«Дорогой Владислав Титов!
Не знаю, правильно ли я поступаю, что пишу вам, но иначе я не могу. Спасибо вам, дорогой Владислав (извините, не знаю вашего отчества), за то, что благодаря вашей книге я поборола в себе меланхолию, грустное отношение к окружающему миру. Мне восемнадцать лет. Учусь в десятом классе. Судьба у меня нелегкая. В три годика случилось несчастье, и с тех пор больницы, больницы… Правую руку удалось спасти, а левую… Мальчишки смеются: «Смотрите, у нее одна рука короче другой! Она не может поднять руку для пионерского салюта!» А как бесило меня, когда в глазах людей видела жалость. Жить не хотелось. У меня не было друзей. Одна изо дня в день. Наверное, это самое страшное. Мне трудно вспоминать те дни, трудно потому, что все, что было, ушло в прошлое. Я начинаю другую жизнь. Это вы помогли мне в этом. Что мой недуг по сравнению с вашим? Мне стыдно. Вам в сто, двести раз было труднее, и вы выстояли. Теперь я ничего не боюсь, я знаю, что найду свое место в жизни и не буду обузой своей милой мамочке. Верю, что не пропаду. Спасибо вам за эту веру.
«Я не смогла написать вам сразу, как только прочитала повесть, хотя и очень хотела. Я не знаю, что мне делать. Окончив восемь классов, приехала в г. Уфу продолжить учебу. Отец мой умер, мама неизлечимо больна. Я остановилась у тети. У нее трехкомнатная квартира на троих. Сначала все было хорошо. Потом я стала замечать, как тетя с дядей ругаются между собой, со мной не разговаривают. Их маленькая дочка стала дразнить меня «бездомной». Мне очень трудно жить, я никому до сих пор не рассказывала об этом, даже маме. Не хотелось расстраивать ее. Как вести себя в таком случае? Что мне делать? Уйти от них или примириться с такой жизнью? Если уйти, то куда? Мне очень трудно. Посоветуйте что-нибудь.
Письма… Они — как люди. Одни входят в дом тихо, незаметно, скромно, другие врываются с шумом, болью, вопросами. А ведь маленьких вопросов и проблем не бывает. Все относительно. И слезы, которые бегут от обиды, от неустроенности жизни, от полученной двойки, одинаково солоны и горьки.
«Дорогие супруги Титовы!
Я не могу выразить того, что чувствовала, когда прочитала повесть. Проглотила ее, не разжевывая, а когда опомнилась, был уже конец и послесловие Бориса Полевого как удар грома, как комок, перехвативший горло поперек. Я преклоняюсь перед вами. Мне 26 лет, имею сына и второго мужа. Порой кажется, что прожила уже полжизни. И ведь обидно, что люди по недомыслию или другим причинам отравляют жизнь себе и близким. Первый раз я вышла замуж в двадцать лет. Все было в радужном цвете, и казалось, что весь мир так же счастлив. А потом, потом все изменилось. Он стал приходить домой пьяным, посыпались угрозы, оскорбления, унижения. Всеми силами пыталась уговорить его, образумить, не тут-то было. А тут ребенок родился. Сын. Вадька. Муж пил и стал избивать меня. Я ушла. Потеряла всякую веру в любовь, чистоту отношений и прочее. И когда повстречала на своем пути другого человека, относилась к нему с крайним недоверием. Этим причинила много страданий и себе и ему. Он моложе меня. А мне нужен был не только муж, но и отец для ребенка. Решила, что не имею на этого человека права и не буду встречаться. Я не видела его несколько дней, а когда встретилась, поняла, что люблю и не просто люблю, а жить без него не могу. Скоро я стала его женой. И опять казалось — весь мир счастлив. Но горе ютилось рядом. Мы не ужились с его матерью и ушли на квартиру. Будто бы вновь все наладилось. Но в нашей семье что-то уже изменилось. А скоро повторилось прошлое. Муж стал приходить пьяным, и опять оскорбления, унижения. Я не узнавала его. Ласковый, обходительный, трезвый человек превращался в зверя. У меня уже нет сил бороться с этим. Все повторяется. Что мне делать? Посоветуйте, как спасти человека, семью?
«Здравствуй, дорогой Владислав!
С чувством глубокого уважения шлю тебе чистосердечный привет от себя, березовых рощ и перелесков, голубых озер и седого Днепра, от героической земли смоленской. Извини за беспокойство, но я давно собирался тебе написать и все не решался. Надеялся, что могу обменяться личными автографами на книжках, но… И вот, услышав по радио твой голос и кусочек из новой работы, рискнул написать коллеге по перу.
Случилось так, что когда я поставил последнюю точку на черновике первой рукописи, смоленское издательство закрыли. Естественно, моя рукопись «Соловьи Приднепровья» объемом пятнадцать печатных листов вернулась назад. Это повесть о жизни деревни шестидесятых годов. Нашим смоленским отделением Союза писателей она была одобрена, но в Москве нашли причины отказать в публикации. Но, как говорится, я не опустил руки и продолжал работать над второй повестью о красных следопытах и людях, которые погибли, защищая наш край в 1941 году. И эта рукопись одобрена нашим СП, но ее мне тоже вернули из издательства. Обе рукописи лежат в столе, так же как и сам я лежу вот уже четырнадцать лет из тридцати четырех.
