Пит еще очень юн, он моложе меня на целых десять лет, и когда я два с половиной года назад оформил опеку над ним, мне не казалось это чем-то серьезным. У меня были возможности, у него было то, что он мог предложить — этот союз был выгоден обеим сторонам. Но теперь, я действительно смотрю на него, как на полноценного члена семьи. Нашей небольшой семьи, в которую мы играем последнюю пару лет.

Питер был высоким и худощавым подростком, с копной светло-русых волос на голове. Правда, его глаза отличались от наших с Габриэллой темных — они были светлыми, цвета морской воды в обрамлении пушистых белых ресниц. Но то, что все мы были натуральными блондинами, хотя и разных оттенков, со стороны, казалось, объединяло нас еще больше.

Иногда я фантазировал, что если бы обстоятельства сложились иначе, у нас с Габи мог в действительности быть ребенок, похожий на него. Может быть, он и родился бы им. Но это была только мечта.

— Твое молчание меня пугает. Говори, имеет ли смысл продолжать? — выпустив накопившийся воздух через рот, я оттолкнулся от стены и решительно произнес:

— Нет. Сворачиваем все. Людям перечислишь деньги и прощайся.

— Так просто? Это на тебя не похоже — глаза парня расширяются, показывая, что он действительно удивлен.

— Просто мне вчера указали на ошибки. Раз то, что есть у Спенсер не даст мне ответов, то стоят ли поиски прилагаемых усилий и вложений? — понимая, что больше не осталось слов, которые я бы хотел утаить от Габи, я пошел внутрь дома, ожидая, что Пит последует за мной.

— Что такого у нее было? — но он не двинулся с места.

— Забудь — говорю, останавливаясь, но, не поворачивая головы.

— Ну, нет! Ты забыл, что я тоже приложил усилия к ее поимке? Может даже больше чем ты — разворачиваюсь, чтобы дать подзатыльник обнаглевшему мальцу, но слышу восторженный окрик:

— Питер! — в ее голосе столько радости от встречи с ним, что мое сердце сжимается.

Габи и Пита разделяет около пяти лет, но ее отношение к нему нельзя назвать иначе, чем материнское. Она в действительности обожает этого паренька, и готова сделать для его блага столько же, сколько и для моего. Ну, может быть чуточку меньше.

— О! Привет — его голос дрожит, и он опускает глаза, пытаясь спрятать появившийся румянец, но я замечаю его. Все-таки наградив того легкой затрещиной, я подталкиваю его и с улыбкой произношу:

— Слюни подотри и пошли за стол — он пронзает меня сердитым взглядом, но это еще больше веселит меня.

— Я так рада тебе! — улыбается ему Габи, обнимая за талию. — Я ужасно скучала.

— Я тоже — бубня себе под нос, шепчет он, но она не просит повторить. Просто сильнее прижимается и не сводит с его лица сияющих глаз, от чего, Пит еще больше покрывается краской.

— Детка, ты смущаешь мне ребенка.

— Я не ребенок! — тут же возмущается он. — И вообще, она не смущает меня. Я… — но слова застревают в его горле.

— Знаю, можешь ничего не говорить. Достаточно того, что ты пускаешь меня в личное пространство — Габи нежно проводит рукой по его рубашке. — И ты носишь мой подарок.

— Мне она нравится, но я боюсь испачкать ее или еще как-нибудь испортить.

— Не переживай из-за этого. Я подарю тебе еще не одну рубашку. Можем вместе пройтись по магазинам, и купить все, что ты захочешь. Только ты и я. А еще кино и мороженное.

— Я не ребенок — поникшим голосом повторяет он.

— Приятель, ты не понял? Она только что назначила тебе свидание! — я пытаюсь быть игривым, но в душе скребут кошки.

Пит многое пережил, побывав в системе опеки. Приемные семьи не отличались хорошим и ласковым отношением. Чаще это были безразличные до него люди. Но бывало и так, что он попадал к садистам, которые не кичились пользоваться своим превосходством и кулаками.

— Отвали! И не думай, что я просто так сдамся — зажмуриваюсь и стискиваю зубы от злости.

— Ты не можешь следить за тем, что говоришь и в чьем присутствии ты это говоришь? — шиплю я.

— У меня нет никакого желания выяснять, что под этим скрывается, Лео. Давайте сегодня забудем обо всем и просто насладимся вечером и обществом друг друга — издаю вздох облегчения, слыша ее слова.

— Я только «за» — говорю и подмигиваю своей красавице.

— Я тоже — следом за мной произносит Пит.

— Вот и отлично. Но для начала ты пойдешь и вымоешь руки — усмехаюсь тому, как безропотно парень следует ее словам.

— Слушаешься мамочку? — но в ответ получаю неприличный жест рукой.

— Габи, детка, ты только посмотри!

— Ты сам напросился, милый. Я тебе уже миллион раз говорила, чтобы ты перестал его подначивать.

— Да ладно тебе. Здоровая доля юмора нам не помешает.

— Неужели? Тогда ты тоже, иди и вымой руки — было немного унизительно, когда послышался смешок со второго этажа. Но совсем унизительно стало тогда, когда я встал, и пошел исполнять сказанное ей.

