10

В семье Давида Исаевича все не как у людей: даже завтракали все порознь. Первым к столу садился Илья, и тогда никто не смей крутиться на кухне: он любит есть в одиночестве. Но мыть после себя посуду — это нет. Давиду Исаевичу подчас приходится напоминать сыну, что с ним ничего не случится, если он вымоет пару тарелок.

После Ильи кухонный стол занимала Евдокия Петровна. Она тоже желает, чтобы ей никто не мешал, ибо как раз тогда, когда она ест, ей удобно обдумывать свои лекции. Давид Исаевич не возражает, хотя не согласен с этим: если человек ест, он должен есть и ничем другим не заниматься.

Сам же Давид Исаевич завтракал стоя или на ходу. Видимо, это вредно для здоровья, но так большей частью получается. Кроме того, он терпеть не мог, когда накапливалась немытая посуда. Возле раковины с журчащей водой хорошо думается. Вот и сейчас он думал о том, что фашисты летом сорок второго года все же форсировать Терек на его участке обороны не смогли.

Гитлеровцы не прошли и на остальных участках северокавказского фронта, который растянулся на сотни километров — с гор до Каспийского моря. Свыше недели немцы топтались у наших свежих траншей и дзотов, и поначалу врагу удалось достичь своего — неожиданным мощным ударом он в конце августа стремительно придвинулся к городу Нальчик. Еще несколько таких скачков — и он добрался бы до большой дороги через горные перевалы. Но нальчикская операция оказалась одной из последних удачных операций немцев на этом фронте.

Когда Давид Исаевич поздно вечером получил приказ оставить свои обжитые позиции и срочно перебраться со всем своим хозяйством к Эльхотовским воротам, он несколько растерялся. Это его замешательство произошло не только из-за того, что не хотелось оставлять хорошо подготовленные окопы, ходы сообщений, огневые позиции. Давид Исаевич как-то сразу не мог понять, почему оставляют без артиллерийской поддержки такой большой плацдарм — берег Терека напротив станицы Галюгаевской. Ведь в этом месте были сосредоточены, по данным разведчиков его взвода управления, немалые силы фашистов. Он, Давид Исаевич, не мог понять, почему его батарею никто не сменяет. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять.

К месту новой дислокации тащились всю ночь, прежде всего потому, что дорога была забита войсками. Тем не менее ко времени, указанному в приказе, Давид Исаевич со своим подразделением был на месте. В Эльхотове сосредоточилась большая часть десятой гвардейской бригады — бывшей авиадесантной, преобразованной в обычную пехотную бригаду с противотанковыми пушками и противотанковыми ружьями. На дальних подступах к Эльхотову заняли свои рубежи несколько артиллерийских полков резерва Главного командования, а две танковые бригады были готовы в нужную минуту предпринять контрнаступление.

Первый бой у Эльхотова батарея Давида Исаевича провела не лучшим образом. Батарейцы не успели еще как следует закрепиться, как налетели десятки вражеских бомбардировщиков, а внизу, в щели между горами, в Эльхотовской долине, показались немецкие танки. Разразился такой огонь, который даже Давиду Исаевичу не приходилось видеть.

Наши войска отбили и первую, и вторую, и третью атаки фашистов. Бой длился целый день. Немцы лезли и лезли, не понимая, что случилось. Впервые здесь, на северокавказском направлении, они получили столь решительный отпор.

Теперь, вспоминая тот первый день на передовой у Эльхотова, Давид Исаевич понимал, что главную роль в отражении натиска гитлеровцев сыграли знаменитые «катюши». Кто знает, как бы закончился тот бой, если бы не они.

Лишь после изнурительного дня непрерывных боев батарея Давида Исаевича получила возможность капитально укрепить свои позиции. Спали мало. Всю ночь работали почти без перерыва. Но утром Давид Исаевич уже стоял в узком окопчике своего наблюдательного пункта, слегка пригнувшись, возле знакомой своей стереотрубы, свежий, даже очень тщательно выбритый. Это был его принцип. Командира люди должны всегда видеть бодрым, энергичным, деятельным. Появляясь перед ними хмурый и вялый, ты, может, и не нарушаешь устава, но много теряешь в их глазах.

