Два дня до расширения

— Что это? — Я не сдерживаю любопытства, наблюдая, как Барона приклеивает второй пластырь. Они не похожи на никотиновые. Явно Инициированный: шуршащий, бумажный, что кажется, он не приклеится к коже Архивариуса, но нет, он цепко впивается в ее кожу и через минуту загорается знаками, всасывается в ее кровь, будто Барона впитала в себя его, словно губка. Выглядит страшно.

— Энергоподпитка для Архивариусов.

Я молчу, сделав вид, что поняла. Но, если честно, напугана.

— Это безвредно! — Впервые Барона улыбается мне, смеясь над моим выражением лица.

— Сколько вы не спали, мисс Барона? — Дэррил серьезен и обеспокоен. И я, наконец-то, понимаю в чем смысл этих «энергоподпиток».

— Достаточно. — Она отрезает и снова смотрит на меня. Не знаю, сколько уже часов прошло, возможно, светает, но у меня жутко затекли ноги и спина, и еще болит копчик от жесткого стула. Я рассказала Оливии всё без утайки. С самого начала, которое началось с моего знакомства с Савовым.

Надо отдать ей должное она слушала молча, не перебивая, делая какие-то заметки на листе. На том моменте, когда я дошла, как Морган заставлял меня участвовать в его грязных опытах, она напряглась, то и дело кидая взгляд на мой Знак. Вопросы все были четкие, без уточнений: как вы воскрешали мертвых для Моргана, кто были эти люди, что делали дальше.

Когда дело дошло до воскрешения, она принялась за Дэррила, вытрясая всю его биографию, и как он создавал тела.

— По бумагам, у вас разряд «Физическое распознавание», дар Поисковика.

— Я просто не показывал Архивариусам и остальным, что мой дар шире.

— И что же за дар у вас?

— У вас нет такого разряда — я вижу сущность вещей и людей.

Барона изгибает скептически бровь.

— Сможете продемонстрировать?

— Да. Например, вы созданы быть Архивариусом. Но ваша любовь к сестре и матери дают о себе знать. Вы всю жизнь ищете справедливости и равенства, поэтому вы тут.

— Все эти слова применимы к любому Архивариусу, мистер Финч.

— Да. Но только вы видите образы мертвых людей. Если бы стали расширять свой дар, то могли бы общаться с потусторонним миром. Но вас никогда не интересовали ваши магические возможности, поэтому вы остались на самом простом уровне. А еще вы были влюблены. Сильно. Он был старше вас, и именно он вам дал идею сделать карьеру Архивариуса. Николас…

Последнее Дэррил произносит тихо, немного сконфуженно. Я вижу, как шокировано на него смотрит Оливия, забыв вносить свои заметки о разговоре. Впервые за весь допрос она теряет контроль.

— Откуда вы… Как?

— Я же говорю, я вижу сущность людей. Это отрывки прошлого, самое главное, что влияло на человека, дары, черты характера, также я могу видеть будущее. Также обрывочно. Вплоть до даты смерти.

Меня передергивает. Сразу вспоминаю Эйвинда и его голубые серьёзные глаза. Дэррил продолжает, будто не замечает, как я вздрогнула от воспоминания, а Барона сидит, шокировано распахнув свои карие глаза.

— Так же мой дар работает на заклинания и написанное: я могу не знать языка текста, но чувствовать о чем там. Также, часто Инициированные меняли слова в заклинаниях, я же вижу первоначальный текст, то что они хотели спрятать. Могу слышать ложь в словах. Слова — вообще часть магии. Это же наши мысли…

— Я такое впервые слышу… — Барона пытается вернуть себе хладнокровие, снова начиная вносить какие-то заметки для себя.

— Я же говорю, моему дару нет разряда.

Оливия наливает себе в стакан воды и залпом пьет — жадно. Слышу, как громко она глотает. Затем ставит стакан на место, приходя в себя. И снова включается в разговор.

— Хорошо… Допустим. Продолжайте. Дальше что было?

И я заново пускаюсь в прошлое, с ужасом вспоминая, как меня пытали, как насильно выдали замуж, как догадалась, для чего меня готовили и мою сестру.

— Кстати, где она? — Барона впервые за весь разговор прерывает неожиданно и резко.

— В Саббате с Кевином.

— Кто такой Кевин?

— Ну, я говорю, она забеременела от него. Кевин Ганн. Инквизитор.

Оливия молча встает и подходит к телефону, затем просит кого-то принести личные дела, связанных с Инквизиционной школой Саббат за последние пять лет.