Вернон

После того семейного ужина прошло уже несколько недель. Но каждый день этого времени был для меня, словно миг. Вспышка, за которой следовало повторение. И так раз за разом. Мне казалось, я стал одержимым. Совершал ряд каких-то бессмысленных поступков, и, хотя понимал это, не мог заставить себя остановится и прекратить. Это было как наваждение. Один взгляд, и рычажок внутри повернут. Завод не остановить.

Но начнем по порядку.

Виктор.

В тот день у него был запланирован вечер покера с его «друзьями», который обычно продолжался до самого утра, но что-то разладилось в привычной схеме, отчего он вернулся домой. Найдя там меня, он, конечно же, не упустил возможности заточить свой язык поострее. В свою очередь, я тоже не стал молчать, и отвечал на каждый его выпад. Очень скоро это переросло в крупный скандал с попытками Вика втянуть меня еще и в драку. Но та злость, что пылала в его глазах, была слишком знакома мне. Для него, я был таким же спусковым механизмом, как и он для меня. Но, несмотря ни на что, я никогда бы не поднял руки на своего родителя.

Поэтому я сбежал. Как бежал каждый раз.

Следующие два дня полностью стерлись из моей памяти. Очнулся я, когда мое тело было насильно затолкано в ванну и поливалось ледяной водой. Да, это немного помогло мне прийти в норму, но Робу пришлось еще целый день сидеть возле моей кровати, отпаивая меня и следя, чтобы я вновь не нырнул в болото, из которого он вытаскивал меня на протяжении последних пяти лет.

Проснувшись на следующие сутки оттого, что надо мной нависало тело, требующее отвезти его в университет для встречи с куратором его диссертации, мне не нашлось что возразить. Быстро собравшись, мы в мгновение оказались в машине, а потом и возле Колумбии. Бросив мне, что он ненадолго и чтобы я непременно дождался его, Роб скрылся из виду, а я, откинув спинку кресла, сложил руки на груди и придремал.

Так продолжалось какое-то время. Затем, почувствовав очередной спазм в желудке, я вышел наружу. Свежий воздух должен помочь мне — твердил я себе.

Закрыв глаза и подняв голову к небу, я стоял и размеренно дышал, пока не ощутил это. Словно что-то невидимое касалось меня, подавая в тело и разум едва различимые электрические импульсы.

Мгновенно напрягшись, я медленно разомкнул глаза и посмотрел вперед.

Мне не нужно было говорить, кем она являлась. Теперь все мои вопросы отпали сами собой. Я знал, почему он выбрал ее. Почему так рьяно хотел защитить.

Кристин Адерли. Она стояла в нескольких метрах от меня и с легким прищуром буквально пронзала своими глазами. Ее взгляд был настолько сильным, что, казалось, мог влезть внутрь меня и разворотить всего на кусочки. Это была сила, с которой я не сталкивался прежде, и с которой, не уверен, что мог тягаться.

Но было кое-что еще. То, что приковало меня к земле и не позволяло сделать и шагу; не позволяло вздохнуть.

Ее красота — она обезоружила меня. Заставила ощутить тоску и одиночество. Как будто мне не хватало… ее.

Но разве такое возможно?!

Разве один взгляд на незнакомого человека мог указать мне на пробоины своей жизни, которых я не замечал ранее? Которых не чувствовал? Не осознавал?

Продолжая стоять на месте, я рассматривал ее так внимательно и детально, как никогда и никого в жизни, одновременно прокручивая в голове слова Роба, которые три дня назад не воспринял всерьез.

Он говорил, что она очень красива, но разве это фраза могла в полной мере описать тот восторг, который я ощущал, смотря на нее? Разве те идеальные детали, которые вместе образовывали еще более совершенную картину, могли подойти под описание «очень красивая»?

Нет, это девушка была нечто большим. В ней был какой-то секрет, тайна, которую она охраняла. Это читалось по ее глазам, манере держаться. Она опасалась чего-то во мне, и поэтому выставила все свои барьеры наружу — предостерегая. Но уже тогда, еще при первой встрече с ними, во мне уже горел азарт вторгнуться в их мир и…

А что «и»?

Я не знаю. Не могу объяснить этого, но я буду делать все, чтобы приблизиться к ней. Она мой билет туда, где нет боли воспоминаний. Место, куда я с желанием буду сбегать. А ее дружок послужит мне приятным дополнением.

— Мисс А… Адерли — к ней подошел какой-то мужчина лет тридцати пяти-сорока, немного склонил голову, будто был ее слугой или вроде того, а затем, заметив наше переглядывание, замялся, что выразилось в его запинании, при обращении по фамилии. Но она не обратила на него никакого внимания. Ее глаза до сих пор были прикованы ко мне — в них отражалось недовольство и напряжение. Первое мне не понравилось, а второе — было по душе. Но когда мужчина повторно произнес ее имя, она просто повернула голову и пошла вперед, словно никогда не было последних мгновений. Словно вообще никого не существовало вокруг. А каждое движение ее тела кричало о королевской уверенности, твердости и высокомерии.

Почувствовав, как с ее удалением исчезает напряженность в теле, я наконец-то нормально вздохнул и самодовольно улыбнулся.