Туман осторожно поднимался над окопами, седой, с сизоватым, как дым махорки, оттенком, он клубился и набухал, словно начиненный дрожжами. Туман тянулся вверх, обнажая Терек, который здесь был шумный, но не такой глубокий и дикий, как у станицы Галюгаевская. Терек затаенно ворчал и шипел, швыряя свои волны на каменистые берега. Снизу тянуло холодом — горы есть горы.

Давид Исаевич думал, что фашисты не атакуют наши позиции потому, что им мешает туман. Хотя кто знает? Туман рассеется еще не скоро, и все же каждую минуту надо быть начеку. Давид Исаевич знал, что на той стороне, там, где сейчас затаился враг, тоже не спят, хотя внешне вражеский наблюдательный пункт выглядел очень мирно.

Из-под земли к Давиду Исаевичу доносились приглушенные рваные фразы, обрывки разговоров, из которых можно было понять, что там мечтают о завтраке, который должны скоро принести на наблюдательный пункт. Давид Исаевич не думал об этом. Он шпынял себя за то, что ночью, подготавливая батарею к новым боям, он не смог присутствовать при похоронах павших… Между прочим, среди погибших был один из братьев Остапенко, известных в бригаде своими подвигами. Эти солдаты своими противотанковыми ружьями уничтожили полтора десятка вражеских танков. Братья были близнецами и так походили друг на друга, что, наверное, мать родная не могла их различить. Одного звали Дмитрием, другого — Иваном. Дмитрий был убит. Но в ходе боя Давид Исаевич не сразу узнал, кто из братьев погиб, и, увидев издали Остапенко, воскликнул: «Слава богу, что ты жив, Дмитрий. Понимаешь, мне сказали, что тебя уж нет в живых». На это бронебойщик хрипло отозвался: «Я — Иван. Вас правильно информировали». Этот свой промах Давид Исаевич не мог себе простить до сих пор. Вот так-то обознался, перепутал…

В землянке между тем шел разговор о каком-то старшине-ловкаче. Побасенка о нем уже имела длинную бороду, но тот, кто ее пересказывал, имел в виду двух вновь прибывших телефонистов — пусть и они узнают о проделках бравого старшины, который сумел накануне Нового года накормить всю батарею куриными котлетами. Давид Исаевич уже не раз слышал эту сказочку. Этот старшина был родом якобы из Ростова, и когда Ростов освободили от фашистов, он решил это отметить хорошим обедом в кругу своих товарищей-батарейцев. В клетке у него содержался небольших размеров петушок. Вот старшина и пообещал батарейцам куриные котлеты. Но как можно одним петушком насытить всю батарею?! Допытываются у старшины, с издевочкой, разумеется: ну как там котлеты? А он отвечает: все будет, как обещал, надо лишь найти небольшое дополнение к птичьему мясу, тогда на всех хватит. Батарейцы разрешили: пусть будет добавок. Старшина спрашивает: а если пополам? «Ничего, согласны!» — отвечают батарейцы. Иного выхода все равно нет. Тот, кто думает, что старшина оставил батарею без котлет к празднику, ошибается. К Новому году батарея уминала вкусные котлеты с перчиком и чесночком. Старшину превозносят до небес, а он усмехается. Оказывается, пополам, как старшина выразился, у него означало один петушок на одного жеребенка. Смешали мясо петушка с мясом жеребенка — и пожалуйста, вот вам куриные котлеты, ешьте на здоровье…

Откуда-то с вражеской стороны доносился гул танковых моторов, ухал шестиствольный «ванюша» — немецкий миномет, раздавались то там, то тут взрывы. К Давиду Исаевичу долетела еще одна фраза из землянки: «Сегодня, видать, не скоро позавтракаем — облизнемся только».