40 глава

— Его отравили! Позовите врача! Да позовите же вы кого-нибудь… — хрупкие ладони неожиданно сильно вцепились в остывающее тело.

Негодующий ропот гостей и отдельные смешки из толпы слуг послужили ей ответом.

— Он умер. Оставь его, Виктория, — епископ смиренно вознес молитву за упокой души отравленного офицера, но ни на мгновенье не обманул. Уж ей ли не знать, как люто ненавидел ее священнослужитель.

— От церкви мне помощи и не ожидать… — Обведя сухими глазами тронный зал, она остановила взгляд на графе. Ее муж. Он любил изысканное общество на балах и не любил скандалы, связанные с его именем. Ну что ж, придется привыкать, — решила графиня и потеряла сознание.

Виктория очнулась в собственной кровати. Граф с минуту постоял над ней, неизменно спокойный и собранный, и вышел позвать врача.

Графиня резко села в кровати, так, что закружилась голова. Ее любовника отравили. Но кто мог совершить такое. И как ей жить дальше без него. Граф сошлет ее в дальнее поместье и забудет. Скандалы с ее именем постепенно стихнут, но как быть ей?

Странно, что смерть Фредерика, не вызывала в ней такого непробудного горя, как вчера.

— Почему я не страдаю? — графиня приподнялась на руках. Зеркало на трюмо отразило ее лицо. Бледное и сосредоточенное. С тонкими невыразительными чертами и спокойным взглядом.

Сердце ее, так неистово метавшееся вчера, билось ровно. Пальцы безмятежно лежали поверх одеяла, словно не тискали день назад подол платья, грозясь оторвать клок.

Виктория и ее супруг вернулись в деревню. Сад был превосходен и довольно уютен, но по сравнению с городом — тих, а деревенская жизнь — пресна. Поместье, хоть и небольшое, производило благоприятное впечатление, но осведомленные о скандале слуги, хотя делали каменные лица, слишком много шептались за их спинами. И графине было превосходно известно о ком.

Обед прошел в тягостном молчании. Постукивание туфельки Виктории, да звон столовых приборов — все, что нарушало тишину.

— Нет, это невыносимо, — Графиня вышла из-за стола, намереваясь укрыться в своей комнате. Любопытные взгляды слуг ползали по лицу, подобно отвратительным насекомым. Хотелось стряхнуть их руками.

Тяжелая рука сдавила ее плечо и развернула назад. Перед ней стоял разгневанный граф.

— Вы изволите сесть за стол и завершить трапезу вместе со мной. Я и так выставил себя дураком перед всем светом, но уж теперь Вы будете вести себя, как примерная жена.

— Но я не обязана… — начала было Виктория, но оборвала фразу. Впервые за многие месяцы, он находился так близко. Она ясно видела блестящие зрачки графа и, казалось, даже темную душу в глубине.

Виктория послушно села и взяла вилку.

— Как Вам будет угодно, — прошипела графиня, стараясь выглядеть спокойной. Кусок говядины не лез в глотку, но она старательно жевала, не отрывая взор от резных подсвечников на столе.

— И так, как прошел день? — учтиво спросил граф, но было видно, что разговор также тягостен ему, как и ей.

Виктория бросила на мужа долгий взгляд. «Слишком мрачен и нахмурен, но далеко не урод. И отчего графиня не любила его?» — подумала она отрешенно и тут же замерла, пораженная удивительным открытием. Виктория только что думала о себе в третьем лице, как о другом человеке.

В ответ на ее молчание, граф еще больше нахмурился и тоже смолк.

Освежающая роса ласкала ступни. Виктория давно сняла туфли и шла по траве босиком. Всю ночь ей снились тревожные сны, и утро принесло облегчение разгоряченной душе.

С опозданием она отметила, что ни разу за прошедший день не вспоминала Фредерика. А ведь он погиб совсем недавно и след от его потери должен был ощущаться острее.

Память о нем тревожила неясностью и пустотой в сердце.

«И это тот человек, ради которого я собиралась пожертвовать всем, даже своей жизнью» — размышляла Виктория, поднесла к лицу ароматный синенький цветок. Теплый запах приятно щекотал нос.

Графиня обошла дом и шла теперь по узкой тропинке, гадая, куда она ее приведет. Стояло необычайно свежее умытое утро и не хотелось ни о чем думать, но назойливые мысли не отступали.

«Я не знаю, куда иду, — осознала она, — не ведаю, что там, за изгибом тропы, за стволами садовых деревьев. Как я могу не знать этого, если совершенно четко помню, что бывала тут раньше. Мы провели за городом два месяца в прошлом лете. Я еще не познакомилась с Фредериком, но уже тогда не выносила графа за его сдержанность и надменность».

Граф вышел в сад и даже сделал пару шагов к конюшне, когда на тропинке появилась Виктория.

Привычный ко всему за второй год супружеской жизни, он удивился, увидев графиню простоволосую и босоногую. Она шла, держа атласные туфельки в руках, подол платья вымок от росы. На ее лице виднелось какое-то беспокойство, но не было ни горести, ни сломлености. Казалось, она и думать забыла о недавней смерти любовника.

— Я вижу, деревенский воздух сделал вас ранней пташкой.

Темные глаза графа вызывали в ней смутное беспокойство. Она приблизилась.

— Мы были здесь прошлым летом?

— Почему ты спрашиваешь? Надеешься, что я поверю в потерю памяти или в еще какой-нибудь бред, нашептанный этими нежными губками? — лицо графа приняло отрешенное выражение. А ведь мгновением раньше, Виктории казалось, что он любуется ею.

— Я не помню этого сада, реки, что протекает за поместьем…

— Я не удивлен. Балы и танцы занимали вас больше, нежели прогулки по саду, — он на глазах мрачнел, и Виктория с удивлением уловила в его голосе ревность.

— Я собираюсь проведать соседей и вернусь к обеду, — попрощался граф и стремительно пересек лужайку, скрывшись в конюшне.

Виктории снилась птица. Она пролетала над ее головой. Чьи-то руки сжимали ружье. Выстрел. Это были ее руки. Птица вздрогнула в полете, но не упала.

Белое перо, плавно кружась, приземлилось на землю возле ног графини, как большая снежинка.

Виктория перевернулась во сне и стиснула руками шелковую наволочку.

Взгляды слуг больше не занимали Викторию, куда больше ее пугала собственная забывчивость.

Даже отражение в зеркале странно волновало ее, она касалась его рукой, словно гладила собственные черты и не могла наглядеться. Эти уложенные волосы и завитки у лба страшно раздражали графиню, мешая разглядеть лицо.

Вошел граф, замерев за ее спиной.

— Любуетесь, словно девочка, впервые осознавшая собственную привлекательность.

— Прошу тебя…

— Знаете, о чем я подумал, впервые увидев Вас, графиня? Какое нежное лицо, сияющее изнутри. В следующий раз я решил, что Вы необычайно похожи на тех куколок с фарфоровыми личиками и тряпичными телами, которых так любили прижимать к себе мои сестры. Но познакомившись с Вами ближе, я вдруг вспомнил, как отрывал в детстве фарфоровым куклам их прелестные головки.

Граф повернулся и вышел, притворив за собой дверь.