Скрипка казалась до того хрупкой, что даже в руки брать её было страшно.

- Не бойся, она только на вид нежная, а на деле – труженица, каких поискать! – заметила мою нерешительность учительница. - Бери и давай… Попробуй сыграть что-нибудь, что на ум придет.

… Тонкий гриф скользнул в ладонь, невесомый корпус лег на плечо. Непривычная граненая трость смычка была немного длиннее обычной; я немного примерилась и тронула струны. Скрипка отозвалась неожиданно глубоким, бархатным звуком. Пальцы сразу попадАли на свои места, ноты звучали чисто и выразительно. Я играла, а мне казалось, что я тут вообще не при чем, мелодия льется сама по себе, причем так, как у меня никогда еще не лилась…

8.

И вот снова – сентябрь. После торжественной линейки в обычной школе я поспешила в музыкальную. Сидела в Актовом зале и вспоминала, как сидела здесь в день поступления, и, кажется, даже в этом же самом кресле. С удивлением ощущала, что всем вокруг рада… Может, потому, что класс выпускной? А может, и это скорее всего, я соскучилась за лето по музыке. Я уже смутно помнила мелодии тех пьес, что играла мне Ирина Николаевна, но ощущение, насколько они мне нравились, все еще не выветрилось.

Да, кстати. Сама-то Ирина Николаевна где?

Я вертелась в скрипучем кресле, близоруко вглядываясь в лица, но в зале ее не было совершенно точно. Не видела я ее ни в коридоре, ни в нашем кабинете… Странно это.

Наконец, занавес открылся, и на сцену поднялась администрация школы, а в первый ряд зрительного зала прошли и сели все остальные преподаватели. Моей Ирины не было ни среди первых, ни среди вторых. В животе закопошился мерзкий червячок грядущих неприятностей, и мне стоило больших усилий заставить себя слушать не его, а выступавшую со сцены Людмилу Петровну, за годы моего ученичества дослужившуюся до должности директриссы.

Как обычно, отзвучали поздравления с началом учебного года. Сначала учителя нас поздравляли, потом мы – учителей. Утвердили программу концерта для малышей, поступающих в школу в этом году. Меня в числе выступающих не оказалось, но я не очень расстроилась: на сентябрь намечались более интересные дела. Напоследок Людмила Петровна представила двух новых преподавательниц, приехавших по распределению, и, будто оттягивая неприятную новость, объявила:

- А вот преподаватель струнного отделения Грузинова Ирина Николаевна больше у нас работать не будет. Уехала домой, в Симферополь. Теперь выступает в составе Областного симфонического оркестра. Вот такие вот дела… Ее учеников мы распределили по классам остальных преподавателей, так что слушайте внимательно, кто у кого.

Малыши оказались у новенькой симпатичной учительницы, остальные «разошлись», кто к кому. Я оказалась у Надежды Ивановны Еванковой.

Заведующая струнным отделением мне нравилась с самого начала. Еще с тех пор, когда я училась в подготовительной группе. Я целый год мечтала, что именно она станет моим преподавателем по специальности. Еще бы! Надежда Ивановна была просто красавицей! Очень маленького роста, удивительно изящная, как куколка, с миловидным личиком и высокой роскошной прической. Причем прическа эта была не такая, как у всех, а с выпущенными у лица завитыми длинными локонами. Королевская, надо заметить, прическа! И одевалась она соответствующе: летящие юбки, ажурные воротники, обязательные каблучки… Я откровенно любовалась ею и жутко расстроилась, когда не попала к ней в класс. С завистью расспрашивала подружек-счастливиц, учившихся у нее, и никак не могла взять в толк, как это они не разделяют моего восторга? Неужели не видят, какая она замечательная?! Такая сказочная женщина, с моей точки зрения, должна была быть кем-то вроде доброй феи, никак не меньше!

И вот мечта сбылась. Только нафига она мне теперь?! Я уже взрослая девочка, в сказочных фей не верю, и меня вполне устраивала Ирина Николаевна! К тому же, я прекрасно помнила, что по какой-то неведомой причине Еванкова точила на меня зуб, да такой, что я чуть не вылетела из школы в конце прошлого года. За что, почему – я понятия не имела, ну да ведь и не спросишь.

9.

Не ожидая ничего хорошего, я пришла к ней на первый урок. Как себя вести, зная, что я не ко двору? Преподавателя менять всегда сложно, а тут - класс выпускной, притираться некогда… как мы поладим?.. Судя по всему, Еванкова тоже была далеко не в восторге. Она сидела за столом, копаясь в каких-то документах, и увидев меня на пороге, недовольно поморщилась:

- А, это ты… Что, по расписанию разве твой урок сейчас?

- Да, мой. Здравствуйте.

- Вот что за гадство такое: тут своих учеников под завязку, так еще и чужих – на мою голову… - бормотала она, сверяя расписание и надеясь, наверное, что я сейчас испарюсь. Но нет, все оказалось правильно, и она, нервно перекладывая кучи бумаг на столе, процедила:

- Ну, и чего стоим, кого ждем? Особого приглашения?

