– Маша, случилось что? Ты плакала? Бабушка?

Я кивнула, чувствуя, как подкатывают вновь слёзы, и стараясь удержать их внутри.

– Да, бабушка. Катя…не хочу, чтоб она видела. Сейчас уже скорая приедет. Можно…я оставлю её с тобой?

– Конечно! – Ваня не сомневался ни минуты. – Мама как раз мне позвонила, на пироги позвала. Катя, ты какие пироги больше любишь? Сладкие, или с грибами?

– Сладкие. И с грибами, маленький кусочек.

Он подхватил мою дочку на руки. В его крепких руках она казалась совсем крошкой.

– И Маша. Мы в прошлом году тоже бабушку хоронили. Сейчас я позвоню, приедут, все сделают. Хорошо? Можно тебе помочь? Дай мне номер своего телефона.

Я кивнула, не найдя слов. Да, сегодня мне нужна помощь. Я в ней нуждаюсь.

Это был один из самых тяжёлых дней в моей жизни. Бабушку увезли только через несколько часов. Позвонили из Ванькиного агентства, обещали все сделать без хлопот, спросили, на каком кладбище мы хотели бы похоронить бабушку. Конечно, рядом с мамой. Когда все ушли, я собрала себя из осколков, вытерла истоптанные полы, открыла нараспашку окно в спальне. Сняла с постели бельё, упаковала в мусорный пакет, который сразу же и вынесла. Затем остановилась у дверей соседнего подъезда, набираясь духу. Поднялась, позвонила в квартиру. Открыла мне дверь нестарая ещё женщина в аккуратном домашнем платье. Я часто видела её во дворе и даже здоровалась при встрече. Она проводила меня на кухню, поставила передо мной тарелку с пирогами, хотя я сказала, что не хочу есть.

– Съешь хоть кусочек. Все равно Ваньку ждать, он Катю в парк повёл, я позвоню ему. Но только после того, как ты поешь. Тебе сейчас силы нужны, а через тебя стены видно.

Я послушно надкусила кусок и, сама не заметив, как доела его, потянулась за вторым. Екатерина Викторовна довольно улыбнулась, налила мне кофе, плеснув туда добрую долю коньяка. Я не помнила, когда последний раз пила, но отказываться не стала. Кофе, а быть может, коньяк приятно согрели желудок. Хлопнула дверь, вылетела Катя.

– Мама, а мы с дядей Ваней ходили в парк! Не в наш, а в настоящий! Куда мы с тобой в прошлом году ходили. А бабу Катю представляешь, как меня зовут, Катей.

Я улыбнулась. Эту моложавую и красивую женщину неловко было называть бабушкой.

– Пойдем домой, моя хорошая,– я повернулась к своим спасителям.– Спасибо вам большое. Вы меня так выручили.

– Нам это ничего не стоило. Приводите её ещё, у вас впереди много хлопот.

У нас почти не было родных. Но на поминки соберутся подруги бабушки, соседи. У меня не было денег на кафе. Я решила провести их дома. В понедельник отпросилась раньше с работы, засучила рукава и принялась готовить. Через час раздался звонок в дверь, пришла помогать Валентина Павловна. Замерла в дверях, не зная с чего начать разговор.

– Маша. Я ж в этом месяце и поработать не успела совсем. А ты за целый месяц заплатила. Ты возьми их, эти деньги. Тебе сейчас нужнее.

Я не отказалась. Валентина Павловна прижала меня к себе, и пахло от неё так знакомо, почти как от бабушки. Я снова расплакалась, а она гладила меня по спине. Тут нас и застал ещё один звонок.

– А это снова мы.

В квартиру гремя бутылками из ящика ввалился Ваня, за ним, шелестя пакетами, его мама. У меня вновь слёзы подкатили.

– Девочки, вы готовьте. А ты Машка, в садик позвони. Я сам Катю заберу, и пораньше. Я её в зоопарк сводить обещал. Мы спросим, примут ли туда нашего зелёного принца, или придётся выпускать его на волю.

Следующие дни тянулись, как в тумане. На день похорон меня заменяли в школе, бросила своих любимчиков прямо в последнюю неделю. Катя осталась с Екатериной Викторовной, а Ваню я и не видела. Прошли похороны. Я проводила бабушку в последний путь солнечным и ласковым майским днём. Прижалась с поцелуем к холодному лбу и обещала, что всегда буду помнить и любить её. Уходя, погладила памятник на маминой могиле.

– Ваня отказался брать у меня деньги, сам расплатился с агентством. Быть может, я отдам вам? – спросила я У Екатерины Викторовны, забирая дочь вечером.

– Не говори глупости. Он большой мальчик, давно обеспечивает себя сам, пусть тратит деньги, как хочет. И я рада, что воспитала хорошего человека. И деньги я брать не буду. Купи Кате новый велосипед, она жаловалась, что в старый ноги не помещаются.

Остался в прошлом и девятый день. Я проводила гостей и устало прислонилась к запертой двери. Все позади. На кухне стояли стопки мытых тарелок, мне помогли, и стоял лёгкий табачный дух, я разрешила мужчинам курить на балконе. Катюшка уже утомилась и уснула. Незаметно начался отпуск. Третьеклашки финишировали достойно, даже Федосеев не завалил русский. Я зашла в нашу комнату, бабушкина все ещё стояла пустой, словно мы боялись нарушить её покой. Дочка спала, раскинувшись на постели. Из аквариума на меня смотрела лишь зелёная крошечная попка.

– Эй! – я легонько постучала по стеклу.– Ну посмотри уже на меня. Тяжело тебе что ли?

