Мясо, нарезанное впрок ломтиками, слегка заиндевелое, он взял из морозильника лишь после того, как с плиты потянуло разными дразнящими вкусными запахами.

Когда все было сделано, он вдруг вспомнил, что сын заказывал кисель. Банки пастеризованной клюквы с сахаром имелись у него в запасе всегда. Нужен был крахмал, и заказ Ильи можно было исполнить. Давид Исаевич опустился на колени возле раскрытых створок кухонного шкафа и начал переставлять в нем с места на место различные пакеты, банки, коробки. Вот наконец что-то похожее, не то сода, не то крахмал. Надо было проверить.

За этим занятием его и застала Евдокия Петровна.

— Господи, сколько пару напустил! Стекла все запотели! — воскликнула она, шагнув к окну. — Не мог пошире распахнуть?

Обернулась к плите, пригнулась и убавила огонь в конфорках:

— Почему кастрюля не прикрыта? Пена не снята? — Объяснений она не ждала и продолжала: — Рубаху измазал — сплошь в жирных пятнах каких-то!

— На белом особенно выделяются, — насмешливо отозвался Давид Исаевич. — Нарочно светлую сюда надеваю, чтобы менять почаще.

— Болтовней неряшество не прикроешь, — строго возразила Евдокия Петровна. — И плита грязная у тебя. Неужели трудно чистоту навести?!

— Можно. Только это, наверное, и твоя забота, — заметил Давид Исаевич, раздувая ноздри.

Евдокия Петровна замерла. «Что это я с утра? Ведь это он мою работу делает, ради меня собой жертвует, — молча согласилась она, опустив руки. — Да, но я тоже многое ради него делаю», — пыталась она оправдать себя.

Убедить себя не удалось. Побуждения у них разные, и она это, к сожалению, знала очень хорошо. «Нам за круглый стол сесть давно пора, поговорить с толком, с расстановкой. До сих пор не получалось как-то: то он занят, то я спешу».

— Сегодня после моей первой пары ты свободен?

— Нет, после твоей лекции идет моя.