— Продолжайте. Вы остановились, что в церкви решили признаться Сенату, чтобы вывести себя, как вы выразились, из игры и подставить мужа.

— Да. Но я это сделала ради Вари! Я хотела спасти ее ребенка от проклятия. Поэтому и согласилась выйти замуж. Я же говорю, Виктор хотел меня сделать своей заложницей! По плану, после объединения знаков Инициированных, он запросто смог бы пользоваться моим даром!

— Это в теории.

— Нет! Не в теории. — Я кладу свою руку на стол, показывая свой объединенный знак. — Дело в том, что позавчера я вышла замуж. И могу пользоваться даром мужа.

— Виктора Савова?

— Нет. Я могу пользоваться даром лишь живого супруга.

— И кто же ваш муж?

— Рэйнольд Оденкирк.

Я слышу, как Барона со свистом втягивает воздух сквозь зубы, после чего поджимает губы. Через секунду она начинает тереть глаза и глухо смеяться, бормоча: «Бред… Полнейший бред…»

— Нет. Не бред! Оливия! Выслушайте меня! Хоть раз! До конца!

Я смотрю, как Оливия пытается смирить себя, готовлюсь продолжить рассказ своей ломаной жизни. Но в этот момент в дверь постучались — Янусы принесли папки. Оливия забирает их и тут же начинает шнырять по ним, не глядя присаживаясь на стул. Передом мной иногда мелькают страницы с фотографиями — лица, ставшими мне родными: Реджина, Артур, Курт, Стефан, Ева и другие.

— По данным Сената, Кевин Ганн мертв…

— Нет. Он жив. И находится под прикрытием Саббата.

Оливия не обращает на меня внимания, она водит пальцем по строчкам, затем резко останавливается, произнеся «Ной Валльде» — и приказывает почти грубо, громко.

— Дальше! Вы вышли замуж за Виктора Савова. Вы нашли папки его жертв, решили передать Сенату. Где они?

— Не знаю…

Я снова вспоминаю горечь от вида пустого сейфа, в котором, как приговор лежало только мое дело. Рассказываю, с удовлетворением отмечая, что вернула внимание Бароны себе. Хотя, иногда она смотрела в ту или иную папку. После, когда я заговорила о своей смерти, слово перешло к Дэррилу. Теперь он стойко отвечал на вопросы Бароны.

Держался парень лучше меня, наверное, всё дело было в его даре: Дэррил умело находил ответы, что Оливия часто задумывалась и переходила к следующему вопросу.

— Итак, ваш муж, Рэйнольд Оденкирк, сейчас находится у Моргана. Захвачен, чтобы обезболивать при превращении Джеймса Моргана в Старейшин?

— Да.

— А вы и Кевин Ганн стали подобно Древним, которые исчезли при разделении?

— Если вы сомневаетесь в моем Знаке и способностях, я готова продемонстрировать. Я стала очень сильной: могу использовать теперь дары сестры и мужа.

— И были они все связаны нитью единой, и были они все сестры и братия… — Донесся сбоку голос Дэррила.

— Спасибо, мистер Финч, я отлично знаю историю Инициированных, а манускрипт Азирета знаю наизусть.

Дэррил хитро улыбается, но молчит на ее едкое замечание.

— Знаете, что хорошо для вас, миссис Оденкирк?

Мне не нравится, как она произнесла дорогое мне имя.

— В этой истории полно живых свидетелей. — Она кивает на стопку. — В прошлый раз никто не мог подтвердить ваших слов.

— Мы пойдем в Саббат?

— Нет. Вы, Мелани, или Анна, останетесь тут — в стенах Сената, как залог, а я с мистером Финчем пойду в Саббат.

Я тяжело вздыхаю. В конце концов, в Саббате ей подтвердят мои слова.

— Согласна. Но почему вы до конца мне не верите?

— Есть нестыковки в ваших словах.

— Какие?

— Например, вы говорите, что Морган создал Древних для взятия Сената. Но они все мертвы, миссис Оденкирк…

— Называйте меня Мелани.

— Хорошо, Мелани.

— Морган их создавал для чего-то другого. Может, они знали какую-то магию…

— Они все были смертные. В отличие от вас, они после воскрешения стали Смертными…

Внезапно Оливия застывает на полуслове и будто зависает на какой-то мысли, после чего она бормочет непонятно:

— Так вот почему они были полуразложившимися трупами…

— Оливия, вам определенно нужно в Саббат.

Она смотрит на Дэррила, требуя объяснений.

— Это мой дар, мисс Барона.

— Может, вы пророк?

— Пророки никогда не видят прошлое и не получают представление о человеке.