Не могла я решиться на такой союз.

Однажды я попыталась сбежать в ближайший порт. Но меня догнал отец и вернул домой. С того момента за мной неотступно следили. У меня оставался единственный выход — признаться. Но рассказать отважилась только Стивену.

Не знаю, на что рассчитывала.

Явно не на его благородство.

Когда поведала Стивену о той злосчастной ночи с ним, он гневно набросился на меня, обвиняя, что я совершила грех с другим мужчиной и теперь пытаюсь оправдать своё распутство нелепой клеветой на него. Он решил расторгнуть договорённость с моим отцом, относительно нашей помолвки. Меня это вполне устраивало. Но Стивену этого было мало. Он стал грозить, что всем расскажет о моей беременности. И даже назначил виновника моего положения. Он посчитал, что Эрнст вполне подходит на эту роль. Ведь именно Эрнст оказывал мне знаки внимания, хотя дальше одного-двух совместных танцев на приёмах у нас с ним отношения не развивались. Стараясь защитить репутацию невиновного, я предъявила маркизу тот самый медальон на цепочке. Это не повлияло на его решение расторгнуть помолвку, но остудило порыв говорить об Эрнсте и обо мне, как о любовниках.

Впоследствии я жалела, что была вынуждена порвать все отношения с Эрнстом, и дело тут не в симпатии или наличии каких либо других чувств с его стороны или моей. Эрнст мне дорог, как друг, и я бы ему давно всё рассказала, только не знаю, как начать. И нужно ли об этом вообще говорить?

Когда отец узнал от маркиза о причине расторжения помолвки, он пришёл в бешенство, поскольку ни на секунду не усомнился в правдивости моих слов. В результате между ними состоялась жуткая ссора.

Маркиз обвинял меня, отец — маркиза.

Апогеем был довод отца в виде заряженного пистолета.

Стивен сдался, но с определённым условием, о котором узнала гораздо позже. А именно о том, что отец с маркизом договорились утаить от всех факт зачатия, равно как и рождение ребёнка. Время было упущено, и ребенок мог появиться на свет скандально рано после заключения нашего супружеского союза.

Вскоре состоялась свадьба. Одежда моя имела свободный покрой, никто не заподозрил о моём истинном положении. На следующий день после свадьбы отец с сёстрами покинул Розихауз. Они вернулись в Лондон.

Я стала жить в имении Хорнсби.

Стивен ко мне не питал супружеского интереса, и меня это устраивало. Но так получилось, ребёнок, мой мальчик, родился раньше срока. Этот факт особенно разозлил Стивена, поскольку давал ему дополнительный повод сомневаться в своём отцовстве.

Роды для меня были очень тяжёлыми, с большой потерей крови. Ещё неделя мне понадобилась, чтобы восстановить силы. Ходить доктор разрешил спустя две недели после родов. Но, ни ходить, ни есть, ни жить, мне на тот момент не хотелось. Я медленно умирала. И все из-за известия о гибели ребёнка во время родов, о чем мне сообщил Стивен.

Как только мои силы восстановились, мы переехали в Лондон. Через полгода умер отец, Стивен унаследовал титул, и мы поселились в лондонской резиденции герцога Редклифф. А в это время мой живой, здоровый сын вскармливался чужими людьми. Но об этом я узнала только спустя три года после родов, уже после смерти Стивена. Я случайно наткнулась на странное письмо моего отца к Стивену, в котором он в грубой форме выражал желание забрать своего внука от чужих людей. Отец требовал содействия от Стивена в возвращение ребёнка. В письме была одна строчка, которую я запомнила:

«Если ты не хочешь признать его своим сыном, позволь мне признать его моим внуком».

Я на миг подумала, что отцу удалось забрать моего мальчика, но дочитав письмо, увидела дату отправления и поняла, что оно было написано за три дня до смерти отца. А значит ответ от Стивена, если он и был, отец не успел получить.

Зачем Стивен хранил это письмо, я не знаю, но узнав правду о сыне, поспешила в Англию, на его поиски.

Она замолчала, смущённо вытирая слёзы.

— Я хочу помочь найти мальчика, — искренне признался Риккардо.

— В этом уже нет необходимости, — она улыбнулась, — Я нашла его. И привезла из Франции, где он жил под опекой лорда Шортера, приятеля Хорнсби. На след Шортера я вышла в результате анализа поведения маркиза, который находился в некой зависимости от своего приятеля. Один тот факт, что Стивен продал за очень скромную цену своё имение лорду Шортеру, натолкнуло на мысль, что здесь может быть замешена или благодарность Хорнсби, или шантаж Шортера. Мне стало известно, что имение вновь продается, а цена за него взлетела высоко. И тогда решила рискнуть. Поехала к лорду Шортеру под предлогом покупки имения.

Лорд Шортер был рад нашей встрече. Когда же напрямую спросила, не знает ли он о судьбе мальчика, рожденного в марте 1787 года, он удивился. И рассказал, что действительно Стивен его попросил позаботиться о малыше, которого маркиз представил, как сына своего лондонского друга. От Шортера узнала, что мальчик попал к нему почти сразу после рождения. Как я понимаю, Стивен не верил, что мальчик — его сын. Но не рискнул избавиться от сына дочери герцога Френсиса Редклифф. И пристроил малыша у своего приятеля. Назначил для него ежемесячное пособие. Но никогда не интересовался жизнью ребёнка.

