Зашелестели ноты, зазвучало вступление, и я легко и свободно положила скрипку на плечо. В этот раз и пальцы сразу находили на грифе свои места, и смычок двигался уверенно и плавно, и мелодия, хоть и не любимая, все-таки пробилась сквозь неприятие и зазвучала, и полилась, и… даже немножко мне понравилась!

Я совершенно спокойно исполнила весь концерт, потом обе пьесы, и даже этюды внезапно получились без фальши и запинок. Закончила я гаммами, просто из удовольствия играть – потому что пальцы сами просили еще и еще, а противные обычно аккорды двойными и тройными лихо, будто в танце, сменяли друг друга в стремительном арпеджио.

Я опустила скрипку почти счастливая. Мне давно не удавалось получать от игры удовольствие, и сейчас, стоя на маленькой школьной сцене, я чувствовала себя чуть ли не Паганини.

- Анечка, спасибо тебе огромное! – очень серьезно сказала Людмила Петровна. – А теперь выйди, пожалуйста, в коридор и подожди там – мы тебя позовем.

Я стояла под дверью и все еще слышала музыку – только что отзвучавшую музыку. Прошло довольно много времени, прежде чем секретарь пригласила меня обратно. Я попыталась было пристроиться у дверей, но мне велели подойти к столу. Людмила Петровна встала, взяла в руки какой-то лист и официальным голосом прочла:

- Решением экзаменационной комиссии от двадцать седьмого мая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года Детской музыкальной школы города Красноперекопска выпускной экзамен по специальности «Скрипка» Носовой Анной считать сданным со следующими оценками: техника – четыре, артистизм исполнения – пять, общая оценка – четыре с плюсом. Технический зачет за второе полугодие пересдан с оценкой «четыре».

И, помолчав, добавила:

- Поздравляю тебя, ты аттестована!

13.

Я даже немного разочаровалась. Столько переживала, столько ужасов напредвкушала, и зря. Всё хорошо.

Преподаватели задвигали стульями, по очереди выходя из зала, обходили меня, пнем стоявшую все на том же месте, улыбались и поздравляли. Людмила Петровна, прощаясь, зачем-то всех благодарила, а когда мы остались вдвоем, усадила на ближайший стул и присела рядом:

- Аня, если по-честному: что у вас с Надеждой Ивановной произошло?

Мне не хотелось ее задерживать, не хотелось ворошить прошлое, тем более что оно теперь не имело значения. Но она настаивала, и я, мало-помалу, рассказала всю эпопею с программой, проваленным техзачетом и подготовкой к экзамену. Людмила Петровна слушала молча до конца, и лишь однажды сделала круглые глаза, когда рассказ дошел до злополучного «Лебедя».

- Скажи мне… Почему я ничего об этом не знала?

Вот тут уже удивилась я:

- А разве Надежда Ивановна Вам ничего не говорила?! Я думала…

- Никто мне ничего не говорил! И ты должна была сразу, слышишь? – сразу прийти ко мне, еще в самом начале учебного года. Тогда, когда тебе без согласования с администрацией изменили утвержденную… Подчеркну – утвержденную на педсовете программу!

Я была потрясена. Нет, просто убита наповал этим известием. Мне и в голову не могло прийти, что можно было просто… ну да, наябедничать. И все было бы хорошо. И тем более в голове не укладывалось, что преподаватель… Делала то, что не имела права делать и меня же убеждала, что не правы мы с Ириной Николаевной.

- Значит… Получается, что программу менять было нельзя?

- Можно, но только в том случае, если бы ты сама была с этим согласна. Или не справлялась бы – как с концертом на экзамене в прошлом году. Тогда ведь собрали педсовет, заменили концерт, и все. Так и сейчас бы сделали.

- Так я не хотела ничего менять! Мне нравилось то, что было! Мы с Ириной Николаевной два урока все это выбирали!

- А зачем же тогда меняли?!

… И тут я вспомнила. Как недовольно отрывалась от своих бумажек-квитанций Надежда Ивановна, когда я разбирала незнакомые ей пьесы. Как то и дело подходила к пюпитру, брала скрипку и разбирала текст вместе со мной. И чертыхалась вполголоса, когда в бумажках что-то не сходилось. И опять подходила ко мне, а потом снова пересчитывала.

И другое вспомнила. Когда программу уже поменяли… Я играла, а Надежда Ивановна делала замечания, не поднимая головы, ни на секунду не отвлекаясь от своих занятий. Еще бы! Она досконально знала эти произведения, за много лет они впечатались ей в память. Не нужно было заглядывать в ноты - все ошибки она определяла на слух.

- Ясно… Теперь мне все ясно, - протянула Людмила Петровна. - Преподаватель просто облегчила себе задачу, а как… за счет чего – наплевать… Но мне – мне! Откуда было знать, что все эти изменения между вами не согласованы, а наоборот, стали причиной конфликта? И еще момент – у Надежды Ивановны все выпускники играют именно эту программу, и я совсем упустила из вида, что тебе мы всё утверждали с Ириной Николаевной, а потом она уехала… И у Еванковой всё в порядке: выпускник готовится по стандарту… Эх, Аня, Аня! Упустила ты своего Лебедя… А мы тебя упустили… - горько заключила она и вздохнула. – Прости нас, девочка. Прости!

