— Итак, гражданин Улдукис, — начал полковник, — под вашим руководством осуществлялись производство и транспортировка на мехзавод неучтенной продукции. Ваши сообщники утверждают, что именно вы являетесь руководителем дела: от вас они получали деньги, указания, вы же давали сведения о возможных проверках и ревизиях.

Улдукис долго раздумывал, почесывая пальцем переносицу, потом ответил:

— Я только выполнял роль передаточного звена в цепочке. Деньги и распоряжения относительно производства получал от других лиц. Руководителя в лицо не видел, кто он такой, не знаю. Думаю, лишь покойный Даймон — главный технолог завода знал его лично.

— Каков был механизм связи и как вы получали деньги?

— Мне звонили по телефону или присылали письма с необходимыми указаниями. Но в основном я поддерживал связь с патроном через объявления, которые наклеивались на определенном столбе. Я должен был посещать условленное место два раза в день — по дороге на работу и с работы. Нужный мне листочек выделялся специальным значком, мелко нарисованным в углу: сова, обведенная кружком. В листочке обычно указывалось, когда и сколько костюмов я обязан передать на склад механического завода или число, место и время, когда я должен был получить деньги для нашей группы. Остальное меня не касалось. Я уверен, что шефы имели сведения о том, что происходит на фабрике, по своим каналам. Были ЧП, когда они реагировали моментально, и сами давали мне оперативную информацию о внезапных проверках или комиссиях.

Раймонис откинулся на спинку стула, с интересом поглядел на подследственного:

— Кто вас вовлек в преступную организацию?

— Главный технолог Даймон. Ныне покойный. Он предложил мне перейти из НИИ на фабрику и участвовать в деле. Основная схема транспортировки продукции с фабрики к этому времени уже сложилась. В мою задачу входило технологически оформить непрерывный цикл производства неучтенной продукции. Вообще-то я полагал подсобрать деньжат и уйти. Но втянулся. К большим деньгам привык. Да и не позволяли мне уйти, угрожали.

— И вы что, ни разу не пытались выяснить, кто стоит над вами?

— Конечно, пытался. — Улдукис мрачно усмехнулся. — В конце концов я подкараулил того человека, который вывешивал для меня объявления: низкорослый, рыжеватый толстячок. Повесив объявление, он проехал на трамвае три остановки, вылез и пересел в светлый «Москвич». Однако на следующий день я получил письмо. В нем было сказано, что если еще раз попытаюсь проследить за связным, со мной будет то же, что и с Даймоном. Зная номер машины, я все-таки выведал, кто ее владелец — некий Буткус, директор фотоателье. Но, думаю, этот Буткус тоже пешка. Со временем я выяснил, что основное его занятие — мелкая спекуляция. Он и кличку имеет среди спекулянтов — «Мячик»! Его явно используют...

— Давайте поговорим о Даймоне, — перебил его Раймонис. — Заключение о его смерти гласит: Даймон ловил рыбу, упал в воду за борт лодки и утонул.

— Утонул? Утопили его! — запальчиво воскликнул Улдукис. — Еще за несколько часов до того, как он собирался на эту рыбалочку, мне по телефону сообщили, что он погиб, и связь с руководителями дела теперь буду осуществлять я. Если же попытаюсь улизнуть или обмануть главарей, со мной поступят так же, как с Даймоном. Сами видите — во главе банды стоят люди серьезные.

— За что его убили, как вы думаете?

— Думаю, его убрали потому, что он уже выполнил свою роль: организовал производство. И стал лишним звеном. К тому же он знал «хозяина»».

— Неужели вам ни разу не приходилось встречаться с «хозяином»?

Улдукис задумался, затем признался:

— У нас было две встречи. Но полезную информацию вы от меня вряд ли получите: в лицо его я не видел — встречи происходили в темноте, в подъезде строящегося дома. Этот человек шепотом задавал мне вопросы. А во второй раз мы увиделись потому, что у меня возникла идея, как резко увеличить количество левой продукции. Для осуществления этой идеи требовались материальная помощь и соответствующее увеличение сбыта продукции. Это я не мог решить без главного руководителя. И потребовал встречи. Вечером, по дороге домой, меня перехватили на улице. Какой-то пожилой седой человек. Привел в подворотню. Там был «хозяин». Я изложил идею. И поразило меня то, как он замечательно знал нашу фабрику: и производство, и структуру... Даже тонкости взаимоотношений в руководстве. Могу также сказать, что это специалист высокой квалификации. Суть дела, а вопрос был технологический, он схватил прямо-таки на лету. С ним было легко разговаривать.

— Какие-либо особенности не заметили? Может быть, произношение, акцент, дефект речи?

— У него четкая дикция, хороший литовский язык. Я видел его силуэт: это человек высокого роста, худощав, по-видимому, — пожилой.

— Как же закончилась история с вашим «рацпредложением»?

— Мое предложение приняли. Через некоторое время я получил деньги за организацию дела и «премию» за идею.

— Сказывалось ли нарушение технологии раскроя на качестве продукции?

