— На нас пялятся, — смущенно проворчала жрица и повернулась к добрым молодцам спиной. Но с учетом явного преобладания кормы над форштевнем, особенно подчеркнутого леггинсами в обтяжку и приталенным платьицем, зрителям такой маневр понравился еще больше.

— Кто?! — взревел Ермак и от возмущения уронил черпак в вино.

— Тише, тише, — легонько хлопнул разошедшегося буяна по спине. — Там свои. Наливай уже.

— Есть, командир! Это мы завсегда!

Воин наполнил пять кружек и вернул крышку на место, соорудив из бочки некое подобие высокого стола для употребления стоя. Ну, знаете, какие обычно бывают в крохотных и очень дешевых забегаловках, где экономят место на лавки и стулья. И все равно местный антураж более чем нравился — особенно если не обращать внимания на статую: приятный фолк, тепло от костра, пестро одетые люди, смех, горячая еда и веселье. И пусть некоторые нам не рады, зато мы рады друг другу и тому, что выкроили минутку в безумных приключениях, чтобы просто собраться и отдохнуть. Именно это и озвучил чуть позже, первым подняв кружку для тоста.

Соратники поддержали, пусть и не все с явно выраженным воодушевлением. Невооруженным глазом видно — девушки очень устали от чехарды накативших снежным комом событий. Но я не мог раздавать пустые общения, стучать пяткой в грудь и заявлять, мол, зато дальше будет проще, тяжело в прокачке, легко в пвп, и все такое прочее. Ведь это слишком очевидная ложь, а дураков среди нас не завелось. Если стартовая локация столь же опасна для жизни, как и прятки на минном поле, то о том, что ожидает в более высокоуровневых зонах, лучше даже не думать. Да мы и не стали. Вино внутри, а проблемы — снаружи.

— Ну! — после небольшого перерыва поднял кружку Ермак. — За тех, кто в дороге и кого еще ждет дальний путь. Все мы — странники.

Бородач как мысли мои прочитал. С удовольствием глотнул вина (не самого поганого, кстати) за эту короткую, но проникновенную речь.

— Чтоб не в последний раз, — переняла эстафету Валерия. Что же, и не поспоришь.

— Я тоже должна? — пролепетала слегка захмелевшая жрица, держа деревянный «кубок» двумя руками. — Яре-яре… Давайте за то, чтобы поскорее вернуться домой!

Чокнулись, выпили и всем составом посмотрели на демоницу. Хира изогнула бровь и качнула головой.

— Котята-чертенята, ну вот нельзя просто молча побухать, а? Вам без этих речей синька не в то горло льется, или где?

— Я не понял, — осоловело протянул крепыш и боднул бочку, достающую ему аккурат до подбородка. — Ты нас уважаешь? Ты… ик… меня уважаешь?

— Да пошел ты… — фыркнула прислужница и отвернулась.

— Кто? — Ермак завертел головой. — Это ты мне?

— Не тебе, — поспешил вмешаться я.

— А кому? — товарищ уже едва стоял на ногах. — Где он? Покажи? Я… ик… дам ему подсрачник!

К счастью, грядущую бучу прервал менестрель.

— Друзья! — лютнист шагнул вперед, и музыканты опустили инструменты. — Прошу внимания и понимания! Впервые наша любимая песня зазвучит рано утром, а не после заката, как заведено почтенными предками. Играть ее в неурочный час — значит, разгневать самого демиурга. Но! Кулак творца далеко, а ваши близко… — после этих слов девушки захихикали, а парни с усмешками подбоченились, — поэтому по многочисленным заявкам — «Сеновальная»!

Под разомлевший перебор струн и соловьиную мелодию флейты крестьянки встали кругом и закачали бедрами, не спеша притоптывая на месте. Парни, глядя на это, принялись подбадривать друг друга хлопками по плечам, смешками и озорными улыбками. Все уже изрядно набрались, так что спутницам долго скучать не пришлось. Сунув большие пальцы за ремни, парубки вальяжной походкой шагали к избранницам и пританцовывая, обходили по кругу.

Если за полный оборот кавалеру не выказывали никакого интереса, тот под свист и улюлюканье возвращался в строй. В ином случае девушка брала понравившегося ухажера за руки и клала ладони себе на плечи. Обрадованный счастливчик приобнимал барышню за талию (но чаще заметно ниже) и прижимал к себе вопреки всем правилам, этикетам и нормам приличия. Ну а далее начинался тот самый каноничный медляк, знакомый каждому по школьным дискотекам.

И так уж вышло, что статистика в «Ириноре» малость отличалась от реальной — на дюжину девчонок здесь пришлось аж пятнадцать ребят, трое из которых стояли в сторонке, пряжки свои теребя. Все — самые молодые, тощие, безусые и одетые хуже других. Неудивительно, что с ними никто не захотел танцевать. (Читай на Книгоед.нет) Глядя на них, я видел вчерашнего себя — такого же неуверенного, забитого и откровенно трусливого в общении с прекрасным полом. Испытывал ли я жалость к компьютерным версиям самого себя? Ни капли. Сочувствие? Немного. А вот что действительно занимало сердце — так это ностальгия по ушедшим дням. И я приложу все усилия, чтобы прошлое никогда и ни при каких обстоятельствах не стало настоящим.

— Опять пялятся, — проворчала Ингрид. — Прям жопой чувствую.

Лера прыснула:

— Потому что на жопу и пялятся. Ты ее вообще видела?

