— Куинн! Черт побери! Остановись! Прости! — кричу я, расталкиваю людей, которые повернулись посмотреть на сумасшедшую, мчащуюся по улице.

Но он не останавливается, а продолжает дальше идти вперед. И вскоре слезы затуманивают зрение, и я теряю его из виду.

Падаю на потрепанную деревянную скамейку, закрываю лицо руками, слезы катятся по щекам сквозь пальцы и падают на мои рваные синие джинсы. Я такая идиотка — мне нужно было бежать за ним, но в то же время я понимаю, что не смогла бы подобрать правильных слов, ведь сама была в такой ситуации, даже сосчитать не могу сколько раз.

Понимаю, что Куинну сейчас нужно побыть одному. Единственный раз, когда он позволил мне подступиться к нему ближе, я одарила его этим проклятым взглядом, который ненавижу больше всего на свете.

Вдруг у меня появляется желание убежать и поскорее очиститься от этого дерьма, поэтому встаю и, сдерживая слезы, срываюсь с места. Бегу в противоположном направлении, подальше от моего предательства доверия Куинна. Просто продолжаю бежать до тех пор, пока мои легкие не начинают гореть, и все тело не дрожит от усталости. Не могу остановится, ведь когда остановлюсь жестокая реальность настигнет меня и напомнит о том, сколько страдания было в прекрасных глазах Куинна.

К тому времени, когда мое тело уже не может двигаться, и я падаю на грязную стену аллеи, начинает темнеть.

Мое дыхание затруднено, и с каждым шагом я ощущаю тяжесть в груди. Бог знает куда меня занесло с этим марафонским забегом. Все, к чему это меня привело, это появление чувства жажды и необходимости получения дорожной карты.

Как Куинн снова может мне доверять? Мы оба обижены на наших матерей. Надеюсь некоторое лебезение, и объяснение ситуации ему поможет как-то наладить между нами отношения.

— Идиотка, — бормочу я себе под нос, слегка ударяясь задней частью головы о стену позади меня.

Когда несколько капель дождя попадают мне на щеки, понимаю, что мне нужно вернуться, так как понятия не имею, который сейчас час и как далеко, черт возьми, я убежала. Отталкиваюсь от стены и начинаю свой так называемый путь позора, надеюсь Куинн простит меня. Он ведь ничего плохого мне не сделал, Куинн все время мне помогал, а я в ответ сделала ему больно.

Глубоко задумавшись, я по глупости потеряла бдительность и теперь находилась в каком-то сомнительном месте. Это безответственное действие будет стоить мне дорого. Внезапно волосы на затылке встают дыбом, и сердце бешено начинает колотиться. Я резко наклоняюсь вниз, чтобы достать нож, но мне не хватает совсем чуть-чуть времени.

Кто-то толкает меня сзади, я спотыкаюсь и падаю лицом в застоявшуюся грязную лужу. Отвратительная вода, которая, уверена, состоит из мочи и жидкости от прогнившего мусора, жжет мне глаза. Я быстро стараюсь отплеваться от этого дерьма.

Руками смогла немного смягчить падение, и это к лучшему, так как теперь могу оттолкнуться и встать на ноги. Но нападающий выбивает из моей груди весь воздух, когда грубо коленом прижимает меня обратно к земле. Мое лицо всего лишь в нескольких дюймах от грязной лужи.

Сердцебиение начинает ускоряться, словно на гонках, когда, наконец, пробуждается мой инстинкт борьбы или бегства, понимаю, что немедленно надо брать все в свои руки. Не хочу, чтобы это случилось со мной снова.

Я сопротивляюсь, но мой противник увеличивает давление коленом, тем самым еще больше прогибая мне спину.

Пытаюсь повернуть голову и увидеть его, но все тщетно, потому что он грубо хватает мою шею мозолистыми пальцами, толкая мое лицо в ту самую лужу.

Мой подбородок прижимается к мокрому песчанику, я напрягаюсь, чтобы его удержать, толкая вверх мышцами шеи, но они вот-вот сломаются под натиском такой жесткой силы.

Но к несчастью, это единственное, что я могу предпринять, так как мое тело обездвижено весом противника. Будь я проклята, если не буду сражаться. Когда отчаянно пытаюсь сбить его с ног, он заламывает мне вторую руку за лопатку и раздается характерный щелчок, а потом я врезаюсь на дорогу.

У меня больше не остается выбора, и я кричу. — Чего ты хочешь? Ублюдок, отстань от меня! — получается не совсем громко, так как я наполовину в луже.

Не прекращаю бороться, потому что не хочу захлебнуться. Наконец, он, немного, ослабляет хватку, и у меня, получается, повернуть голову вправо. Делаю большой вдох и кричу, что есть мочи. Понимаю, что не выберусь из этой ситуации самостоятельно.

Однако чем громче я кричу, тем сильнее он толкает меня, и когда я извиваюсь изо всех сил, чтобы сбросить его. Нападающий сжимает в ладони мои длинные запутанные волосы, бьет меня по лицу один раз и два раза об асфальт.

Вижу звездочки, но вдруг адреналин полностью овладевает мной, и понимаю либо сейчас, либо никогда, а еще я чувствую, как кровь льется на глаза из свежей раны в волосах. Горячая густая кровь просачивается в рот. Сплевываю все и со всей мочи кричу. Но звук скорее похож на хныканье или стон, потому что я едва в сознании.