— Конечно. Ведь шов теперь проходил слишком близко от кромки ткани, и материал в этих местах быстро расползался.

— Стало быть, в результате страдал покупатель?

— Несомненно.

— Нарисуйте, пожалуйста, сову, — попросил Гудинас. — Ту, что служила для вас паролем.

Улдукис взял ручку и нарисовал сову внутри кружочка. Похожий символ Гудинас видел вчера в архивном деле — на «письмах» бандита Совы.

— Если верить Улдукису, — подытожил Раймонис, когда подследственного вывели из кабинета, — то во главе шайки стоит опытный, умный преступник, видимо, неплохой организатор и конспиратор. Но односторонняя связь обладает недостатком: она неоперативна. Стало быть, у него был еще надежный канал связи, по которому он получал информацию с фабрики.

— Может быть, он пользовался официальными каналами? — вступил в разговор Гудинас. — Скажем, подобно Даймону, он работает где-то на фабрике и поэтому в курсе всех событий?

— По всей вероятности. — Полковник прошелся по кабинету, остановился у стола. — И вполне возможно, что он работает где-то в руководстве, вспомните, как быстро решился вопрос с увеличением производства. Затем: связь между убийствами Магды и Федоровича, а также махинациями на фабрике получает новые подтверждения: всюду фигурируют одни и те же лица.

— Не только одни и те же лица, но и одна и та же символика.

И Гудинас рассказал о бандите Сове, о клейме и штампе, который Сова оставлял на записках более чем 30-летней давности; о том, что подобное клеймо выжжено на спине Бените и символ «Совы» снова служит паролем, теперь уже воровской шайки.

На своем столе Гудинас нашел записку от сотрудницы, наблюдавшей за Гирич. Та сообщала, что, выйдя из управления, Гирич сразу же позвонила кому-то по автомату. Ядвига была в паническом состоянии, громко и возбужденно говорила в трубку, поэтому сотрудница часть разговора слышала. Гирич, плача, кричала:

— Они все знают! Все, все. И про Бените! Я боюсь. Не приходите!

Затем Гирич около часа бродила по улицам. Потом забрала дочку из сада и поехала домой. За ее квартирой велось наблюдение.

Во время обыска у Буткуса нашли целый баул с порнографической продукцией и негативами. Полковник сам решил допросить заведующего фотоателье. Гудинас привел его в кабинет начальника.

Буткус был ошарашен случившимся. Он испуганно переводил взгляд с полковника на капитана, вытирал платком пот, обильно выступавший на лбу и залысинах.

Раймонис некоторое время молча перебирал карточки, потом поверх очков взглянул на толстяка:

— Знаете, как это называется, гражданин Буткус?

У Буткуса от страха забегали глазки, он покраснел, но молчал.

— Называется это порнографией. И вы, Буткус, наверняка информированы о статье, которая предусматривает наказание за изготовление и распространение таких снимков.

— Я не распространял, — промямлил толстяк. — Это для собственного потребления. Невинная страстишка пожилого холостяка.

— Страстишка, — наклонил голову Раймонис. — У нас хранится чуть ли не чемодан с вашими страстишками! Тысяча экземпляров страстей, не много ли для одного Буткуса?

Буткус молчал, по-прежнему потея и отдуваясь.

— Одна ваша натурщица, Буткус, призналась. Кроме того, имеются показания других женщин, которых вы пытались склонить фотографироваться в подобном виде. И, наконец, известны те, кому вы продали карточки. Однако в данный момент меня мало волнует вопрос о ваших страстишках. К ним мы вернемся позже. А теперь расскажите о записочках, которые вы наклеивали на столбе рядом с доской объявлений.

Буткус буквально покрылся испариной.

— Не знаю никаких объявлений! — выкрикнул он.

— Ах, вот как... А я-то полагал, что вы рядовой исполнитель, который не знает содержания шифровок. Но ваш отказ заставляет думать, что вы на самом деле отлично сознаете, в какую историю влипли.

— Какая история?! Мне платили за то, чтобы я развешивал эти бумажки.

— Так. Теперь просветите нас, кто же вам платил. Может быть, мы с капитаном тоже подрядимся клеить бумажки?

— Кто... — сердито пробурчал Буткус. — Пинкявичус, вот кто! Наш фотограф, бывший заведующий.

— Он вам давал записки?

— Нет, он мне диктовал и еще заставлял рисовать филина. Или сову, черт его знает... В уголке. И так — не очень разборчиво...

— Бените позировала для порнографических карточек? — спросил Гудинас.

— Сдалась вам эта Бените, капитан! — подпрыгнул на стуле Буткус. — У меня и без нее забот полон рот. Она отказалась. Очень грубая женщина...

— Кстати, в последний раз Бените видели вблизи от фотоателье. В прошлую среду.

— А в прошлую среду меня как раз не было на работе. Целый день у начальства заседали, — обрадовался Буткус. — Пинкявичус командовал в ателье, а у этой Бените свои шашни с Пинкявичусом и с его племянником Тадеушем. Я за них отвечать не собираюсь.