Ева задумчиво стояла и осматривалась по сторонам. В этот момент пришла забавная мысль, что будь Валльде в своих любимых белых вещах, она смотрелась бы тут очень странно. А так, будто агент по недвижимости, показывающий мне дом.
В углу комнаты валялись сломанный стул и коробка, в которой лежит какая-то книжка и рамка от фотографии — вещи, потерявшие всякий смысл.
— Мириам и Рэй ненавидели этот дом. Когда умерла мисс Оденкирк, Рэй даже предложил устроить тут пожар. — Ева хмыкает, будто вспомнила старую шутку. — Мириам его остановила. Мы столько грязи отсюда вынесли. Выкинули всю мебель и вещи. Мира хотела отделать его и продать. Но так и не смогла им заняться…
Ева повернулась ко мне и развела руками: такие вот дела. Но я знала намного меньше, чем моя подруга о детстве Оденкирков.
— Рэй говорил, что их мать пила.
— Да. Была алкоголичкой. Она, когда родила Рэйнольда, перебралась из деревни сюда. Как рассказывала Мириам, их отец умер, когда Рэю был год. А мать не смогла выжить в новом городе. А дальше пошла по наклонной.
— А как она умерла?
— Машина сбила.
Я невольно хмыкнула: в последнее время эта причина смерти и травм может означать, что угодно, коверкая статистику ДТП Великобритании.
— Пойдем наверх, кое-что покажу.
Ева уверено вышла из зала, поднимая пыль на каждый шаг от своих каблуков, и направилась на второй этаж.
— Вот. — Она указала на дверь, которую сразу заметила без ее помощи, потому что на ней было написано черной краской: «Комната Рэйнольда и Мириам». А чуть ниже грубо вырезано ножом: «Не входить».
Сразу понятно, что это их комната. Дети пытались, как и все подростки, ограничить свою территорию от взрослых. Правда, я заметила мелкую деталь, которую знала из своего опыта — дверь вышибали. И, похоже, не раз. На уровне ручки с замком был сильно покорежен дверной косяк с выломанными кусками по краям. Толкнув легонько дверь, она со скрипом открылась и показала нам пустое запущенное помещение. Здесь были обои милого голубого цвета, а на стене позабыт постер из журнала с группой U-2. Мелкие дырочки в стене свидетельствовали, что тут висело много постеров на кнопках.
— Смотри. Это делала Мириам. Тебе понравится.
Ева указала на обои возле окна. Подойдя вместе с ней, я увидела странные шкалообразные черточки с надписями: «2 года», «5 лет», «6 лет», «8 лет», «10 лет».
— Это рост Рэйнольда. Пометки начинала делать их мать, но за нее закончила Мириам.
Последняя «зарубка» значилась на «13 лет». Рэйнольд в этом возрасте был ниже меня на голову. Представляю, каким он был уже в шестнадцать!
Тринадцать — знаковое число для Инициированных.
Рэя и Мириам в тот год забрали на Начало, а там, после проявления знаков, прикрепили к Саббату. Видно его сестра делала эти пометки в дни рождения Рэя, от того она и последняя. Интересно, какова цель была этих зарубок? Какое значение они имели для Мириам?
Я чувствую, как перехватило в горле от нахлынувших чувств. Мириам этими зарубками заявляла право на их будущее. В этом мы с ней схожи. Мир рушится, всё вокруг корёжится и разламывается, как дверной косяк из-за выбитой ногой двери, но мы продолжаем механически жить и закрывать за собой. Всё это натолкнуло меня на одну мысль, которая все не давала мне покоя с прихода Архивариусов в палату Рэя:
— Ева?
— Что?
— У меня есть одна безумная идея: просьба к тебе и Реджине.
— И почему я не удивляюсь? — Ева улыбнулась, изящно откидывая со лба светлую прядь волос. — И какая у тебя просьба?
— Я хочу вызвать Старейшин к Рэю, чтобы они ему помогли очнуться…
Ева нервно цыкнула языком и тяжело вздохнула. Через пару мгновений она пробормотала, стараясь не смотреть на меня:
— А ты продолжаешь биться за него до конца. Мне иногда кажется, что он тебя не достоин.
— Почему?
— Слишком уж ты отчаянная. Рэйнольд до такого не додумался бы никогда, будь ты на его месте.
— А что бы сделал Рэйнольд?
Ева пожала плечами и повернулась к окну, за которым виднелся маленький кусочек запущенного внутреннего двора.
— Не знаю… Я знаю, что когда ты была в коме, он оплачивал твою койку в больнице и не появлялся там.
— Ну он тогда меня не любил.
— Боюсь, даже если бы любил, вряд ли что изменилось. Он бы просто тебя ждал.
Я не верила Еве. Может и ждал бы, а может, нашел бы на краю земли далеко в Норвегии, воскресшую из пепла. Я все еще надеялась, что произошедшее со мной не всё было продиктовано схемой.
— Так ты поговоришь насчет Старейшин с Реджиной? Или мне самой их найти?
— Охотно верю. — Она рассмеялась и по-сестрински обняла, обдав теплом своей руки и легким ароматом духов с нотками жасмина, которые в этой полупустой грязной комнате напомнили о том, что за дверью этого дома есть жизнь и цивилизация, приятные ароматы и уютные детские комнаты, хозяева которых не знают, что такое отсутствие материнской любви.