Изменить стиль страницы

6 глава

— Как я попаду в другой мир? Мне придется умереть в этом?

— По сути, все вы только мысли, которые легко лишить телесной оболочки.

Я представила на минуту, что мои мысли вдруг материализовались. Уууфф… у меня были не самые идеальные мысли.

— Если не передумала спасти свою сестру и ее дружка, то дай мне свою ладонь…

Я протянула руку демону. Даже гордясь тем, что она почти не дрожала. Он плотоядно улыбнулся, поднося ладонь к губам. Со стороны все выглядело так романтично. Вот только острые клыки пропороли кожу, причиняя острую боль. Мир поплыл перед глазами.

Тьма, тьма, тьма. Холод. Я не знала, сколько прошло времени в темноте.

Первые осязательные ощущения — холодок по коже. Звон.

Одинокий крохотный огонек во тьме. Я двинулась навстречу единственному ориентиру, едва передвигаясь в липком тумане. Потратив последние силы, чтобы вырваться на свет.

И оказалась в темнице.

Стоило ради этого так стараться.

Я стояла посредине камеры, в которой и смотреть было не на что. По стенам скамейки. В центре — низенький стол. Стены из камня. Окон нет. Вот и все… камень и одиночество.

Я села на край скамьи и сжала руки в кулаки. Разжала. Посмотрела на них внимательно, как будто видела их впервые в жизни. Эти обломанные ногти с дорожкой пыли по каемке. Выступающие веточки вен на тонких запястьях. Ощупала свое лицо. Мои руки, тело, лицо — я совсем не изменилась.

Я забарабанила что есть мочи в дверь, не жалея сил и рук, пока не выдохлась.

Никто не пришел. Ко всему привычная стража даже не обернулась.

Я сползла на холодный пол и захлюпала носом.

На четвертый день заточения, ожидая желеобразный обед, я дождалась конвоиров. Два молодца человеческой наружности вытолкали меня из камеры и проводили к сержанту.

Указав глазами на стул, немолодой и грузный сержант (как я перевела на земной манер его невысокий чин) сел напротив, влепив мне в лицо рыжие, как ржавчина, зрачки.

— Ну-ну… не бойся, — я судорожно вздохнула, растирая окоченевшие кисти рук, — мы всего лишь зададим пару вопросов.

Почесав морщинистый лоб, он продолжил.

— Приступим… Владислава, если не ошибаюсь?

Я, молча, кивнула, изо всех сил стараясь не зареветь.

— Хорошо, девочка, если так пойдет и дальше, очень скоро ты окажешься на свободе. Так-так… ты у нас не горная?

Я еще раз кивнула. На всякий случай.

— Но и не из Поднебесья?

Шея привычно дернулась вверх-вниз.

— Так откуда ты? Из народов Ушедших? Но они вымерли.

Воцарилось тягостное молчание. Я прикрыла опухшие глаза. Какие-то шедшие вымерли? Как динозавры.

Голос сержанта зазвенел сталью.

— Девочка, у нас тут война, а не чертова прогулка под звездами…

Сержант недоверчиво просверлил меня глазами.

— Возможно, — сухо ответил капитан, — заметь, я произнес, возможно — ты действительно ничего не помнишь. Допустим, контузия. Если это так, мы отправим тебя к психам.

Он кивнул ближайшему охраннику у двери.

— Отведи ее обратно. Для курса «покаяния» сойдет. — Капитан, игнорируя меня, упорно смотрел в сторону. — Если и это не поможет, мне жаль тебя, девочка.

С потолка назойливо капала вода. Камера — каменный мешок с выщербленными стенами — сводила с ума. Я брезгливо поковырялась в отвратительном на вид желе. Зачерпнув горку сизого нечто, попробовала было донести до рта, но остановилась на полпути. Ложка жалобно звякнула, ударившись о противоположенную стену. Дверь распахнулась, впуская девушку. Милейшее создание с длинными темными волосами и рубиновыми ягодами глаз на круглом лице.

Она нерешительно остановилась на пороге и тут же повернулась к двери, стуча по ней сжатыми кулачками:

— Выпустите меня! Я ни в чем не виновата!

В ответ послышалось эхо уходящих шагов и звонкие удары воды о камень.

— Все мы здесь по ошибке, — я с интересом изучала новенькую.

Несчастная несколько раз толкнула дверь и, выдохнувшись, опустилась на скамью.

— Они обвиняют меня в незаконной связи…

— Я потеряла память, поэтому плохо ориентируюсь в законах, — затараторила я заранее подготовленную отговорку.

— Я обучаюсь… обучалась на врача, возможно могла бы тебе помочь, но теперь… — Лицо девушки подернулось злостью, — Не переношу солдафонов. Они все помешены на своей войне, а мы должны собирать по кусочкам кости и сшивать разорванные раны.

— Как долго идет война?

— Ты не помнишь? — В ее лице отразились попеременно ужас и жалость. — Мы всегда стремились к прогрессу, развивались технологически. А Горные — другие. Не такие как МЫ. И всегда такими были. Это они развязали войну.

Мы невольно вздрогнули от далекого крика, сорвавшегося в тонкий визг.

— А дальше и рассказывать нечего. Никто и не знает толком, с чего началась война. Я с ума здесь сойду, — продолжила она без перехода и вдруг зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ничего, — я легонько коснулась ее плеча, — трудно только первое время, а потом привыкаешь.

Я не собиралась исходить слезами, собрав всю свою волю, точно сжатая пружинка. Я ждала, что предпримут мои тюремщики.