И все это давно превратилось в обязанность. Без Бога.

Сейчас я поняла, что Он мне нужен.

Сегодня совершился суд над моей сестрой. Через три дня ее сожгут в одной из Инквизиторских школ.

И я схожу с ума со всеми. Не понимаю, что творится.

Я просила Дороти рассказать значение объединенных знаков, уговаривала раскрыть секрет, кто были те убитые, зачем она подарила мне зажигалку с этой эмблемой, но она молчала.

— Передавай привет матери.

Вот и всё, что я услышала от нее. Как будто моя сестра не понимала, что скоро ее сожгут.

Додумалась! Пускать демонов на смертных! Зачем? Глупость! Беззаботность. Бессмысленность.

— Ной? — Я удивленно замечаю напарника, который, будто потерянный, стоит посреди коридора.

— Оливия. — Он кивает в знак приветствия. Какой странный остекленевший у него взгляд.

— Что-то случилось?

— Нет, я шел домой…

Глухой осипший голос. Отмечаю, насколько мужчина бледен.

— Вы больны?

— Нет. Всё в порядке… Я просто шел домой…

Его руки трясутся мелкой дрожью, но, кажется, Валльде не понимает этого. В его руке папка с делом.

— Тогда спокойно ночи, Ной. — Я протягиваю руку. Мужчина не сразу замечает ее, поэтому его рукопожатие получается неуклюжим, странным, не типичным для него. Из-за этого папка падает на пол и раскрывается, рассыпав свое содержимое.

Он кидается собирать. Я тоже начинаю помогать. Собрав все листы, протягиваю ему, положив сверху выпавшую фотографию девушки — Нины Субботины. Всё понятно: это ее дело.

Ной молча смотрит и медленно забирает из моих рук бумаги. И тут я понимаю: у него тоже горе. Сегодня был ряд судов, на которых выносили приговоры. Мою сестру и еще двадцать человек приговорили к аутодафе. Среди них была знаменитая Нина Субботина — Химера с потрясающим даром вытягивать правду.

Я смотрю на Валльде — потерянного, бледного, с заторможёнными действиями, не понимающего, что происходит. Я узнаю этот взгляд: кажется, он был влюблен. Ну что же? И такое бывает с Архивариусами. Сегодня я больше человек, чем служитель Сената.

— Мои соболезнования, — шепчу, чтобы лишний никто не услышал, так как даже ночью работа тут не прекращается. Ной кивает.

— Идите домой. Завтра жду вас на посту. Кстати, официально сообщили, что послезавтра расширение.

И снова кивок. Я желаю спокойной ночи, разворачиваюсь и молча иду в сторону хостела. Надеюсь, сегодня там мне место найдется.

Янусы стоят, как солдаты на посту. Два тела — одно существо.

— Здравствуйте. Администраторы хостела вас слушают.

— Оливия Барона. Прошу предоставить ночлег.

Проходит мгновение. И они выдают:

— Комната 166А свободна.

Я благодарно киваю и плетусь в длинный коридор, ведущий к номерам. Слышу, как за спиной подошел другой Архивариус, но для него комнаты уже не оказалось — я кажется, только что забрала последнюю свободную.

Вхожу в номер. Чисто. Даже убрано энергетически присутствие предыдущего постояльца. Но, все равно, кажется, что он только что ушел отсюда.

Присаживаюсь на постель и внезапно даю волю чувствам. Никогда со мной такого не было! Я плачу. Это слезы усталости, невозвратимого, поломанного, разрушенного. Дороти! Что же ты сделала, дурочка? Ты понимаешь, что мама будет переживать? Ты понимаешь, что мне придется врать ей о твоей смерти, придумывать причину и знать, что тебя сожгли? Хоть мы ненавидели друг друга, но ты была моя сестра! Та, которая боялась спать без света, но бесстрашно ловила жуков.

Я ложусь на кровать и пытаюсь успокоиться. Тщетно. Поэтому просто лежу, закрыв глаза, чувствуя, как безостановочно текут слезы по вискам.

Pater noster,

qui es in caelis,

sanctificetur nomen tuum.

Adveniat regnum tuum.

Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie.

Et dimitte nobis debita nostra,

sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.

Et ne nos inducas in tentationem,

sed libera nos a malo.

Amen.

И тишина. Мысли хаотично текут: скоро Пасха, не забыть отдать документы Фостеру, нужно будет проследить процедуру заполнения бумаг после смерти сестры, послезавтра будет расширение…

Звонок стационарного телефона звучит резко. Чересчур резко! Что я даже вскрикиваю от неожиданности. Он трещит, будоража каждый мой взвинченный нерв.

— Да?

— Доброй ночи! Это пост Охранной системы Сената. К вам пришли.

