Потом Магда бросилась в фотоателье, чтобы заставить Пинкявичуса вызвать Сову. Я попыталась предупредить фотографа по телефону, но номер был занят. Тогда, сама не знаю зачем, я кинулась следом за Магдой. Войдя в фотоателье, услышала голос Бените, доносившийся из комнаты для съемок. Вошла туда. Магда держала под прицелом Пинкявичуса и Тадеуша. Пинкявичус пытался объяснить Бените, что вызвать Сову невозможно. Магда сказала, что в таком случае убьет их обоих. Потом, услышав мои шаги, Магда оглянулась, Тадеуш в этот момент хотел обезоружить ее, она выстрелила. Попала ему в плечо. Он завизжал, а Бените зло рассмеялась. Тогда Тадеуш заплакал и принялся рассказывать, как я помогала ему заманить Магду в ловушку. Бените посмотрела на меня и поняла, наконец, все. Она беспомощно опустила руки. В этот момент старый Пинкявичус навалился на нее. Навязалась борьба, раздался выстрел, Магда стала оседать на пол. Пуля попала ей в голову. Пинкявичус побежал запирать входную дверь, потом оттащил Магду в темную комнату, завернул в штору. Мне велел сидеть там же.

Часов в одиннадцать вечера он подогнал к дверям ателье свои «Жигули», и мы отправились в Тракай, чтобы утопить тело в озере. Так же, как и труп Федоровича. Но когда Тадеуш попытался отцепить лодку Котинаса от пристани, у соседнего дома собака подняла лай. Пинкявичусу стало вдруг плохо. Он повалился на землю и лежал, закатив глаза. Потом пришел в себя, велел нам отнести тело в дом Котинаса и инсценировать самоубийство. Мы затащили ее в дом, потом уничтожили следы нашего присутствия и вышли через черный ход. Пинкявичус надеялся, что тело обнаружат не скоро. На обратной дороге ему стало совсем худо. Добравшись до Вильнюса, мы вызвали «скорую помощь». Потом, уже из больницы, Пинкявичус дал распоряжение отыскать деньги и портфель Федоровича у Магды и ни в коем случае не говорить Сове о том, что произошло с ней, если тот свяжется с кем-либо из нас.

На квартире Бените денег мы не нашли. — Ядвига закрыла глаза, несколько минут лежала молча, затем продолжила рассказ: — Вчера, после допроса, я позвонила Пинкявичусу. Он велел мне приехать. Я не поехала. Тогда он предупредил меня, что за мной зайдет Тадеуш. Я поняла: они вызывают меня, чтобы убить и замести следы. Тогда... — Ядвига заплакала и отвернулась лицом к стенке.

По опыту Гудинас знал, что каждое дело подразделяется на два этапа. Первый, и самый трудный, подобен тяжелому изнурительному подъему в гору — период, когда ничего не ясно, идет сбор фактов, свидетельств: период колебаний и сомнений. Второй же этап можно сравнить со стремительным спуском с кручи. Он начинается в тот момент, когда факты и наблюдения увязываются в логические схемы, очерчивая круг лиц, среди которых следует искать виновных. Сейчас интуиция подсказывала ему, что расследование находится на вершине.

Утром он допрашивал задержанного на вокзале Тадеуша. Тот был полностью подавлен.

— Сова заранее планировал убить Федоровича? — спросил Гудинас.

— Он хотел выпытать, где тот прячет деньги. А Федорович не хотел делиться... Если бы не проснулась Магда!.. — процедил он с досадой. — И кто думал, что Федорович так закричит! Если бы она не проснулась, утром Ядвига объяснила бы ей, что Федорович неожиданно уехал в Вильнюс, а она, мол, проводила его.

— Расскажите, что было вчера?

— Сова до вчерашнего дня не знал, что произошло с Магдой: был в командировке. Дядя боялся говорить ему о смерти Бените, потому что тот, заметая следы, расправился бы и с ним. Сова появился в городе вчера утром. Он позвонил дяде и почувствовал из разговора неладное. Позвонил на работу Бените. Там ему сообщили, что она умерла.

Сова приказал мне привести вечером Ядвигу к Пинкявичусу, но та наотрез отказалась от встречи. Я пошел к ней. Но ее увезли в больницу. Тогда я поехал к дяде. И застал там Сову. Он был в бешенстве, сказал, что за мной от дома Ядвиги потянулся хвост, — он, дескать, наблюдал в окно... Пинкявичус заволновался. У него начался приступ, он попросил вызвать «скорую». Тогда Сова повернул дядю на живот и прижал его голову к подушке. — Тадеуш заплакал. — А я... У меня ноги словно приросли к полу. Только когда дядя затих, я рванулся из комнаты и выскочил из квартиры. Возвращаться домой не стал. Решил бежать.

— Что вам известно о взаимоотношениях Совы, Пинкявичуса и Федоровича?

— Дядя мне рассказал, что в 1945 году Сова привлек его в свою организацию. Дядя стал выполнять роль связного между «лесными братьями» и подпольем в Каунасе. После разгрома подполья он пробрался в район, где действовал отряд Совы, в тайный бункер. Ночью к бункеру вышли Сова и вор Копыль. Они бежали из-под ареста. Копыль на спине нес раненого Сову, а тот указывал в темноте путь по болоту среди топи. Все трое перезимовали в бункере. Весной Сова достал из тайника документы погибших граждан и снабдил ими дядю и Копыля. Так дядя стал Пинкявичусом, а Копыль — Федоровичем. Свое же новое имя Сова скрыл даже от дяди. Весной 1947 года они перешли на легальное положение и поселились в разных районах Литвы, но отношений между собой не прерывали. Иногда встречались, чтобы совершить ограбления. Позже занялись хищениями. Руководил делами Сова.

