Я уже не доверяю себе и своим чувствам, что уж говорить про память. Я могу любоваться чертами Рэйнольда, но тут же вспоминаю, что два года была под воздействием Кукольника. Могу с нежностью вспоминать моменты нашего единения с Оденкирком, его заботу и ласковые слова, как голос разума напоминает о мертвых трупах в Сенате, смытых волной, и как меня пытались зарезать в коридоре. Оно стоило того, Мел? Если бы не было схемы, ты пошла на все эти безумства ради него?

Я схожу с ума…

Медленно, но верно.

— Ты не переоденешься? — Ева смотрит на меня и мои мокрые джинсы. Я отрицательно мотаю головой, жуя за обе щеки Сникерс и ощущая, как слипаются зубы от него.

Тяжёлый вздох Валльде. Я знаю, что будь больше времени, она меня потащила бы покупать новые, но времени впритык, значит без шопинга.

Мы прощаемся с сиделкой и идем к выходу. Ева снова в черном. Вот уже вторую неделю. Пытаюсь привыкнуть к новому образу подруги. Хотя вначале это было ужасно видеть: у всех Инквизиторов траур.

После взрыва по подсчетам погибло сто сорок человек: шестьдесят три Химеры, пятьдесят восемь Архивариусов, девятнадцать Инквизиторов. В Ватикане провели специальную мессу, в Храме Христа Спасителя в Москве было отпевание и служба, у мусульман совершали джаназу. Каждый хоронил своего мертвеца с почестями и слезами.

Вся Инквизиция резко почернела, хотя для Евы и Стефана это был даже не знак уважения. Они оба потеряли своих учителей в ту ночь. Преподаватель Евы была Инквизитор, ушедшая в Архивариусы, а у Стефана — Джим Хоган, всем известный, как Варлак. Я так и не смогла признаться Стефу, что видела, как он пролетел мимо меня в лестничный проем.

И если Ева держалась и не показывала своих чувств, то Стефан был куда более эмоционален: он ходил мрачный, замкнутый, порой избегал людей.

— Что это? — Я удивленно смотрю, как Ева подходит к маленькому Опелю.

— Машина.

— Я не про это. Ты будешь за рулем?

Ева улыбается мне уголками губ и садится за руль.

— Стеф ненавидит, когда я за рулем.

Я залезаю в салон, ощущая запах полироли и пластмассы. Радио тихо начинает играть незатейливые мелодии.

— А почему ненавидит? Ты плохо водишь?

— Угу. Слишком тихо и медленно.

Ева включает обогреватель и протирает запотевшее окно. Сегодня утром был дождь, поэтому на улице и в салоне машины прохладно. К тому же, пока шли, мокрые джинсы неприятно липли к ноге и только морозили меня. Я замечаю, что под бардачком в нише для мелочевки лежит только какой-то баллончик и тряпочка. Нет ощущения, что машина кому-то принадлежит.

— Она твоя?

— Нет. Взяла в прокате. Ты готова?

Я киваю.

— Тогда поехали.

«Нотариальная контора Ричарда Грэма» — буквы вдавлены на блестящей золотой табличке. Новое здание. Последний этаж. Отвратительный запах отделочных материалов, который ненароком будит жуткие воспоминания. Еще чувствуется сильный аромат дерева от новой мебели.

— Подождите здесь, пожалуйста.

Секретарша любезно делает нам кофе, а я смотрю на очередную дозу напитка за этот день. Интересно, сколько мне нужно выпить кофе, чтобы умереть от инфаркта? Хотя даже эта маленькая чашка не поможет взбодриться. Тогда смысл пить?

— Проходите, вас ожидают.

Мы с Евой встаем и проходим в кабинет. Почему-то чувствую себя так, будто снова вернулась в тело неуверенной девочки, только вышедшей из больницы и попавшей с Валльде на шопинг. А все виноват мой вид: старый свитер, который я нашла у Вари, так как все мои Саббатские вещи были куда-то деты Реджиной, под свитером огромная, но мягкая футболка Рэя, теперь еще и джинсы с пятном. Мимоходом кидаю взгляд в отражение фотографии на стене — краше на лицо не стала. Еще и царапины! С левой стороны одна сплошная засохшая корочка. Чтобы не было шрамов, мажу прописанными мазями лицо и тело.

Официальная причина для докторов — попала в автоаварию. Реджина выдумкой не блещет, как и все вокруг. Зато доктор отчитал не за что, когда посмотрел мою карточку с амнезией: «Девушка, вы только недавно восстановились от последствий прошлогодней аварии! Вы чудом остались живы и что можете передвигаться! Какие машины? Какие стрит-гонки? Вам максимум — велосипед!»