- Так… А что теперь будет?

- Ничего уже не будет, к сожалению. С Надеждой Ивановной я очень серьезно поговорю. Аттестат ты получишь. По всем предметам у тебя все нормально, а по специальности годовая «тройка» выведена. Но с учетом оценок за предыдущие годы и четверку за пересдачу экзамена, в аттестате будет крепкая «четверка». Так что готовься к выпускному и давай, домой беги, а то уже вечер скоро!

14.

… Через несколько дней музыкалка гудела и стояла на ушах: выпускной, выпускной! Прощай, сольфеджио, и специальность – тоже прощай, вместе с оркестром, ансамблем и сводным хором! В Актовом зале – цветы, у выпускников в руках – цветы, за окнами в саду – тоже цветы, цветы, цветы… В классах ждут своего часа торты и газировка, а пока – торжественная часть. На сцене – президиум, в зале – ученики. Речи, напутствия, и вручение аттестатов. Называют фамилию, потом – класс преподавателя, и под аплодисменты зала очередной счастливчик обменивает свой букет на маленькую красную корочку. На столе президиума уже огромная клумба, учителей за цветами почти не видно, но их лица всякий раз вспыхивают радостью, когда бывший ученик дарит свой букет. Наконец, вызвали меня. Класс преподавателя Еванковой Надежды Ивановны. Она и мне рада, как остальным? Ага, как же. Но иду, отдаю цветы, как положено. Надежда Ивановна их берет, нехотя кивает и тут же отворачивается. Перехожу к Людмиле Петровне – и получаю заветный документ. Вижу, что губы директора шевелятся, но что именно она говорит – не могу разобрать, шумно. Возвращаюсь в зал, плюхаюсь в кресло и раскрываю корочку. И первое, что вижу – огромную цифру «три». Зажмуриваюсь, смотрю еще раз. Нет, все правильно: «Специальность – «3» (удовлетворительно). Чувствую, как вспыхивают щеки и уши, и тут же холодеют пальцы. И перед глазами – муть, и в ушах – вата, и… Ну вот. Дома-то я сказала, что четверка будет, а тут – трояк. Опять скандал, опять решат, что я наврала. Может, я опять что-то не так поняла? Как обычно, сделала неправильные выводы из разговора с Людмилой Петровной?!

Я досидела до конца, а когда в зал потащили столы и сладости, робко заглянула в директорский кабинет.

- Людмила Петровна… Простите… Я узнать хотела… Вы же говорили, что в аттестате четверка по специальности будет, а тут…

- Аня, скажи пожалуйста, ты после школы куда поступать будешь?

- Не знаю еще, может – в мед, не решила пока.

- В музыкальное училище ты же не собираешься?

- Нет…

- Ну так какая тогда разница, что у тебя в этом аттестате стоит?

- Но Вы же сказали…

- Сказала, сказала! Так и должно было быть, как я сказала! – раздраженно бросила Людмила Петровна и забегала по кабинету. – Но на итоговом педсовете Еванкова такой скандал устроила, что всем места мало было! И за то, что переэкзаменовку за ее спиной устроили, и за оценки хорошие, которые тебе выставили! Заслуженно выставили, заслуженно, не переживай, но ей этого не докажешь! Ты бы слышала, как она орала, что и жаловаться будет, и письма во все инстанции разошлет – ужас, что было! Кричала, что ты конфликтная, что занятия прогуливала, а другие ходили, все учили-сдавали, а теперь мало того, что тебе аттестат выдадут, так еще и им, и тебе – одинаковые оценки?!

- Так я и не скрывала, что было такое… Я же все рассказала, как было!

- В итоге она поставила ультиматум: если тебе в аттестат ставят «четыре», то она увольняется. Вот так прямо и сказала: «Или я, или она!» - ты, стало быть. И что мне было делать?..

Людмила Петровна остановилась у стола и жалобно добавила:

- Тебе эта оценка все равно не нужна, ладно бы – дальше по музыкальному профилю собиралась учиться. А где я сейчас преподавателя возьму? Да и еще заведующего струнным отделением?.. Еванкова местная, всю жизнь в школе проработала, стаж у нее какой! Да ее с руками оторвут в ДК, или в Армянске, да где угодно! А сюда – кто придет? Кто в наш Перекопск преподавать поедет?! Разве что выпускник по распределению, да и тот – три года отработает и поминай, как звали… Вон, как твоя Ирина Николаевна…

… Праздновать дальше я не пошла. Сидела на лавочке в дальнем углу грушевого сада и вспоминала, вспоминала…

- Ань, ты что тут сидишь? Пойдем, торт вкуснющий, там еще много осталось! Ты плачешь?.. Что случилось?..

- Лебедь. Сдохла.

Дома, как и ожидалось, мне никто не поверил.

- Вечно у тебя виноват кто-то, только не ты! Что за интриги, кому это надо - с тобой воевать? Кто такая Аня Носова и кто – преподаватель?! Лень раньше тебя родилась, вот и придумываешь оправдания. Работать надо, пахать – тогда и оценки будут хорошими, и изворачиваться не придется! – заключил отец и презрительно отбросил аттестат от себя, будто тот испачкал его руки.

На следующий день я отнесла скрипку в школу. Положила футляр на стол Людмиле Петровне и сказала: