34 глава

Он пребольно упал на все четыре лапы. Мелкий щебень впился в подушечки, когти царапнули камни покрупнее. Голова мотнулась туда-сюда, норовя упасть на мохнатую грудь. Прыжок — он перепрыгнул через овраг и прибавил ходу. Как будто это могло помочь ему выжить. Не сойти с ума. Дойти до своей заветной…

Каждый встречный преспокойно мог воткнуть в него нож. Воткнуть и провернуть лишь за то, что он "не такой".

Подвернутая в азарте бега лапа, дала о себе знать. Большое тело перевернулось, распластавшись на траве. Он ткнулся в нежную поросль носом и глубоко втянул запах. Если ему суждено погибнуть, последнее, что он запомнит: мягкую траву и собственно прерывистое дыхание.

Услышать бы ее голос в голове, хоть одно словечко… это всегда помогало. Прежде.

Она вобрала в себя все краски, что встретила по дороге. Собрала, как осколки магического зеркала. Окутала себя ими прежде, чем превратиться в тень.

… вообразить себя туманной дымкой… легким облачком… невесомым маревом над водой…

— Вилия, Вилия… — кто-то настойчиво повторял имя. Сбивая ее с тончайших нитей.

— Вилия, да куда же запропастилась эта проклятая девчонка! Иди и ищи ее! Где только носит…

Вкус неба такой… холодный… щекочущий…

— Ви, лучше б тебе появиться передо мной!

Девочка возникла, словно из неоткуда. Отстукивая мелодию босыми пятками, она побежала к дому, пронырнув под ногами старой женщины.

Объект исследований — один из людей — возник прямо перед его лицом.

— А ты говорил, что дохлый! Ан нет — жив пока.

Он, не поднимая век, чувствовал, что на него смотрят. Вскоре к одной паре глаз, присоединилась вторая.

— Чудной какой… серебристый.

Мир вокруг был как будто узнаваемый, но что-то пошло чуть-чуть не так. А потом пришло ощущение потери. Он вновь попал не туда… пора бы привыкнуть к поражению. И эти люди кругом… он должен был попасть к теням.

Стиль мира приближался к символизму. Грубые лица и домотканые одежды. Чистые и тонкие контуры цветов, изгибы ветвей, нежный оттенок желтоватого неба подчеркивали топорные фигуры людей. И этот невыразимо красивый цвет солнца, теплый, алый, возможно последнее, что он увидит.

Странные мужчины и женщины несли к нему камни. Ожесточенные под этой тяжестью, они обливались потом, но закидывали огромного серебристого монстра посмертными валунами. Во избежание его оживления… Серые люди под серой ношей. Трясущиеся в страхе души. Сущие тени. Может он не ошибся миром?

Когда огромное тело поглотила каменная волна, последний человек бросил некрупный камешек и поспешил убраться с поляны. Всем известно, что в этих местах и днем то опасно — чего уж там говорить про ночь.

Но, кажется, все эти камни только и ждали, когда стихнут в дали последние шаги. Пирамида начала медленно рушиться. И вот из-под валуна показалась человеческая рука. Припорошенная каменной пылью. Сжалась в кулак.

Девочка сосредоточенно создавала бабочек. Синие крылья, такого же безмятежно-синего оттенка, как ее собственные глаза, маленькие подвижные усики. Крошечные черные бусины-зрачки.

— Хватит… — окрик резкий, как удар по лицу. Вилия медленно повернулась к вошедшему. Отец.

— Я не желаю, чтоб ты расходовала свою силу на всякую ерунду. Твоя наставница жалуется, что ты исчезаешь, не желая заниматься.

Отец говорил и говорил, но Ви смотрела на его ноги, не поднимая головы. Он держался на расстоянии. Тоже боится, как и все они.

— Вилия, ты выходишь из-под контроля. Мне не хотелось этого делать, а все же…

— Я не одна из них и не хочу уходить к ним.

— Здесь ты ничему не научишься… дочь, — она вздрогнула. Давно он не называл ее так. Ви прислушалась к себе. К неслышному шагу времени, когда она была чей то дочерью.

— Они не так страшны, как о НИХ говорят. Ты знаешь темную челядь. У тех все, что за гранью понимания — вызывает отвращение.

Он говорил еще и еще, пока не заметил, что глаза девочки пусты, обращенные вовнутрь.

На следующий день она отпустила в небо любимого крылатого зверька и собрала вещи.

Его уже не первый раз за день посещала чудная мысль: словно душа ее не живая, и не мертвая.

— Если ты здесь, я найду тебя, — он сплюнул на землю и, пошатываясь, побрел прочь от каменного захоронения, — Все остальное — не важно.

Если ты только тут, живая…

— Ты живая…

Девочка замерла, собрав всю волю, чтобы не разреветься по-детски, навзрыд.

— Живые не могут ступить на нашу землю. Прежде мы должны убить тебя.

Личико ее побелело. Потерянная, она застыла под сумрачными взглядами, обнимая себя за худые плечи.

— Не бойся… — нежно прошелестела тень, — тебе не будет больно. А потом ты станешь одной из нас.

Тени влезли в ее голову, сердце, пробежали кровью изнутри от кончиков пальцев до короткостриженных волос на голове. Они убивали по крошечной части ее души. Ушли из предметов краски. Небо скукожилось над головой, погас свет вокруг. Вообще — весь свет. Даже самый тончайший полумрак и тот исчез.

Зато тени прорезались все явственнее. Чеканные кривые профили в пространстве без света и смысла.

— Они все боялись тебя?

— Да…

— Ты можешь убить одним прикосновением руки, им было чего бояться.

— Я бы никогда так не поступила!

— Они не могут противиться своему страху. Люди. Цепляются за жизнь, за жалкие крохи, что она им дает. И не ведают, что на самом деле они — созерцатели. Существа, заключенные в собственные стены ограничений. Не бойся терять плоть — ты ведь обретаешь нечто более важное. Саму себя.

Он начал привыкать к этому телу и этому миру. Зачерпнув сомкнутыми ладонями воды, всмотрелся в ручей, с детским любопытством осмысливая собственное лицо.

Молодой… не слишком юн, но, безусловно, в полном расцвете. Грубоватые черты, как и у тех, что закидывали его камнями. Лицо крестьянина.