Изменить стиль страницы

Стаканы были объёмистые, граммов на триста, аппетит разыгрался не на шутку, и Эльза моментально расправилась со своей котлетой и большей частью сладостей. Парни заправлялись основательно и не спеша, как и полагается здоровым и крепким мужикам. Утоляя первый голод, они ни на что не обращали внимания, и мисс фон Хётцен воспользовалась этим, чтобы украдкой заглянуть в зеркальце. Помня последний конфуз, она теперь обращала особое внимание на свою внешность.

На сей раз был полный порядок, требовалось лишь промакнуть платочком уголки рта. Сделав это быстрыми, элегантными движениями, Эльза столь же быстро на секундочку вытянула руку вперёд, чтобы, вместив себя до пояса в зеркальную рамочку, окончательно всё проверить и оценить. Волноваться не стоило: бюстгальтер стабильно держал высокую линию груди, на лице не было косметики, а девчоночья причёска «конский хвост» её здорово молодила. Успокоившись, довольная разведчица плеснула на донышко стакана ещё вина, заложила под язык финик и принялась незаметно разглядывать своих спутников.

Между Инфантьевым и Ладвиным-младшим имелось некоторое внешнее сходство. Оба одного роста, чуть выше шести футов, тёмно-русые волосы они аккуратно зачёсывали назад. Зрачки их глаз были черны до блеска, и уж совершенно одинаковыми казались прямые линии носа и красивые изгибы крупных, чувственных губ. Станислав носил маленькие рыжеватые усы, а Кирилл всегда был отлично выбрит, однако портретный контраст возникал из-за откровенной разницы подбородков, который у Инфантьева круто выдавался вперёд тяжёлым треугольным выступом. И сам он выглядел куда крепче сына начальника Станции, а толщиной запястий не уступал и Сержу. Никто и никогда не видел его улыбки, да и разговаривать с ним бывало не слишком интересно. К этим скудным сведениям, почерпнутым у обитателей Базы, Эльза добавила и несколько своих, полученных за время совместного восьмичасового пребывания в кабине вездехода. В частности, её сосед хорошо владел собою, был постоянно настороже и не был «сверхсотником».

Эльзу этот факт основательно сбивал с толку. Больше проверять не имело смысла да и некого. К тому же в личных делах каждого работника Станции обязательно указывался индивидуальный сенсорный коэффициент — вероятность ошибки просто-напросто исключалась. И всё же она одного за другим «прочитала» всех, надеясь уловить нечто, недоступное любым «аналитикам», но понятное только ей. Тщетно: особых способностей ни у кого не оказалось, и Станислав Ладвин оставался единственным «сверхсотником». Но кто же тогда научил его так чётко закрываться от пси-нажима по «волне»?

Эльза вертела ситуацию и так, и этак, но при любых вариантах всё, в конце концов, сводилось к следующему. Вероятность того, что среди силачей планеты (витязей, богатырей или кто там ещё был) мог найтись хотя бы один с сенсорным коэффициентом выше ста, практически равнялась нулю. Здесь неизвестная мутация целенаправленно формировала человека, сверхсильного мускулами в энной степени, и как раз за счёт мозга, который в основном только на эту особенность и работал. Слово «мускулы», конечно, требовалось взять в кавычки — сами по себе даже прекрасные мышцы Сержа могли быть превзойдены любым упорно тренирующимся атлетом, а тот же Мстислав и вовсе не представлял ничего особенного в этом плане. Дочь Командора понимала, что Серж, Мстислав, Малинка и прочие местные уникумы в минуты своей концентрации фактически представляли собой живые гравитаторы с нулевым радиусом направленного силового поля. А при таком положении вещей требовать от мозга ещё чего-то особенного, связанного с высшей нервной деятельностью, означало хотеть слишком многого. Сбалансированный таким образом человек, существуй он на свете, давно бы стал властелином мира и уж не пошёл бы ввязываться в тупую тысячелетнюю войну, в которой надуманным принципам какой-то там Династии противостояла спесь и пустые амбиции её противников.

Таким образом, учителя из местных костоломов у Станислава быть не могло. Правда, ничего не известно о людях из таинственного Замка Рэчери, но Эльзу заверили, что ни с кем из них работники Станции в контакт не вступали. Больше того, мадемуазель Ласкэ была первым человеком из Дворца, кто посетил Базу за все восемь лет её существования. Проверке эта информация пока не поддавалась.

Оставалось одно: помочь неопытному парню разобраться со своими незаурядными способностями мог лишь настоящий профессионал — то есть тот самый разведчик «Элиты», которого мисс фон Хётцен и должна была вычислить. Спросить же напрямую Ладвина-младшего она никак не могла. И не только из-за нарушения собственной конспирации, но и потому, что имела все основания считать Станислава игрушкой в чужих руках или, что ещё хуже, оружием. Тем более опасным, так как он и сам, видимо, толком не знал, на что способен.

Особый интерес и подозрение вызвало у Эльзы то обстоятельство, что с самого начала пути у них образовалась отличная команда — ребята не ссорились, понимали друг друга с полуслова и без малейшего неудовольствия подчинялись вздорной девице, любящей покомандовать и повоображать. Эта самая девица начинала уже сомневаться в правильности выбранной линии поведения. Не похожа ли она на беспечную мышку, пустившуюся в путь с тремя вежливыми с виду котами? Не наступит ли момент, когда коты остановятся, сядут, деловито повяжут накрахмаленные салфетки, облизнутся и промурлыкают: «Всё, крошка, приехали…»? Весь первый день дочь Командора потратила на одни наблюдения, самым любопытным из которых оказался тот факт, что Серж и Кирилл тщательно скрывали своё близкое знакомство.