- Да нет… Я же первый раз у вас, откуда я знаю…

- Что – откуда знаешь? Не знаешь, что на уроках специальности делать? В выпускном классе объяснять нужно? Изволь: доставай дневник, ноты, начинаем с гамм после лета!

- Надежда Ивановна, простите… Я спросить хочу: Ирина Николаевна для меня ничего не оставляла?

- Нет. А что она должна была оставить? Привет?

Я замялась. Почему-то противный холодок зашевелился в животе, и я, с трудом подбирая слова, путано объяснила, что старая скрипка мне давно мала и новая должна была ждать меня в школе. Но Ирины Николаевны нет, и скрипки, похоже – тоже.

- Так это что – ты хочешь сказать, что у тебя и скрипки нет?!

- Нет. Трехчетвертная есть, но она дома, нужно найти, кому ее продать… А целой – нету.

- Да где это видано?! – взвыла Еванкова, вскакивая из-за стола и заламывая руки. – Вот! Явилась! На урок она явилась! Выпускница!!! В прошлом году всем места мало было от ваших с Ириной Николаевной выкрутасов, так они – нате, любуйтесь! – и сейчас продолжаются! Начало учебного года, а у Носовой даже инструмента нет – видали такое? Да за что же мне напасть такая, послал Боженька ученицу, будто мало мне своих проблем!

Я была в полном замешательстве. Как? Почему? Забыла Ирина Николаевна, что ли?! Может, в учительской оставила скрипку, в шкафу каком-нибудь? Да и вообще… Странно все это. Может, я, бестолковая, что-то не так поняла? Может, и не собиралась она ничего мне давать, пусть всего и на год? Ведь такой инструмент недешево стоит, испугалась, что испорчу и передумала? И не сказала весной, что уезжать собирается...

Как бы там ни было, я стояла перед Надеждой Ивановной дура-дурой, и сама понимала, как по-идиотски выгляжу в ее глазах. И дома… Я, как наяву, услышала папино недоуменное: «Что за одолжения такие?..», и как он несколько раз переспросил: «Точно скрипку покупать не нужно?»

Отвозмущавшись, Надежда Ивановна вытащила из недр стола очередной талмуд и долго оттуда что-то выписывала, потом с листочком в руках вышла из класса и пропала на весь урок. Вернулась только после звонка и сунула мне бумажку с номером телефона:

- Вот, звони, договаривайся! Это мой выпускник, у него осталась скрипка, неплохая, кстати. Фабричная, конечно, но это лучше, чем несуществующая от мастера. Он готов ее продать, так что жду тебя на следующий урок с инструментом. Всё, до свидания!

Ох, и влетело же мне от родителей! За внеплановую покупку, за брехню (папино любимое словечко! – дорогущая скрипка напрокат - за какие такие заслуги, спрашивается?!), за сумму, заломленную продавцом… И вариантов не было: учебный год начался, скрипка нужна срочно, а в нашем городке не то, что магазина музыкальных инструментов нет, так даже грампластинки продаются в единственном универмаге в отделе радиотехники! А небогатый выбор нот – в книжном, вместе со сборниками советских песен.

Но как бы то ни было, отец был бы не отец, если бы позволил мне пропускать занятия из-за отсутствия инструмента. И скрипка на самом деле оказалась хороша! Я любовалась «волнами» на деках, нарядным глянцем светлого лака и наслаждалась глубоким, почти альтовым звуком. И представляла, как красиво зазвучит на ней долгожданный «Лебедь». Конечно, та, Иринина… Но все, проехали и забыли.

- Со скрипкой пришла? – встретила меня вопросом Надежда Ивановна, и тут же сама себе ответила: - Ну, слава Богу, не с пустыми руками. Сколько заплатили?

Услышав сумму, она поджала губы и неопределенно хмыкнула; было понятно – что-то не так, но переплатили мы или обобрали продавца – я так и не узнала.

- Достаточно разговоров, и так прошлый урок прошел впустую! Гаммы сегодня – разыгрывайся! А то ведь таким талантам летом заниматься необязательно, не то, что обычным смертным! – не удержалась от шпильки Еванкова и углубилась в бумаги, которые на ее столе никогда не переводились и требовали постоянной писанины.

Все первое полугодие выпускного класса почему-то выветрилось из моей памяти. Я сильно тосковала по Ирине Николаевне, а занятия у Еванковой казались скучными и пресными, как дождливые ноябрьские дни. Ни хорошего, ни плохого – ничего не помню. Вплоть до момента, когда началась подготовка к выпускному экзамену. Педагогиня внезапно спросила:

- Кто тебе подбирал программу для выпускного года? Ирина Николаевна? От какого фонаря, позволь спросить?!

Обескураженная, я не знала, что и ответить на такой, мягко говоря, странный вопрос. Как могла, объясняла, по какому принципу мы с Ириной Николаевной выбирали пьесы и этюды, а Еванкова только хмыкала и презрительно поджимала губы.

- Ну-ну… И как ты это учить собираешься?

- В смысле – как учить?.. Как обычно – разбирать, потом учить по нотам, потом… - начала я, но Надежда Ивановна скептически смерила взглядом сначала меня, затем нотную стопку на столе и уточнила: