Я не должен был. Не имел прав. Но я почувствовал себя преданным. Брошенным. А еще была эта ядовитая ревность, которая душила мое горло своими длинными и мерзкими руками.

— Ты поэтому не смогла полюбить меня? Не потому что та ночь и последующие зверства Адама отняли у тебя эту способность. А потому что ты уже любила. Любила его? — подняв на меня свои глаза, она выглядела такой хрупкой и беззащитной, что у меня сжалось сердце. Я прочел свой ответ в них.

— Прошло сколько? Восемь, девять лет?! — я не мог поверить в это.

— Время не имеет значения. Мы всегда принадлежали друг другу — с моих губ слетел неровный выдох.

— Ты была ребенком! — уголки ее губ слегка приподнялись, но я знал, что это не было улыбкой.

Отрицательно покачав головой, Габи сказала:

— Ты сам прекрасно знаешь, что это не так. Прожитые годы — это всего лишь цифра. Когда я встретила его, мне не было одиннадцать лет. Я вообще не знаю, сколько мне было. Но, кажется, будто время после этого встало. Я многое узнала, сделала, но не сильно-то изменилась. Внутри я по-прежнему та девочка, которая бежала за ним. Девочка, которая была готова ради взрослого парня на все. Даже перенести все страдания за него. И поэтому я вновь причиню тебе боль. Я улетаю, Лео. Через час — это было крушением всего.

Сегодня, мы должны были осуществить наш план, и стать наконец-то свободными от Адама и всей этой проклятой Черной розы. Зажить тихой мирной жизнью, и обрести свое маленькое счастье. Вместе.

— Только не отворачивайся от меня! — встав передо мной, Габриэлла хватает меня за руку. — Хочешь, ударь! Скажи, что я жестокая тварь. Но не делай вид, что меня нет здесь — я не смотрю на нее, но боковым зрением замечаю горящие эмоции на ее лице. — Я знаю, что причинила тебе много страданий. Мое коварство нельзя оправдать. Я шла по головам, использовала людей, но ты все равно считал меня чуть ли не святой. Ты не представляешь, как я благодарна тебе. Моей жизни не хватит, чтобы отплатить тебе. И я люблю тебя. Той любовью, которая никогда не иссякнет. Ты моя семья и навсегда ею останешься.

— Но ты бросаешь меня — ее глаза расширяются, и какое-то мгновение она не двигается. Даже не дышит.

— Нет! Нам с Николасом просто нужно немного времени. Сейчас на меня свалилось слишком многое.

Николас. Не могу слышать это имя.

— Неужели? — саркастично выдаю я, что совершенно не свойственно мне при общении с ней. Но реакция Габи заводит в тупик. Ее глаза наливаются такой теплотой и нежностью, что это заставляет меня задрожать.

Опустив голову, она смотрит куда-то, а потом медленно поднимает руку. В ней зажат ровный глянцевый прямоугольник белого цвета.

— Что это?

— Сам посмотри — беру это из ее рук и переворачиваю. С фотографии на меня глядит маленький лучезарный ангелок, который является полной копией Габриэллы, за исключением небесно-голубах глаз Джейсона Коленза.

Дрожь в теле усиливается. Руки начинают так сильно дрожать, что фото выпадает из них и круговой спиралью опускается на мраморные полы этого пентхауса. Мой мир переворачивается. Это она. Живая.

Опускаю свой взгляд и вновь смотрю на снимок. Я не могу оторвать от него глаз. Я оцепенел. Но изображение не пропадает. Оно остается таким же четким и реальным, что все остальное вокруг искажается до жестокой изощренной шутки.

Это она! Я не мог не узнать ее, потому что в момент рождения этой девочки был там. В той запертой комнате, в которой не было никого кроме нас с Габи. В комнате в замке Андроуса, в которой мы вызвали искусственные роды недоношенному ребенку и вскоре после этого потеряли все.

— Как? — единственное, что удается произнести мне. Но вместо ответа она сжимает мое предплечье выше локтя. Я хочу посмотреть на нее. Хочу получить подтверждение, что это за правду. Но страх отвести взгляд от фото сильнее меня. Потому что на нем слишком много счастья.

— Он назвал ее Арабеллой — и тут я не выдерживаю. Слезы ручьем кататься по моим щекам, а в душе просыпается неведанный доселе гнев. Медленно разворачиваю голову к ней и хватаю за плечи, сжимая их. Мои глаза полыхают всеми разрушающими эмоциями сразу, потому что сейчас я не могу контролировать себя. Рожденная в эти мгновения ярость перечеркивает все сострадание, что я мог испытывать к Николасу Марино.

— Кто он? Кто он такой, чтобы скрывать ее от нас?! Чтобы он не значил для тебя, его не было! Ни тогда, когда ты узнала о беременности, ни тогда, когда пыталась сохранить ее! Это я! Я сражался с Эвелин. Я был все время рядом и принимал роды. Это я пытался защитить вас от тех… — и вновь воспоминания затягивают меня в водоворот и сводят с ума. Как в замкнутом круге.

Падая на колени, я уже не понимаю, ни кто я, ни что вокруг меня.

— Из-за того, что ты потеряла ее, я чуть не лишился еще и тебя, Габи — у меня не осталось больше сил. — Когда я узнал, что тебя еле откачали… Ты ведь понимаешь, что я последовал бы за тобой? Ты была единственной причиной, почему я выдержал все это и продолжил жить.

Опустившись, так же как и я на колени, Габи прижалась ко мне.

— Ты спас меня Лео. Всегда спасал.

— Почему он не сказал?

— Потому что Адам знал. Он охотился за ней, как и за ним. Но тогда у него не было достаточно сил, чтобы противостоять ему.

— Знал?

— Лео — взяв мое лицо в свои руки, она поцеловала каждый мой глаз, а затем прислонилась губами к моим губам. — Я должна идти. Прямо сейчас. Но я не могла сделать этого, пока не скажу тебе.

— Скажешь что?

— Скажу, что не оставляю тебя — она улыбнулась мне той улыбкой, которая значила, что все будет хорошо. — Не пройдет и месяца, как я вернусь за тобой. Теперь нечего бояться. Ты под защитой Николаса, и поэтому Адам не посмеет тронуть тебя.

— Я ничего не понимаю.

— Просто дай мне три недели. Я прошу только три недели. За это время разберись со всеми своими делами. Навести мать. Поговори уже с ней. Ваша ссора из-за меня не имеет смысла, и ты знаешь это. А потом я приеду, и мы будем все вместе. С нашей девочкой — потерев свой нос об мой, она встает на ноги и тянет меня за собой.

— Ты простила его? — я не могу в конце не спросить об этом.

— Ты должен понимать только одно — холодеет в мгновение она. — Все, что ты дал мне. Все те счастливые моменты — я не забуду их. Но это была лишь пародия на "возможную жизнь", Лео. Мне было хорошо, но я всегда выберу реальность, даже наполненную страданиями и болью, если только в ней будет он — последние сказанные ею слова в тот день я помнил и через много лет. Особенно, когда шесть лет спустя она вновь пыталась убить себя.

Больше книг на сайте - Knigoed.net