматривал «Уолл-стрит-джорнел», когда услышал звук открывающихся дверей лифта. Быстро поднявшись и посмотрев в сторону кухонного островка, где сейчас заканчивала последние приготовления для званого обеда Габи, и, поняв, что она не заметила прибытие Пита, я подошел к нему и увел его в сторону.

Играющая в колонках музыка к пьесе «Розамунда, принцесса Кипра» Франца Шуберта в исполнении оркестра под управлением Вильгельма Фуртвенглера, которая была слышна во всех комнатах первого этажа пентхауса, позволила мне не беспокоиться, что наш разговор останется услышанным.

— Привет, приятель — обменявшись дружеским рукопожатием, я перехожу сразу к делу: — Ты выяснил?

— Прости, но я ничего не смог сделать. У нее был одноразовый мобильник — слова Пита вызвали во мне двойственное чувство: хотелось что-нибудь разрушить и в тот же момент сесть, и ничего не делать. Но на самом деле вся проблема заключалась в сложившейся истине, которая наконец-то дошла до меня и обрела свое законное место.

Все было кончено. Бесповоротно.

Теперь я уже не мог надеяться на последний шанс, который как думал, сможет мне помочь изменить что-то в представлении Габриэллы о жизни. В частности об отношениях между мужчиной и женщиной.

Больше не оставалось надежды, которую я берег, словно хрупкое существо в этой шестимесячной истории моей погони за призраком. Так же, как и веры в то, что сумей я понять пережитый ею ужас, я бы мог заставить ее относится ко мне по-другому. Но, как оказалось, Габи не нуждалась в излечении. Вчера она сама сказала об этом. Что причина ее не способности любить в чем-то другом. И если она смогла пережить ту историю и пойти дальше, почему цепи той ночи продолжали сковывать меня? Почему ее растерзанное тело до сих пор стояло у меня перед глазами и мучило во снах?

— Черт! — грубо тру лицо ладонями и прислоняюсь к стене.

— Эта бабенка умна, иначе бы она не смогла уйти живой из того дома — копируя мои действия, Пит становится рядом и скрещивает руки на груди. И только сейчас я осознаю, насколько мы трое схожи друг с другом. И не только внешне.