Я купила у Шортера его имение в Восточном Суссексе, но с одним условием — он отдаёт мне все права на «сына неизвестного лондонского друга Стивена Хорнсби». Шортер согласился, поскольку перестав получать денежные переводы от Стивена, он не желал тратить свои деньги на воспитание ребёнка. Инструкций же на внезапный несчастный случай, Стивен не оставил. В результате Шортер сомневался, нужно ли ему и дальше держать в своём доме чужого ребёнка. Однако христианское начало в нём взяло верх, и он не избавился от ребёнка. И не отправил в приют.

Я пообещала Шортеру найти отца мальчика, а до тех пор воспитывать ребёнка в своём доме… Так вернула себе сына и приобрела имущество — старинный замок. Тот самый, из которого Вы, Ваша светлость, вчера возвращались. Заблудились и набрели на меня. — Нора встала, подошла к Риккардо, но не присела рядом на постель, — Наверное, мне лучше сейчас уйти? Вам, возможно, необходимо побыть одному и подумать ещё раз, нужна ли я герцогу Редклифф?

— Присядьте. Прошу. — Риккардо указал место на кровати рядом с собой, Нора повиновалась. — Вашего сына зовут Рональд?

— Да. Вы, видимо, видели его вчера в замке?

— Теперь понял, кого он мне напомнил. Вас. И дело не столько во внешней схожести. Он тоже любит гулять с оружием.

— С каким оружием? — встревожилась Нора.

— Не волнуйтесь, с ним всё в порядке. Хотя я бы поменял няню и нанял помоложе, такую, как мисс Венди.

— Как Венди? — удивилась Нора. — Вы успели познакомиться с моей служанкой?

— Да. Правда, она сказала, что приходится матерью Рональду и племянницей Норманну Линдсею.

— А-а! Это в духе Венди. Она может и не такое придумать. Но она хорошая. Только очень пугливая.

— Я бы и мистера Норманна Линдсея не назвал правдивым человеком, он ведь тоже ввёл меня в заблуждение, сказав, что хозяин замка сейчас в Лондоне, вместе с управляющим. А Вы, как вижу, не покидали свои земли.

Риккардо погладил Нору по руке и пристально посмотрел ей в глаза.

— На Норманна, прошу, не обижайтесь, — попросила Нора. — Он выполняет мои инструкции о неразглашении имени и места пребывания нового хозяина этих земель. К тому же управляющий имением, мистер Оливер Маршалл, действительно сейчас находится в Лондоне. И бедному Норманну приходится выполнять чуждую для него роль приветливого хозяина.

— Я так понимаю, это благодаря Норманну Вы владеете таким разнообразным арсеналом оружия?

— Да.

— Он поведал мне историю своей жизни легионера. Но как он появился в Вашей жизни?

— Его брат, мистер Эдмунд Линдсей, обеспокоенный моей безопасностью, отправил его ко мне в Италию. Норманн отнёсся к своей работе с душевной теплотой, в результате мы с ним сдружились. Теперь он для меня почти родственник. После долгих уговоров, он согласился жить в моём замке.

— Я не удивлён, что в этой истории не обошлось без нашего дорогого Эдмунда. Хотя с другой стороны, надо отдать ему должное, он поступил осмотрительно… А как же тот вечер в Венеции, ведь Вы тогда были одна? Без охраны?

— Да, одна. За несколько дней до нашей первой встречи с Вами, Норманн получил серьёзное ранение в ногу, защищая Венди от старых приятелей. Дело в том, что у Венди не совсем радужное прошлое. И когда хозяйка заведения, деятельность которого не может являться гордостью рекомендательного письма, прознала, что её беглянка теперь работает в приличном доме, то захотела вернуть свою работницу. Или получить отступные от неё. Венди лишь Норманну рассказала о встрече с людьми из своего прошлого. Норманн принял решение вступиться за неё и под видом клиента проник в бордель. Там он встретился с хозяйкой заведения, и, прибегая к нестандартным аргументам, довел до сознания шантажистки суть несбыточности её планов насчёт Венди. Подоспела охрана заведения, он и их успокоил. А уходя, предупредил, под страхом смерти не приближаться к женщинам, находящимся под его защитой. Венди с тех пор, действительно, никто не беспокоил. Но на самого Норманна было покушение. Наёмника, выстрелившего в него и попавшего в ногу, Норманн ответным выстрелом отправил на тот свет. Сам же был вынужден, добравшись домой, в тайне от нас сделать себе операцию и извлечь пулю. С тех пор он хромает. И с тех самых пор он стал обучать меня и Венди искусству владения разного рода оружием… Именно из-за ранения Норманна, в тот день в Венеции, я была без сопровождения.

— А что Вы вообще тогда делали на улице? Помню, Вы очень спешили. Налетели на меня.

— У Вас хорошая память! — улыбнувшись, сказала Нора.

— Да, память хорошая. Я часто вспоминаю наш первый поцелуй.