В его глазах я была безрассудной самоубийцей. В своих — заевшая пластинка. Может, стоило придумать другую причину? Выпала из окна, оборвалась тарзанка, каталась на чертовом колесе и выпала из него. Все равно, не правда! Все равно, бред! Все равно, есть я и мое отражение: пойди разберись, кто из нас реален?

А может, я и правда была на стрит-гонках? И никаких колдунов не существует?

Не сходи с ума, Мел! Ты знаешь, что тебе щеку расцарапало осколками, когда накрыло энерго-магической волной, которая треснула тебя по башке и отключила, а твой дар, лечащий с космической скоростью, вернулся именно в тот момент, когда начал падать, не выдержавший взрыва, потолок — слишком хлипкий был, даже стены не пострадали, в отличие от него!

— А вот и она! Наша знаменитость! Добрый день!

Сначала я слышу противный мужской голос, затем вижу улыбающуюся мне Реджину, сидящую за столом, и только потом самого Ричарда Грэма. Он маленького роста, седой, худощавый, с тонким крючковатым носом и очками. И от него пахнет дорогим парфюмом и гелем для укладки волос.

— Здравствуйте… Не такая уж знаменитость. — Я смущенно бормочу, в то время как Грэмм кратко пожимает мою руку, продолжая улыбаться. Руки у нотариуса мягкие, нежные, не знающие физической работы, с полированными розовыми ногтями.

— Ну почему? Многие о вас наслышаны! Прошу!

Мне не нравится, что Грэм считает меня знаменитостью. Для меня это как насмешка. Я не знаменитость, я — сплетня. Та, кто выжила в комнате во время взрыва и потерявшая свой дар. Та, кто сгорела на костре, попытавшаяся донести до Сената правду. В поиске, кто виноват, кто прав, досталось всем, в том числе и Бароне, что не среагировала во время моего сожжения и довела дело до критической точки. Реджину осудили по той же причине. По мне на одном из судов проехались за то, что своим даром не помогала Инквизиции. Но многие просто перешептывались, разглядывая меня, как нечто любопытное, некоторые скептически хмыкали, узнав, что мой Знак стерся. Была даже одна Химера, которая устроила в Сенате истерику, что ее сестра была в той комнате, а я спасала только себя и своего «хахаля». Рэя в список выживших не вносят, так как он в коме. Лежачих не бьют — закон всемирной совести. Уверена, будь Оденкирк в сознании, ему тоже было влетело от всех. Возможно, даже угрожали бы костром, что был в команде Моргана. Ведь Амелии Шилдс, подруге Курта, как и многим другим Химерам, пришлось доказывать с больничной койки, что она была под воздействием и не знала о планах Моргана. Аутодафе прошло мимо нее — Курт вздохнул спокойно и еще быстрее начал поправляться.

Пока я сажусь напротив Реджины, секретарша заносит мой нетронутый кофе и кладет какие-то бумаги. Реальность дробится на детали: белый лист, широкий браслет секретарши, два кусочка сахара на блюдце возле чашки. Ева бесшумно присаживается рядом на мягкий стул с высокой жесткой спинкой. Подруга здоровается с Хелмак, а я лишь киваю Светочу, продолжая пребывать в смятении и желании поспать.

— Как ваш муж? — Вежливо спрашивает Грэм извиняющимся тоном. Он еще что-то говорит про то, что слышал: о врачах, современной медицине, о профессионализме кинетиков Сената, а я смотрю на свои ногти, отмечая, что не мешало бы их постричь. За меня Грэму отвечает Реджина, недовольно кинувшая на меня взгляд. Она говорит о том, что Оденкирк в коме, что мы надеемся на лучшее, о том, что я не раз доказывала всем свою любовь и преданность к нему и так далее.

Я же мысленно составляю план действий на сегодня после нотариуса: с Евой сходить в Москву, чтобы забрать Варькины вещи из нашей квартиры, если повезет даже занести ей, но это зависит от того, через какие порталы поведет меня подруга, возможно заскочу к Кевину и Амелии, лежащих в одном здании больницы, желательно бы забежать снова к Рэю, а потом можно либо в Саббат, либо в номер в отеле, который специально для меня снимает Хеллмак, чтобы поздно вечером не ехать в Блэкбёрн.

Еще я обзавелась сотовым телефоном, вместо зова Главной. Все колдуны прочувствовали взрыв на себе, так как у всех резко упали способности, у некоторых даже побледнели знаки, а зовы и вовсе первую неделю ни до кого не доходили — здравствуй, мобильная сеть и стационары. Сейчас всё вернулось в прежнее русло. Магия была, есть и будет. У всех, но не у меня.