На этой встрече, которая проходила в одном из парадных залов дворца Дзюракудай, феодалы присягали на верность не столько императору, сколько фактическому властелину — кампаку Хидэёси. Текст клятвы, которую в торжественной обстановке, в присутствии императора давал каждый из феодалов в отдельности, содержал три пункта. В ней говорилось о чувствах вечной благодарности императору, о необходимости заботиться о благополучии его величества. Но главным был пункт, гласивший: «Приказы и распоряжения кампаку должны соблюдаться всеми, все их должны беспрекословно выполнять»[507].
Каждый, кто нарушит эту клятву, говорилось в ней, будет проклят богами всех 66 провинций Японии, он лишится всех своих владений и все его родные и близкие будут уничтожены.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что главной фигурой, кому феодалы поклялись служить верой и правдой, был Хидэёси, а император оказался как бы пристегнутым к этому событию, не оказывая на него сколько-нибудь значительного влияния. В тексте клятвы упоминалось о владениях императора, на которые феодалы поклялись не посягать. Но если учесть, что большую часть этих владений императорский двор получил из рук того же Хидэёси, то станет очевидным, что, обращаясь к императору, феодалы фактически славили того же Хидэёси.
Что касается реальной политической власти, то в положении императора ровным счетом ничего не изменилось: он продолжал царствовать, но не править. Единственное, пожалуй, что изменилось в его положении, это то, что он вышел из почти полной изоляции, в какой пребывал в годы правления Нобунага, и пренебрежение со стороны фактических правителей, как это было до Хидэёси, сменилось показным уважением. Однако императорский двор по-прежнему держали в стороне от политической жизни, не допускали к кормилу власти, которое целиком находилось в руках Хидэёси.
Звание кампаку, которое восходило к древнему японскому роду Фудзивара и присваивалось исключительно представителям самых знатных феодальных династий, требовало, чтобы обладатель его непременно был аристократического происхождения. Но поскольку Хидэёси по своему социальному положению не отвечал этому требованию, то ему необходимо было по крайней мере взять аристократическую фамилию, чтобы хотя бы внешне все выглядело респектабельно. И император дал ему новую, вполне аристократическую фамилию Тоётоми, которая отныне как бы приравнивалась к таким известным фамилиям высшей феодальной знати, как Фудзивара, Минамото, Тайра, Татибана.[508] Это была его последняя фамилия, которую он носил оставшиеся десять лет своей жизни и под которой вошел в японскую историю.
Хидэёси был вполне удовлетворен тем, как император сыграл предназначавшуюся ему роль, своим авторитетом воздавая хвалу и честь новому и единственному правителю всей страны, склоняя присутствовавших во дворце Дзюракудай феодалов к безоговорочному признанию исключительной власти Хидэёси над собой. За эти усилия и старания император был щедро вознагражден. По некоторым данным, Хидэёси вручил императору огромную по тем временам сумму — 5530 рё[509]. Это не считая других многочисленных и дорогих подарков, в том числе земельных угодий.
Дорогие подарки получили все члены императорской фамилии, придворные аристократы, высокопоставленные императорские сановники, а также многочисленная свита, сопровождавшая императора, включая фрейлин и прислугу.
Так завершились пышные торжества, устроенные Хидэёси по случаю возведения в столице дворца-замка, который становился резиденцией нового правителя страны и домом, где, по мысли его хозяина, предполагалось устраивать приемы для самых высокопоставленных особ японского общества, включая императора и придворную аристократию. Этим Хидэёси надеялся окончательно расположить к себе императора и его ближайшее окружение.
Свое шумное появление в столице, почти полную реконструкцию Киото, а по существу, отстройку его заново Хидэёси отметил не только пышными празднествами во дворце Дзюракудай, на которых присутствовала привилегированная знать. Он решил ознаменовать свое восхождение на аристократический Олимп грандиозным чаепитием, на которое наряду с феодалами и другими знатными особами собрали и простой люд. Хидэёси стремился продемонстрировать свою «связь» с народом, понимание его нужд и чаяний.
Празднества во дворце Дзюракудай проводились весной 1588 года, а чаепитие было организовано осенью того же года. Его устроили прямо на холме Китано, у храма Тэммангу, в северной части Киото. Чаепитие действительно было грандиозное. На него съехались многочисленные торговцы из Сакаи и других городов, прибыли и крестьяне близлежащих сел и деревень. Об этом необычайно многолюдном и, очевидно, очень красочном пиршестве написано немало и подробно. Рассказывается, как тщательно оно готовилось, с какой настойчивостью и каким упорством Хидэёси требовал, чтобы как можно большее число людей собралось на это чаепитие, как демократично он вел себя, свободно общаясь и с высокопоставленными особами, и с простым людом.
