– Кто ты?

– Ты знаешь.

Он наклонился ко мне, и его шепот, дыхание обжигали, заставляя кожу покрываться мурашками.

– Я хочу…–мой робкий голос оборвался.

Я так и не узнала, чего я хотела. Хотя все было понятно по реакции организма. Бабушкин стон, почти вой вырвал меня в реальность. Сердце колотилось, внизу живота было горячо, в промежности влажно. Я так давно не была с мужчиной, что сейчас ощутила разочарование, что не досмотрела этот сон, не испытала до конца его магию, что хотелось взвыть подобно бабушке и вгрызться в подушку зубами. Стон из соседней комнаты повторился. Я села на постели. Уже светало, майские рассветы бессердечны. Время всего три часа ночи. Катя хмурилась во сне, и ей стоны не давались выспаться. Я вдруг вспомнила о своем разочаровании от того, что сон не завершился логическим финалом, посмотрела на дочку и вновь застыдилась. А потом встала и, пошатываясь от усталости, пошла к бабушке.

Следующий день протянулся так, как ему и было положено. Медленно, не спеша. Зато перевели зарплату, о чем меня уведомила СМС. Зарплата - это здорово. Жаль, что быстро заканчивается. Вечером мы с Катей зашли в зоомагазин и купили корма для принца. Нам предлагали живых рыбок и кузнечиков, но мы в страхе отказались. Но живых и копошащихся в стаканчике червей в довесок к сушеному мотылю взять пришлось.

– Мы же кушаем курицу мам. И сосиски из мяса. Хотя я люблю цыплят, они милые. А принцу нужны червячки. Иначе он загрустит и заболеет. Правда?

– Правда. Ты у меня самая умная девочка в мире.

К подъезду мы подошли загруженные донельзя. Я несла большую пачку памперсов для взрослых, заботливо упакованную в непрозрачный пакет. В другой руке пакет с продуктами. В Катином рюкзачке позвякивали лекарства для бабушки. У подъезда стояли двое мужчин, и о чем-то оживлённо беседовали. Я обошла их стороной, когда меня вдруг схватили за руку. Я замерла.

– Машка? Королёва?

Боже. Как же я ненавижу эти встречи бывших одноклассников. Они встречались мне все реже и реже, так как разъехались из нашего медвежьего угла в поисках лучшей доли. Осталась я одна. Вожу дочь в садик, в который меня водила мама, и работаю в той самой школе, где училась сама. Я вымучила улыбку и обернулась.

– Ваня? Сидоров! Вот так встреча!

Он нисколько не изменился. Та же вечная улыбка, волосы на макушке вихрятся непослушно. Разве только из дистрофичной худобы старших классов перебрался в более тяжелую весовую категорию. А глаза все те же, голубые, лукавые. Даже веснушки на носу на месте. Рубашка в клетку, джинсы. Обычный прикид. И все равно я дико застеснялась своего школьного пиджака, недорогих туфель, рук оттянутых пакетами. И возненавидела его за то, что он меня такой видит.

– Машка, ты совсем не изменилась. Как была первой красавицей, так и осталась. Да дай ты мне эти пакеты. Ты там же живёшь, на третьем?

– А ты откуда знаешь?

– Маша,– он улыбнулся. – я жил в соседнем подъезде. Но я не удивлён, что ты не помнишь. Идём, провожу.

Он легко подхватил мои пакеты и пошёл вверх по лестнице. Остановился у дверей квартиры. И только сейчас заметил Катю. Она смотрела на него серьёзно, исподлобья.

– Это твоя дочка? Привет. Как тебя зовут?

– Мам?–повернулась ко мне Катя.–А этот дядя сильно незнакомый? С ним можно говорить?

– Немножко знакомый, – я улыбнулась, Ваня тоже прятал улыбку.– Я с ним в школе училась, в одном классе.

– Правда? Когда была маленькой? Как я, или побольше?

– Побольше, –я повернулась к Ване.–Извини, в гости не зову. У меня бабушка не здорова. Может, ещё увидимся.

– Обязательно. Я на несколько дней к маме, а в перспективе вообще переберусь обратно в наш город.

Он подождал, пока я отопру дверь, и вручил мои покупки. Я вошла, хлопнула дверью и устало прислонилась к ней лбом. Эта встреча отняла последние силы. Он не должен был видеть меня такой. Машку Королёву, самую красивую девочку школы, вот так, как есть. Лучше бы вовсе не встречаться.

– Мама, с тобой все хорошо?

– Все хорошо, малыш, какое счастье, что ты у меня есть.

Вечером я недрогнувшей рукой отсчитала треть зарплаты и отнесла её Валентине Павловне. Она проводила с бабушкой половину дня. Кормила, купала, давала лекарства по времени и даже читала вслух. Два раза в неделю сидела и с Катей, когда я репетиторствовала. Валентине Павловне не было цены. А моя треть зарплаты просто жалкая попытка её отблагодарить.

– Маша, там памперсы у вас кончаются.

– Я купила уже. Спасибо вам большое.

И дальше все по наезженной колее. Уроки, возня с Катей, уход за бабушкой. Единственным развлечением было кормить принца червяками. Дочка брезгливо морщилась, но миссию по спасению лягушонка твёрдо решила довести до конца. Принц был сыт и ,наверное, весел. По невозмутимому взгляду глаз-бусинок было не понять. Я дочитала сказку, про лягушку естественно, на голливудский манер переписанную. Никаких стрел и купеческих дочек, но Катьке нравилось.

Поцеловала спящего ребёнка в лоб, доползла до душа, сделала укол стонущей бабушке и села на своём диване, не веря, что день закончился. Так же светится ночник, и лягушонок так же пристально, как и вчера смотрел на меня из-за стекла. Но беседовать с ним не осталось сил, я уснула, едва коснувшись головой подушки.

И опять провалилась в истому. Мои глаза были завязаны. На теле тонкий шелк платья, под ним ничего. Чьи-то пальцы медленно проводят по шее, чуть замирают на ключицах, вызывая у меня вдох нетерпения. Я хочу протянуть руки, прижаться к мужчине, это желание на уровне потребности, но мои руки привязаны в к спинке постели. Я стону от беспомощности и возбуждения.

Палец поднимается к вершине груди и обводит сосок. Он так напрягается, что даже трение о шёлковую ткань становится невыносимым. Как и томление внизу моего живота.

– Сделай что-нибудь, – хрипло шепчу я.– Хотя бы поцелуй меня!

– Нет, –раздаётся горячий шепот в основание моей шеи.– Ты же знаешь. Ты должна сделать это сама.

– Но каааак?– я беспомощно тянулась к нему, но путы, связывающие мои руки, меня не пускали. Он тихо засмеялся, продолжая скользить рукой дальше по моему телу. Я замерла в ожидании, а он остановился чуть ниже пупка. Я была на грани.–Проклятие!

– Просто поцелуй. И сказка станет явью.

Сон оборвался. Бабушка. Я открыла глаза и уставилась в сереющий в утренних сумерках потолок. Бабушка все стонала, я скорее встала, пока она не разбудила Катю. Каждый шаг отдавался волной ноющей боли неудовлетворенности в теле. С бабушкой я возилась полтора часа. Когда вернулась в свою комнату, спать смысла уже не было, иначе я просто не проснусь. Села на диван. Посмотрела на лягушонка, он на меня. Как он сказал? Поцелуй, и сказка станет былью? Нет, это бред.

– Я не буду тебя целовать. Это факт. Все эти сны, просто от явной нехватки секса. Точнее, от полного его отсутствия. И не смотри на меня так.

Прошла в ванную и, так как не видела выхода, а тело все ещё дрожало от возбуждения, стоило лишь только вспомнить о сне, дала воли рукам. Разрядка наступила, но облегчения почти не принесла. Вот его бы руки… Я медленно начинаю сходить с ума.

Мои третьеклашки семимильными шагами двигались к завершению учебного года. Совсем немного, и финиш. Оля сегодня была во вторую смену, и поэтому, когда я пойду на частное занятие подтягивать ученика за денежки в конверте, Катя по будет с ней. А потом просто подождут меня во дворе.

Вечерний май всех выгнал на улицы. Я возвращалась с занятия, спешила домой. А все гуляли. Праздно шатались, ели мороженое, молодежь стояла с банками пива. Бабушки у подъездов активно говорили. В руках у многих были самодельные веера, а лавочки застелены газетами. Мой двор был знаком мне до каждой трещинки на асфальте. Ржавые качели, на которых ещё я каталась в детстве, убрали лишь два года назад, теперь ребёнка можно было без страха выпускать на площадку. Чисто, красиво, ярко. Я подходила и выискивала взглядом голубую Катькину панаму. Нашлась она у дерева. Куча ребят во главе с Олей стояла под ним и напряженно вглядывалась в крону.

– Катя, Оля! –помахала я рукой, привлекая к себе внимание.– Уже поздно, идемте пить чай!

– Мама, погоди, тут спасательная операция!

Я подошла ближе. Где-то в глубине листвы надрывался перепуганный котёнок. Ветки тряслись, словно с дерева спускался слон. Я разглядела одну мужскую кроссовку.

– Мама, это твой дядя Ваня спасает Светиного котёнка. Глупыш залез высоко на дерево.

– Твой? – спросила шепотом Оля. Я покачала головой.

– Доча, ты забыла добавить одноклассник.

Ольга улыбнулась, ветки затрещали, показались ноги в синих джинсах. Длинные такие ноги, крепкие. Я отвела взгляд, так как мой мозг, измученный двумя ночами эротических снов, направлял его туда, куда не положено, на мужскую промежность. И пусть за плотной тканью не угадывалось ничего, кроме небольшой выпуклости, я покраснела. Тем более, что Оля заметила направление моего взгляда и усмехнулась.

– Посторонись!

Мы дружно отступили на шаг, и Ванька спрыгнул вниз. Отряхнул ладони, поморщился и достал из-за пазухи котёнка. Его забрали дети и сразу же убежали утешать. На светлой ткани футболки алело небольшое кровавое пятно.

– Ты поранился?– спросила я.

– Ерунда. Котёнок оцарапал, – махнул он рукой и направился прочь.

– Постойте!– крикнула Оля. –Раны надо обработать, неизвестно, вдруг этого котёнка на свалке подобрали. У меня есть перекись, ватные диски и даже пластырь.

Говоря это, она извлекала все вышеуказанное из сумки. А затем вложила в мои руки.

– Одноклассник твой, спасай его от столбняка сама.

– Сучка,– сказала я ей одними губами и повернулась к Сидорову.–Больной, оголяйте торс.

Он оголил. Мама, Боже мой. Я боюсь своих будущих снов. Торс у него был внушительным. Крепкий, поджарый. Под кожей перекатывались мышцы, на прессе имелись положенные кубики. Я надеялась, что не покраснела. Смочила ватку в перекиси и провела ею по одной из длинных царапин. Она покрылась розовыми пузырьками. Я поймала себя на мысли, что сейчас хотела бы облизать его раны, как кошка. Вот теперь я покраснела точно. Нужно срочно завести любовника.