Не пугайся, друг! Я не буду жаловаться на свою планиду. Главное же, это не зря прожить. Ведь я для чего-то рождался на свет! Неужели эти четырнадцать лет я переживал адовы муки для того, чтобы теперь умереть?
Помнишь, твой Серега бежал к железнодорожному полотну? Уверен, что ты прочитал Амлинского «Жизнь Эрнста Шаталова». Эрнст подбирался к окну. Испытал это и я, но пистолет дал осечку. На второй заход не хватило сил. А скорее всего струсил. После такой щекотки в черепке, видимо, включаются какие-то новые клетки, которые заставляют искать выход, чтобы не существовать, а жить. Если можно, разреши, я пришлю тебе свои рукописи. Я уверен, что ты не покривишь душой и скажешь то, чего они заслуживают. Твой суд будет самым справедливым в этом мире. Пойми меня правильно. Жить без надежды и цели в моем положении бесполезно. Все время лежу, иногда, когда чуть-чуть терпимо, сижу. Тогда из окна видны кусок неба и ломоть улицы.
«Я не нахожу слов, чтобы передать вам чувство искренней благодарности и восхищения. Обещаю, что буду стараться делать все, чтобы найти свое место в жизни и быть полезной людям.
Мне двадцать лет, ровно столько, сколько было вашей Тане. Уже пять лет я прикована к постели. Прикована навсегда, навек. Место в жизни… Нет надобности объяснять вам, что это значит для меня. Своей повестью и жизнью вы вселили надежду.
Нет, эти письма не пришли одно за другим, в одной пачке. Я нарочно подобрал их и расставил в таком порядке. Это из почты одной недели — 683 письма. Я не привожу здесь ответов, которые дал на все эти письма. И не потому, что ответы эти носят очень личный характер. Нет. Я приглашаю вас подумать над этими человеческими документами. Может быть, они откроют вам доселе неизвестную жизнь. И еще:
«В возрасте четырнадцати лет я заболел и после длительного пребывания в больнице на всю жизнь остался инвалидом. Передвигаюсь только с костылями. Некоторые люди смотрят на меня как на заморского зверька, а старушки ахают и крестятся. Временами рождается такое чувство, что ушел бы от людей, закрылся бы где-нибудь и никогда не встречался с ними. Ну а как без людей? Мне двадцать лет, начальную школу я закончил в своей деревне, и дальше надо было идти учиться в соседний поселок за сорок километров. В общежитие меня не приняли, в школу тоже не принимали. Мол, инвалидам не место в нормальной школе. Но после продолжительной тяжбы в роно и облоно в школу меня приняли. Жить пришлось на частной квартире, за километр от школы. С большими трудностями, но я закончил десять классов.
Поступил учиться в техникум, но заболел и закончить не смог. Выздоровев, решил устроиться на работу, но это оказалось не так просто. Везде я слышал: «Не можем, не имеем права брать инвалидов», «Иди в дом инвалидов, там тебе найдут дело». И все время приводили в пример Корчагина, Мересьева.
Поймите меня, я не хочу в дом инвалидов! Я хочу работать, иметь свою семью, жить свободным человеком. Только после восьми месяцев мытарств, когда газета «Новгородский комсомолец» опубликовала статью «Барьер равнодушия», мне предложили работу на полставки в библиотеке, Ничего не поделаешь, выбора нет, а жить-то нужно. Целый год дружил с девушкой, а она вышла за другого. У меня нет друзей, не успел ими обзавестись, все время по больницам, да и большинство людей таких, как я, обходят стороной. Как мне жить, посоветуйте, пожалуйста.
«Товарищ Титов!
Спасибо вам! Я хочу это сказать так, как бы сказал его вам Егорыч или кто другой из вашего произведения. В вашей повести я нашла то, что сама пережила и переживаю, ту физическую и моральную боль, которые так хорошо известны вам. У меня не все так хорошо получается, как хотелось бы. По сравнению с вашим мое несчастье небольшое, но всю жизнь пришлось перестраивать. Девочкой одиннадцати лет я пережила трагедию. Три года не поднималась с постели, была закована в гипс. Все эти и последующие годы продолжала учиться в школе, училась хорошо, неизменно избиралась комсоргом класса. По окончании десяти классов решила поступить в Благовещенский медицинский институт, потому что с медициной была знакома уже десять лет и не как-нибудь, а на своей шкуре практику познавала. Но в приемной комиссии «полюбовались» моей ногой и сказали, что принять меня не могут. Это меня очень морально надломило. Но на следующий год поступила в университет на биологический факультет, думаю, что хоть как-то буду связана с медициной. Вышла замуж. Родила на свой страх и риск. Мальчишке моему уже пять лет. Вот так и живу. Еще раз спасибо за повесть. Верю, она многим поможет обрести себя.