— Зачем мне смотреть на свою жопу? — с издевкой спросила жрица. — Я больше по чужим. В смысле, по мужским.

— У-тю-тю! — рыцарь от души шлепнула подругу по заднице, и девушка с визгом подпрыгнула.

— Извините, — раздался позади взволнованный дрожащий голосок.

Мы разом обернулись, отчего конопатый мальчишка в застиранной красной рубахе чуть не дал стрекача, но нашел в себе силы и волю не поддаться страху. За что и был в последствии вознагражден.

— Госпожа в белом, — парень неуклюже поклонился, левую ладонь положа на грудь, а правую — трясущуюся как после гири — отвел в сторону. — Разрешите… пригласить вас на танец.

— Госпожа в белом? — Ингрид осмотрела себя и повертела головой, будто выискивая в толпе другую госпожу в наряде того же цвета. — Это ты мне?

Юнец, похоже, принял эти слова за наезд, опустил голову и попятился, и тут я не сдержался и пришел на выручку.

— Ну а кому же еще, — подмигнул неписю и одними бровями велел стоять и не дергаться.

— Ого, — жрица глупо улыбнулась и скосила глаза к переносице. — Меня еще никто не называл госпожой в белом. Еще и рыженький…. Так, — она поправила соскользнувшую с плеча накидку, но в итоге превратила ее в ленту через грудь, — я иду. Только чур не урони.

— И руки не распускай, — пригрозила Лера.

К которой тут же поспешил второй танцор, окрыленный успехом товарища. Но одного взмаха кулака бородача хватило, чтобы парень резво развернулся и с той же скоростью умотал восвояси.

— Пошли, — Ермак без спроса схватил рыцаря за руку и потащил в круг, тараном расталкивая всех, кто оказывался на пути. — Потрясем костями.

Уже хотел идти унимать пьяного буяна, но заметил, что Валерия не без удовольствия прижимает его голову к груди и гладит по плечам и спине так, как не гладят друзей — даже близких.

— Наконец-то свалили, — буркнула Хира, зачерпнула полную кружку и вылакала в один присест. Крякнула, ухнула, утерла губы предплечьем и снова сунула руку в бочку. — Хоть напьюсь без тупой болтовни.

— Как твой бок?

— О Тьма, какой же ты нудный… Иди вон лучше тоже попляши. Как раз одна кобылка освободилась.

— Не хочу с кобылкой, — подошел поближе и облокотился на край емкости. — Хочу с тобой.

Демоница протяжно фыркнула.

— Суккубы не танцуют. А если бы и танцевали, то точно не с такими занудами.

— И все же я настаиваю.

— Да хоть насиживай, — густая бордовая струя потекла в распахнутый рот, прямо как в рекламе попсовой газировки.

Вздохнул, прикидывая вариант диалога, который приведет к танцу. После всего, что сделал, в любой другой игре за меня бы уже замуж вышли, а тут — ледяная стена, выше, блин, чем в Вестеросе, и хоть тресни. Но отступать — удел неудачников, поэтому протянул ладонь и со всей доступной уверенностью произнес:

— Всего раз. Как исключение.

— Или что? Занудишь до смерти? Не трать свое время и мое терпение, просто прикажи — и дело с концом.

Хмыкнул и устало улыбнулся, глядя на сердитую физиономию, темные линии хмурых бровей, сжатые губы и трепещущие ноздри.

— И не подумаю.

— А что мешает?

— Отношение к жизни. Может, воспитание. Правильные приоритеты и примеры для подражания. Хочешь, верь, хочешь, нет, но я всегда отыгрываю добрых героев и стараюсь получать только положительную карму. Вот вроде вымысел, иллюзия, виртуальность, а неприятно отождествлять себя с ушлепком. Поэтому я не бью женщин кнутом, не сажаю в эцих… тьфу, ящик с гвоздями и не принуждаю к… танцам.

— Ну и лох, — эхом донеслось из опустевшей кружки. — И вообще, я не твоя женщина. Я — твоя слуга. И это если опустить маленький и незначительный факт, что я вообще не человек.

— Да мне все равно. Ты та, кем я тебя вижу. Осознаю. Ощущаю. Осязаю. Ты… больше человек, чем многие живые люди.

Хира с полминуты щурилась на меня, затем фыркнула и отвернулась.

— Повторяю — танцевать не буду. Хоть оду в мою честь читай.

— Ага. Значит, вытворять всякое во сне — за милую душу. А тут — фиг.

Суккуба закатила глаза.

— Сон — это сон. Че ты докопался?

Хлебнул немного для храбрости, набрал побольше воздуха и сказал то, что хотел сказать многим, но ни разу так и не осмелился:

— Нравишься ты мне.

— Да я всем, млять, нравлюсь! — демоница швырнула кружку под копыта. — Один жест, одно движение, один взгляд — и вся эта прыщавая чепуха будет ползать ниц ради единственного прикосновения!

Шагнул еще ближе, и теперь между нашими лицами едва бы уместилась ладонь.

— И я?

Алые радужки полыхнули огнем, даже сквозь стиснутые губы послышался зубовный скрежет.

— А ты… — змеей зашипела суккуба, прожигая взглядом. — Ты… ты…

Договорить не успела. На крышах домов (как потом выяснилось, по всему городу) зажглись пентакли, откуда выпрыгнули обугленные черти из тысячи Легата. Подняв уродливые рыла к пасмурным небесам, твари хором проревели:

— Время на исходе! Верните мою вещь!