— А как вы оказались в этой компании?

— Меня вовлек Пинкявичус. Когда умер отец, Пинкявичус стал помогать маме воспитывать меня. Восемь лет назад умерла и мама. Пинкявичус взял надо мной полную опеку. Он хотел, чтобы после его смерти я наследовал все им накопленное.

— Как Сова относился к вам?

— Сова был не против того, чтобы я заменил дядю: тот в последнее время часто болел.

— Значит, Сову вы ни разу не видели в лицо?

— Ни разу. Он тщательно скрывался. Даже вчера, в квартире дяди, он действовал в темноте. Пользовался тем, что отлично видит в таких условиях. Только дядя знал, где и как его найти.

— Итак, полностью установлены картины убийства Федоровича и Бените, — подытожил полковник после доклада Гудинаса. — Центральной фигурой преступления является Юргенас Андрюлис — Сова. Далее. Сова руководит и хищениями. Этот вывод можем сделать на основании многочисленных фактов. — Полковник принялся загибать пальцы. — Деньги и распоряжения для работников фабрики Пинкявичус получал от Совы. Через Федоровича Сова контролировал транспорт, сбыт и выручку. Поведение «хозяина», по показаниям Улдукиса, соответствует поведению Совы: встречи устраивались вечером, в затемненных местах. Кроме того, Улдукис по фотографии Пинкявичуса опознал пожилого мужчину, который приводил его однажды на рандеву с «главным». Ну и, наконец, Сова по своему характеру никак не смирился бы со второстепенной ролью. К тому же — символика, используемая преступниками... Круг, мне думается, замкнулся. Теперь остается узнать, под чьим же именем — Адомайтиса, Лидаса или Пакальниса — скрывается бандит.

— Кстати, все они во время убийства Магды были на конференции в Киеве, вернулись вчера утром, — сказал Глушаков. — А в день убийства Федоровича Лидас и Адомайтис находились в Москве. В командировке. То есть остается Пакальнис...

— А вам не кажется странным... — полковник помедлил. — Что Сова уехал с дачи Котинаса раньше всех остальных? Что же заставило его покинуть сообщников в такой ответственный момент? Почему он лично не проконтролировал завершение дела? Второе: поступила информация, что к Тадеушу на квартиру приходил какой-то мужчина. Значит, его ищут. Может быть, Сова чем-то выдал себя и теперь хочет расправиться с ним? Возможно, у Тадеуша имеется информация, которая может дать ключ к разоблачению Совы. Может быть, какая-то мелочь, о которой он и сам не догадывается. Надо вызвать Шмукаса и допросить его еще раз.

Тадеуш старательно вспоминал каждую мелочь, рассчитывая в будущем получить хотя бы кроху снисхождения, но ничего нового к прежним своим показаниям добавить не мог. Потом сказал:

— Да-а! За несколько дней до убийства Федоровича Сова позвонил мне на работу и потребовал, чтобы я срочно раздобыл ему паспорт пожилого мужчины. Знать об этом не должен был никто, даже Пинкявичус. Я поначалу растерялся, но потом вытащил паспорт из кармана пиджака своего сослуживца, Карбаускиса. Паспорт Карбаускиса я запечатал в конверт и передал его на площади Гидеминаса девушке, присланной Совой. Через несколько дней эта же девушка передала мне паспорт обратно, и я подбросил его Карбаускису.

— Опишите девушку, — попросил Гудинас.

— Невзрачная, скромная, худышка. В больших очках. Светленькая.

— Когда Сова исчез с дачи Котинаса?

— В ту же ночь, когда убили Федоровича. Очень торопился, боялся куда-то опоздать.

— Значит, говорите, фамилия — Карбаускис? — переспросил Раймонис. — Ну, что же, посмотрим...

...Полковник прошелся по кабинету, сказал:

— Где требуют паспорта при оформлении билетов? В Аэрофлоте. Там и поищем фамилию Карбаускиса... Глушаков, посмотрите в аэропорту регистрационные книги. Обратите внимание на рейсы из Москвы и, естественно, обратно. А вы, Гудинас, завтра в министерстве и в тресте попытайтесь найти невзрачную девушку, которая встречалась по поручению начальника с красивым молодым человеком на площади Гидеминаса. Думаю, преступник использовал какую-нибудь секретаршу, чтобы не показаться Тадеушу лично.

Вскоре Глушаков сообщил: пассажир по фамилии Карбаускис действительно совершил рейс из Москвы, а затем обратно в столицу.

«Значит, либо Адомайтис, либо Лидас», — подумал капитан, снимая трубку телефона внутренней связи.

— Какие новости? — спросил Раймонис.

— Или Лидас, или Адомайтис, — коротко сказал капитан.

— Немедленно свяжитесь с Котинасом и представьте ему для опознания их фотографии, — приказал полковник. — Времени, конечно, прошло немало, Сова мог измениться неузнаваемо, однако... попробуйте.