Обиженный негодник спрыгнул в импровизированный бассейн, розовую не глубокую миску.

– Ну приснись мне. Мне так плохо… Ты же можешь, я знаю.

Выключила ночник и легла. Думала буду долго ворочаться, но уснула сразу. Меня ждала темнота. Но меня не касались руки, вызывая томление во всем теле. Я чувствовала пустоту и одиночество.

– Ты где?– позвала я.

– Я рядом. Я всегда был рядом.

– Но ты же так далеко…Я тебя не чувствую.

– Лишь один поцелуй, детка. Лишь один.

Прозвенел будильник. Я выключила его, помня, что мне уже никуда не надо идти, три дня как июнь. Пусть трудятся учителя старших классов, а я вернусь лишь в августе. Но меня позвала Катя.

– Мама, если я все равно проснулась, может мы пойдём в садик? Света сказала принесёт новую куклу. А я возьму свою Бель.

– Хорошо, малыш. Иди умывайся, я сейчас.

Она убежала, я заставила себя встать. Сейчас я спала не в пример больше прежнего, но выспаться никак не могла. Из аквариума на меня смотрел лягушонок. Поддавшись импульсу, я достала его, и посадила на ладонь, в первый раз осмелившись его коснуться. Он не пытался упрыгать, сидел и смотрел на меня доверчиво.

– Маша, ты сумасшедшая, – сказала я себе, в самом деле сомневаясь в своей адекватности.– Ты не в сказке. Ты не будешь его целовать, он жрёт червей.

Но рука с лягушонком против воли поднималась к лицу. Крошечные глазки буравчики смотрели в упор, гипнотизируя. В ванной шумела вода, я с мыслями хоть бы дочка не увидела, вытянула трубочкой губы и коснулась ими прохладной, пахнущей рекой кожицы. И…ничего не случилось. Я громко впервые за последние дни с настоящим удовольствием рассмеялась

– Старая ты дура, Машка Королёва. Тридцатник почти, а все в чудеса веришь.

Бережно положила поддельного принца обратно и пошла на кухню. А когда я возвращалась из садика, встретила Сидорова. Он вытаскивал из багажника своей машины розовый, невероятно блескучий детский велосипед.

– Нет, – сказала я, пресекая его попытки что-либо сказать. –Нет. Никаких дорогих подарков. Спасибо тебе, Сидоров, но ты загостился в нашей жизни. Не пора ли тебе в свою?

– Машка!

Я не оборачиваясь пошла к подъезду, он за мной. Хватал меня за руки, говорил что-то. Тащился за мной по лестнице, вместе с этим дурацким велосипедом.

– Я не хочу благотворительности! – сердито воскликнула я.– Уходи, пожалуйста!

– Какая же ты гордая, Машка,– сказал он, пристально глядя в мои глаза.– И какая дура. Это не благотворительность. Люблю я тебя, Королёва. И Катьку твою буду любить, ты только шанс дай.

– Проснись, Ваня! Мы не в восьмом классе! Нам тридцать уже скоро!

– Мне уже тридцать, – огорченно сказал он.– И я люблю тебя с тринадцати лет. Господи, да я все выпускные классы мастурбировал, представляя, как снимаю с тебя то вишнёвое платье!

– Ваня!– я покраснела. – Это не любовь называется!

– Я не скажу, что мучился воспоминаниями о тебе все эти годы. Но только увидев тебя, понял. Ничего не прошло. Люблю, хочу быть с тобой каждый день, Королёва.

– Королёва…–горько усмехнулась я.–Никакая я королева. И не принцесса. А ты не принц.

– Не принц, – согласился он. – А может, просто лягушонок? И меня стоит только поцеловать?

Я замерла, ошарашенная. Спустилась на ступеньку вниз, к нему ближе. Посмотрела внимательно. Стоит, велосипед в руках стискивает. Старается быть невозмутимым, а жилка на шее так и бьётся. А что я теряю? Да я лягушку целовала утром. В губы. А она червей ест.

– Эх, была не была, –громко сказала я.

Потянула его к себе за шею, и прижалась к губам. И пропала. Растворилась вся, без остатка. Упал с грохотом велосипед, судя по мычанию Вани, на его ногу. Руки его освободились, прижали меня к себе крепко, изо всех сил. И меня обожгло воспоминание. Это же его руки, он мне снился! А губы мяли мой рот, и мне хотелось, чтобы поцелуй никогда не кончался, но воздуха в груди не хватало катастрофически. Я оторвалась от него и прислонилась к стене обессилено. У Ваньки тоже грудь ходила ходуном, взгляд затуманился.

–  Это ты!– ошарашенно воскликнула я.

–  Я, – согласился он. А я бросилась вверх по лестнице

– Королёва! Ты куда?

– Ко мне, скорее. – я потянула его за собой за рубашку, а он нагнулся за велосипедом. Горазд тянуть время!

– Пятнадцать лет потеряно, – шептала я стаскивая с него одежду в темноте тесной прихожей. – Не хочу терять больше ни минуты.

Его руки, губы со мной соглашались. Срывали одежду, целовали, кусали, тискали. Несли в комнату, бросали на мой девственный диван. А дальше…дальше то, что краснеющие девицы в возрасте около тридцати могут рассказать только после доброй порции алкоголя. Скажу только, что такого я не испытывала никогда. И ни один мужчина кроме него, моего Сидорова, на такое волшебство не способен.

ЭПИЛОГ, ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ.

–  Мама, а ему точно тут будет хорошо?

Мы стоим на берегу пруда за домом, который купил Ваня. Мы уже живём здесь, но я, привыкшая к тесноте своей двушки, никак не могу привыкнуть, назвать его своим.