— Млять. Зашибись. Ладно, поставь на грудь. Полакаю как собака.

— Есть идея получше, — достал из-за пазухи прихваченную на всякий случай чайную ложечку и зачерпнул на кончик. Поднес к скривившимся губам. — За скорое выздоровление.

— Это омерзительно, — Хира отпрянула, но уперлась затылком в подушку. — Я лучше сдохну.

— Давай-давай. Не для того напрягался, чтобы ты ерепенилась.

— Да лучше с пола слижу, чем вот эта гадость! Ты… ты больной ублюдок. Ненавижу!

— Знаешь, есть еще вариант, — подмигнул, — через поцелуй. Вот только людям этот десерт лучше не есть.

— В жопу себя поцелуй! — девушка повернула голову набок и часто задышала.

— Да что ты так бугуртишь? Я же не клизму с пломбиром предлагаю.

— Ага… Сначала покушать с ложечки, потом подержаться за ручки, а потом я захлебнусь розовой блевотой. Нет уж! Вон есть няшка-милашка — иди к ней приставай. Для меня телячьи нежности хуже ладана!

— Просто еще не привыкла. И при чем тут вообще нежности? Будь ты здорова, я бы не лез.

Суккуба, жмурясь и скрипя зубами, снова потянулась к блюдцу, но скорее это получилось бы у тряпичной куклы без кукловода, чем у нее. Выдохнув, страдалица в бессилье откинулась на подушку и облизнулась.

— Здесь нет ничего такого, — спокойно произнес я. — Выглядишь как на пытке. В ящике с шипами не нравится. Доброта и забота — не нравится. Тебе ничем, блин, не угодишь.

— Ладно, не ной! И без твоих соплей тошно.

Хира закрыла глаза, широко распахнула рот и вывалила язык чуть ли не до подбородка.

— Что ты делаешь?

— Ововлюсь иимать.

— Горе луковое… Засунь обратно. Не жмурься. И с зубами осторожнее.

Лишь с третьей попытки удалось загнать самолетик в ангар. Предшественников ждала незавидная судьба — первый совершил жесткую посадку в ложбинку грудей, второго зверски размазало по щеке. Если бы не кислотное сияние, фиал наверняка получил бы пару делений от таких-то видов.

— Ну, как?

— Нормально, — недовольно проворчали в ответ.

— Точно? А то у тебя красные пятна на скулах. Аллергия, что ли?

Прислужница вздрогнула и потрогала лицо. Затем перевела взгляд на ладони и приоткрыла рот.

— Ого! — я аж привстал. — А мороженое-то целебное.

— Выйди! — рявкнула Хира и запустила в меня подушкой. — Убирайся отсюда!

Хохоча, выбежал из комнаты под непрерывным обстрелом попавшимся под руку мусором — огарком, подсвечником, кружкой. Собрался уже рассказать все друзьям, но тут над городом прокатились восторженные вопли:

— Победа! Крепость наша! Ура!

Не дойдя до гостиной, привалился спиной к стене, закрыл глаза и прошептал в потолок:

— Господи, наконец-то хорошие новости.