…Отправив в рот очередной финик, Эльза смягчила его приторную сладость глотком терпкого, кисловатого вина и обратила внимание на то, что мальчики начали негромко переговариваться. Станислав поинтересовался у рыцаря, какой маршрут намечен на завтра, причём спрашивающий не сомневался, что таковой имеется. Уточняющий вопрос задал и Кирилл, который так же полагал, что в этих краях Серж бывает не впервые.

Тот не стал ломаться и подтвердил, что встречался с подобными комарами и раньше. Овраг следовало обойти справа, удлинив путь миль на десять-двенадцать, зато дальше будет чистый участок значительной протяжённости, и вездеходы пойдут на хорошей скорости. Эта линия явится гипотенузой в треугольнике, который им предстоит описать. «А если бы с самого начала и прямо?» — спросил Станислав. — «Я так и хотел, но ты же видишь, в каком состоянии колёса! А там такая территориальная мешанина, что «стрекоза» будет останавливаться каждые пять минут». — «Так часто?» — «Да. Впрочем, если желаете, я в состоянии тащить машины и волоком». — «Не желаем — двигатель повредишь». — «Вот видишь…» — «Можно взяться за руки, — неожиданно предложил Инфантьев, — а ты направишь сверхсилу по цепочке, и тогда мы вчетвером легко перенесём вездеходы, куда нужно». — «Действительно, можно, — равнодушно согласился рыцарь, — только это эффектное решение не будет эффективным. И безвредным для вашего здоровья тоже».

Кирилл пожал плечами, потянулся и откинулся назад, опершись руками о землю. Станислав продолжал выпытывать у Сержа его концепцию пути и получил ответ, что нужно либо потратить любое время, но починить «кругляши» раз и навсегда, либо выбирать дорогу, удобную для транспортного средства. И поменьше обращать внимания, если порой будут попадаться неприятные насекомые или что-нибудь в этом духе.

Эльза встрепенулась, но поскольку она делала вид, что полностью поглощена смакованием деликатесов, то решила подождать уточняющего вопроса от кого-либо ещё. Однако, к её удивлению, разъяснений никто не потребовал. Инфантьев спокойно отдыхал, лениво глядя в быстро темнеющее небо, а Станислав вообще удалился к вездеходу. Впрочем, он тотчас вернулся, держа в руке чашку чёрного кофе. Отведав дымящийся напиток и причмокнув губами, молодой человек громко поинтересовался, действительно ли Серж собирается ночевать на открытом воздухе? Увидев энергичный кивок, Ладвин-младший неодобрительно хмыкнул и занялся рассеянной уборкой стола, которая заключалась в сворачивании скатерти с остатками еды и отправлении её в люк для переработки отходов. Это несложное дело он закончил одновременно с последним глотком кофе, после чего объявил, что отправляется на покой. «Ты со мной?» — спросил он Инфантьева совершенно будничным тоном, как о давно решённом. — «Да, сейчас», — последовал утвердительный ответ, и Кирилл, снова беззвучно потянувшись, встал и направился к своему гравилёту.

Таким образом, мисс фон Хётцен был предложен ночлег в гордом одиночестве, и она терялась в догадках, пытаясь сообразить, что бы это значило. В салоне каждой из машин свободно могли расположиться по три человека на удобных откидных койках, и никто никого не стеснил бы. Поэтому вполне логичным выглядело решение, когда всяк спит там, где едет. И вот, пожалте… Подумав, Эльза постаралась себя убедить, что или ей продемонстрировали подчёркнутое уважение, как самой главной, или же к ней ночью обязательно кто-нибудь заберётся и попытается соблазнить. Возможно, Серж своим поступком намекнул, что так, мол, и так, у меня на эту девочку виды, и вы, значит, поспособствуйте… «Ух, ты!» — про себя восхитилась Эльза и резво двинулась вслед за Инфантьевым.

Она не ожидала, что тот будет переодеваться, и поэтому влезла в кабину без предупреждения. На молодом человеке уже были тренировочные брюки, но куртка ещё валялась на кресле. Налитые силой, широченные плечи Кирилла охватывала лёгкая майка, не скрывавшая крупные полушария светло-коричневых мускулов и выпуклую красивую грудь без единого волоска. Эльзе всегда нравилась у мужчин чистая, загорелая кожа без «доисторической растительности». Однако на этот раз она глянула лишь мельком и со словами: «Ой, извини…» сразу отвернулась и уселась в уголке за пульт дубль-управления. Вполне возможно, Инфантьев вовсе не желал афишировать, что именно он носит на груди на магнитном шнурке, поэтому дочь Командора прибегла к деятельной маскировке своего интереса. Она громко защёлкала разными клавишами, проверила связь со второй машиной и, не оборачиваясь, коротко указала Кириллу, чтобы он перед сном не забыл вывести по всем направлениям от вездехода датчики безопасности. Они потребляли ничтожное количество энергии, однако моментально включили бы силовую защиту, если кто-нибудь попытается под покровом темноты забраться внутрь.