На основании этого факта некоторые авторы склонны изображать Хидэёси чуть ли не выразителем интересов широких народных масс. Японский историк Цудзи Дзэнноскэ, например, явно преувеличивая значение этой личности в японской истории и представляя Хидэёси как политика, стоявшего вне общественных классов, писал, будто тот в равной мере выражал интересы всего народа: больших и маленьких людей, образованных людей и простых смертных — словом, всех общественных классов[510].
Хидэёси жил и действовал в условиях классового общества и, естественно, не мог находиться вне определенной системы социальных отношений. Несмотря на то что он был далеко не знатного происхождения, он, оказавшись на самой вершине власти, прекрасно «вписался» в структуру правящего класса, усердно и старательно отстаивая его интересы и укрепляя его господствующие позиции. Однако как каждый правитель, стремящийся любой ценой удержаться у власти, он нуждался в поддержке не только правящей элиты, но и широких народных масс. Отсюда — его постоянные заигрывания с народом, стремление выставить себя выразителем и защитником его интересов. Хидэёси, хитрому политику и искусному дипломату, не раз удавалось обманывать не только своих соперников, рвавшихся к власти, но и народные массы, которые, особенно на первых порах, возможно, и поверили в эту исключительную личность, связывая с ней свои надежды на лучшую жизнь. Но из этого вовсе не следует вывод, будто Хидэёси стоял над классами и в одинаковой мере заботился о всех слоях японского общества. Вышедший из трудовой среды, но рано оказавшийся у кормила правления страной, он с упоением вкушал прелести жизни диктатора, укрепляя общественные устои того социального строя, который его породил.
Дворец Дзюракудай, построенный в тот момент, когда Хидэёси находился в зените славы и власти, просуществовал недолго. В 1592 году, всего через четыре года после того, как торжественно и пышно отпраздновали открытие роскошной резиденции, Хидэёси добровольно отказался от звания кампаку, которое перешло к его племяннику — приемному сыну и наследнику Хидэцугу, а сам Хидэёси навсегда покинул дворец Дзюракудай и поселился в замке Фусими, где в уединении, почти затворником провел остаток своей жизни. С этого времени и до конца дней своих Тоётоми Хидэёси носил титул Тайко, который давался отставному кампаку, передавшему это высокое звание своему наследнику.
Что побудило Хидэёси к такому шагу? Какие причины лежали в основе столь неожиданного решения? Ответить на эти вопросы однозначно невозможно. Совершенно очевидно, что необходимо учитывать сумму обстоятельств.
Первое соображение, которое напрашивается само собой, это надвигавшаяся старость и связанное с этим желание заранее позаботиться о том, чтобы после его смерти власть в стране прочно удерживалась за его родом. В 1592 году Хидэёси исполнилось 56 лет. По тем временам это был весьма почтенный возраст, до которого доживали далеко не многие. И хотя Хидэёси прожил почти в полном уединении, на которое он сам себя обрек, еще целых шесть лет, но и в 56 лет он выглядел уже глубоким старцем и поэтому, очевидно, спешил еще при жизни решить проблему наследования власти.
Он прекрасно помнил, как сложно и остро протекала борьба вокруг вопроса о преемнике Ода Нобунага, сколько хитрости надо было проявить и сколько потратить сил самому Хидэёси, чтобы решить этот вопрос в свою пользу. А где гарантия, что все это не повторится после смерти и кто-либо из его же близкого окружения не попытается силой отстранить от власти его законного наследника и сам захватить власть? Он не мог не думать об этом и не предпринимать какие-либо шаги, чтобы предотвратить жестокую битву за власть, которая, как ему казалось, неизбежно возникла бы и разрушила все то здание, которое создавалось с колоссальными жертвами и огромным трудом.
Подтверждением сказанного могут служить письма Хидэёси последних лет его жизни, в которых явственно прослеживается тревога за будущее развитие страны, которое он связывал прежде всего с тем, в чьих руках окажется власть после его смерти и как будет осуществляться управление государством. Он прекрасно понимал, что на верховную власть будут претендовать все наиболее влиятельные и тщеславные феодалы, которых ничто не остановит, если появится хоть малейшая возможность захватить власть. Поэтому еще при жизни Хидэёси хотел как-то умерить аппетиты крупных феодалов, оградить их притязания на высший пост в государстве определенными рамками, которые никто не мог бы переступить, чтобы посягнуть на верховную власть, которая по замыслу Хидэёси должна принадлежать только прямым потомкам его фамилии.