— Кто? — Я пытаюсь понять, кто ко мне мог прийти.

— Дэррил Финч. Двадцать два года. Химера. Клан «Патриций».

— Не знаю такого…

— Ему отказать?

— А что он хочет?

— Он просит встречи. Говорит, что это по делу Анны Шуваловой.

На имени Анны у меня возникает воспоминание: девушка, стойко уверяющая, что скоро Сенат рухнет. Морган уже добрался до нас: «У Морганов целый план. Они уже воскресили Древних колдунов».

— Скажите, чтобы подождал. Я сейчас спущусь.

На часах — два часа ночи. Умываюсь, отмечая, что не особо заметно, что плакала, можно списать на усталость, выхожу.

— Вы покидаете хостел?

— Нет. Я отлучаюсь.

— Вы помните правила?

— Да-да!

Я спешу к выходу, у меня только полчаса. После этого Янус хостела имеет право почистить номер и сдать его другому Архивариусу. А желающие найдутся!

Пролетев пару порталов, я подхожу к холлу центрального входа.

Меня уже ждет парень, одетый в черные мешковатые одежды, которые так сейчас любят носить темные юные колдуны.

— Доброй ночи. Оливия Барона.

— Здравствуйте. Меня зовут Дэррил.

Я смотрю на него и не могу понять — нравится ли мне незнакомец, стоит ему доверять или нет.

— Чем могу помочь вам, Дэррил?

— Я пришел по поводу делу Анны Савовой.

— Дело давно закрыто. Обвиненная мертва. Была сожжена около четырех месяцев назад.

— Но вот эта девушка считает по-другому.

Он кивает в сторону, и тут я замечаю, что у входа незаметно стоит еще одна фигура. Девушка, от вида которой я застываю, как вкопанная. Анна!

— Здравствуйте, Оливия…

Не может быть! Шутят! Но тут же приходит осознание происходящего.

— Вы сестра Анны?

— Нет. Я и есть Анна.

Прибывшие смотрят на меня пронзительно и серьёзно, что я начинаю показательно смеяться.

— Нет. Нет! Не может быть! Анна сгорела. Я собственными глазами видела, как она сгорела! Если это шутка, то вам не удалось. До свидания!

Я разворачиваюсь и начинаю возвращаться в хостел, как вдогонку слышу женский голос, который терзал меня в воспоминаниях чувством вины и неразгаданной тайны:

— Они уже среди нас. Джеймс Морган уже начал осуществлять свой план. Он уже воскресил Древних колдунов. Сенат рухнет! Сенат падет! Инквизиция будет истреблена, как и Архивариусы, а Морган станет управлять оставшимися.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Те же чистые голубые глаза, горят бесстрашием и принятием приговора, что на мгновение, забываюсь, где я нахожусь: что это не холл здания, а пронзительно ветреная улица шумного города. Но девушка продолжает говорить своим звонким, немного детским голосом, возвращая меня в реальность:

— Ведь именно это были последние слова Анны в Германии? Дюссельдорф. Портал номер шестнадцать, кажется, так сказал ваш напарник?

Я смотрю на девушку и пытаюсь понять, откуда она всё это знает? Лишних свидетелей тогда не было… Дар? Но если одна Шувалова обладала регенерацией, то вторая имела дар разряда психокинез — нанесение ран с помощью телекинеза.

— А еще я сказала тогда вам, что вернусь. Но вы проигнорировали. Лишь улыбнулись. И вот, я вернулась, и вы снова меня игнорируете.

— Тогда как? Как ты выжила?

Я подхожу к ней близко. Непозволительно близко! Что ощущаю еле слышный сладкий цветочный аромат. О, да, это она! Все тот же стальной, бесстрашный взгляд на милом невинном личике. Узнаю.

Это Анна.

— Ты понимаешь, что я могу позвать Янусов сюда? Мне достаточно отдать приказ. Ты нарушила приказ Сената! Ты как-то выжила!

— Я сгорела, Оливия! Это, во-первых. Приговор Сената был исполнен. А во-вторых, Янусы меня не видят.

— Как это не видят?

Она закатывает рукав, и я замираю от ужаса, я вижу ту самую татуировку, тот самый знак, что и на найденных трупах неизвестных — сплетённые Луна и Солнце.

Девушка подходит к Янусам, те машинально улыбаются. Они стандартными фразами с ней здороваются и спрашивают о ее цели нахождения. А затем просят пройти проверку. Она показывает свой Знак и Янусов будто замыкает на пару минут. И снова они здороваются, и спрашивают о цели прибытия в Сенат. И снова она дает знак, и снова их замыкает. И пока они бездействуют, девушка отходит от них. Янусы приходят в норму и начинают заниматься привычной работой, не обращая внимания на нее.