— Ублюдок, — бормочу я, прежде чем моя голова в последний третий раз сталкивается с асфальтом.

А потом все погружается в пустоту.

Глава 29

Месть — это блюдо, которое подается холодным.

Все болит.

Мое тело.

Моя голова.

Мое сердце.

Мое тело изранено, мои мысли вдребезги, а сердце, мое сердце чувствует себя разбитым.

Я не знаю, где я, или как сюда попала, но твержу своему израненному разуму, чтобы он отстранился от этого и послал все к черту.

Мне нужно все обдумать.

Припомнив последние события, я неожиданно вскрикиваю, но звук выходит приглушенным. Плотный кляп во рту мешает кричать.

Черт!

Всю меня охватывает паника, и, когда пытаюсь открыть глаза, чтобы рассмотреть окружение, понимаю, что глаза уже открыты.

Тогда почему же здесь так темно?

И только теперь мне становится ясно, что на глазах сидит тугая повязка, мешая что-либо увидеть.

Вдвойне хреново.

Внезапно боль пронзает мое сердце, и, когда пытаюсь провести рукой по больному месту, то не могу сдвинуть их ни на дюйм, потому что руки связаны толстой веревкой.

Двойное дерьмо, блять!

Делаю глубокий вдох, считаю до трех и пытаюсь пошевелить ногами, но, к сожалению, они тоже привязаны к шаткому деревянному стулу, на котором я сижу.

Не знаю, как долго была без сознания, и вообще одна ли я здесь. Все, в чем я точно уверена, это в том, что нужно дотянуться до ножа в ботинке. Это будет трудно, но я должна попробовать. Шевелю пальцами, но веревка так плотно обмотана вокруг рук, что я удивлена сохранению там чувствительности.

И вот теперь я начинаю паниковать.

Мой слух и обоняние — это единственные две вещи, которые сейчас могут пригодиться. И я хочу использовать все это на полную катушку.

Делаю глубокий вдох, чувствую запах сосновых иголок и фаст-фуда, такое совсем не помогает. Но у меня очень острый слух, мне нужно просто подождать, пока бешено скачущееся сердце успокоится, и тогда я смогу различить звуки, чтобы понять, где нахожусь.

Фоновый шум практически отсутствует. Ни работающей сигнализации, ни визжание тормозов, ни криков людей, ни лающих собак, абсолютно ничего. Это говорит о том, что я где-то очень далеко-далеко от чего или кого-либо.

Мое тяжелое дыхание громким эхом отдается в груди. Из-за этого долбанного кляпа во рту мне кажется, я сейчас задохнусь. Но мне нужно успокоить дыхание, чтобы очистить разум и придумать, что же делать дальше.

Мне заткнули рот, я связана в милях от цивилизации, но при этом мне известно, что в помещении со мной есть кто-то еще. Похоже мое обоняние не подвело. Свежеприготовленная еда из фаст-фуда свидетельствует о наличии еще одного человека, а запах хвои горит о том, что я в лесу. Бинго!

Я, вероятно, в какой-то хижине или лачуге, кишащей насекомыми, твою мать, просто идеально.

При мыслях об огромных ползущих тварях, которые дышат со мной одним и тем же воздухом, мое самообладание «улетает в форточку», и тогда я начинаю бессмысленно кричать в кляп, качаясь на стуле, в надежде его опрокинуть и отползти подальше отсюда. Но замираю, когда слышу цоканье языком. Я была права, я здесь не одна.

Я не кричу о помощи, так как знаю, это и есть мой похититель. Вместо этого череда ненормативной лексики вырывается из моих обездвиженных губ. Он только зловеще смеется. По всему телу, вплоть до крошечного волоска, пробегают мурашки, потому что я узнаю этот смех.

— Джастин? — кричу я сквозь кляп.

Смех прекращается. И я знаю, что это он.

Время замирает, и, как бы я ни пыталась понять, почему, черт возьми, Джастин делает это со мной, у меня ничего не выходит. Поэтому я решаю спросить самого ублюдка.

— Почему?

Почему он делает это?

— Почему? — сердито спрашивает он.

Я киваю, потому что это единственное доступное для меня движение.

— Потому что ты испортила мою жизнь, маленькая сучка, — выплевывает он совсем близко от меня, я чувствую запах его пота.

Я? Что?

Я молчу, не зная, что сказать.

— О, теперь ты хочешь прикинуться дурочкой, да? — рычит он.

Его тяжелые шаги гулко стучат по скрипучему полу, и неожиданно с глаз слетает повязка, при этом одновременно с силой вырываются пара прядей волос. Я с трудом открываю глаза, взгляд медленно фокусируется в тусклом свете, исходящем от единственной лампочки, висящей у меня над головой.

Прищурив глаза, осматриваю темное помещение и, к сожалению, я была права. Похоже, мы находимся в потрепанной лачуге, где абсолютно ничего нет, кроме ржавой раковины без кранов, деревянного стола и стула, грязного матраса и двух окон, закрытых черными простынями в тон общей, гнетущей обстановке.

Мне кажется люди приходят сюда дать пососать члены шлюхам за пять долларов.

Или… для пыток.

Джастин предстает передо мной, как тигр, мечущийся в клетке, он ходит из одного угла в другой. И, внезапно, у меня кружится голова, но только по другой причине. Из-за поясов джинсов он достает пистолет Беретта.