А с я (просительно). Леня… возьми когда-нибудь меня с собой.

Л е н ь к а. Зачем?

А с я. Я не просто так… буду всех спрашивать, не встретил ли кто моего отца и мать. А вдруг они живы?

Возвращаются Х р и с т и н к а и С а ш а.

Х р и с т и н к а (полагая, что в комнате никого нет, обняла Сашу и поцеловала. Но вдруг увидела Леньку и Асю). Ой!.. Ленечка заявился…

Братья сухо обменялись поклонами. Меж ними по-прежнему нет мира.

М о к е й И в а н о в и ч остановился в дверях.

Г а л и н а Я к о в л е в н а (вносит супник, увидела Леньку и подавила в себе желание кинуться к нему). Вот и хорошо, что все дома… Давайте будем ужинать.

Л е н ь к а (удивленный ее тоном). Лично я пожевать не против.

Входит М и л д а.

М и л д а. Как погостил у товарища в деревне? Неужели все еще на сеновале спите?

Л е н ь к а (понимая, что надо подыгрывать). На сеновале.

М о к е й И в а н о в и ч. Разрешите и мне к столу? Тут еще что-то бултыхается…

Ленька обернулся на звук его голоса и с силой швырнул под ноги Мокею Ивановичу сверток.

Что это?

Л е н ь к а. Разверните — узнаете.

М о к е й И в а н о в и ч (наклонился. В руках у него мешок с темными пятнами. Некоторое время молчит). Ну… а дальше…

Л е н ь к а. Вас для того поставили егерем, чтобы вы истребляли зверей?

В комнате сделалось тихо. Галина Яковлевна молча поставила супник. Милда и Саша отодвинули тарелки.

В мешке было лосиное мясо. Я нашел его в солонцах, за Барсучьим болотом.

Г а л и н а Я к о в л е в н а (поражена). Мокей Иванович…

Л е н ь к а. Мешок — ваш, и следы там — ваши. Не отпирайтесь!

М о к е й И в а н о в и ч. А как же ты оказался на той тропе?.. В тех местах вроде бы нет никаких деревень.

Л е н ь к а. Крюк сделал. Нарочно. Я уже не раз узнавал голос вашего ружья.

М о к е й И в а н о в и ч. Ну… застрелил. Было.

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Как же вы могли?.. Разве вы не знаете, чем для нашей семьи является заповедник?.. Его создавал мой муж. Едва закончилась гражданская, как он поехал в Москву и добился… Какого труда ему стоило, чтоб люди не рубили редкие деревья, не убивали животных… И вы, кого он так ценил…

М о к е й И в а н о в и ч. А как мне теперь жить, Галина Яковлевна? На какие шиши, позвольте грубо задать вопрос?.. При службе я оставлен, а жалованье мне платят? Паек я хоть какой-нибудь получаю?

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Сейчас всем живется не просто.

Л е н ь к а. Он и до войны занимался браконьерством!

М о к е й И в а н о в и ч. Не смей!

Л е н ь к а. Сколько раз пропадали лоси! А семейство бобров у Голубой заводи! А капканы на лис!.. Я всегда подозревал, что это он, он! Только отец верил ему, и все сваливалось на охотников!

М о к е й И в а н о в и ч (Галине Яковлевне). Скажите ему, чтоб замолчал, а не то я заткну ему глотку.

Л е н ь к а. Руки коротки!

М о к е й И в а н о в и ч. Ну!

Л е н ь к а (не унимаясь). А теперь — при немцах — вы решили, что вам все дозволено, никто и слова не скажет? Так нет же! Мы, семья Карташовых, привлечем вас к ответу!

М о к е й И в а н о в и ч. Галина Яковлевна… Александр… даю честное благородное…

Л е н ь к а. А что, если и в отца не кто-нибудь, а он сам стрелял?

Все на миг оцепенели от столь страшного обвинения. Мокей Иванович дико взревел и кинулся на Леньку, но между ними встала Милда.

С а ш а (Леньке). Ну, знаешь…

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Леня, обвиняй, но знай меру.

Л е н ь к а. Да разве ему по душе была строгость отца?

Х р и с т и н к а. Бешеный! Бешеный!

М о к е й И в а н о в и ч (пригнул голову, глухо). Если бы не светлая память Лариона Кондратьевича… я бы зашиб тебя, как щенка. Такое сказать мне, его первому помощнику… Не я ли был ему опорой в работе, охранял лес, мок и стыл под дождем, выслеживая расхитителей?.. Не я ли прибежал тогда на выстрел и спас его от преступника?.. А кто помогал эти бревна вкатывать, когда строился ваш дом?

С а ш а. Как у тебя только язык повернулся.

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Ты возьмешь свои слова обратно и попросишь у Мокея Ивановича прощения.

Л е н ь к а. Нет.

Х р и с т и н к а. Это ты, ты ни за копейку человека зарежешь! Дай тебе только нож!

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Я еще раз повторяю…

Л е н ь к а (обрывая ее). Нет!

Г а л и н а Я к о в л е в н а. В таком случае нет у тебя ни матери, ни семьи. Долго я твое непослушание терпела, но всему приходит конец.

А с я. Не надо так! Не надо! Он вас любит! Любит!

Л е н ь к а (пораженный словами матери). Значит… или он, или я?

М и л д а. Успокойтесь! Успокойтесь! Да что это вы все словно с ума посходили!.. Леня, ты не прав и знаешь об этом! Нельзя, не имея никаких доказательств, бросать в лицо столь тяжкое обвинение! И ты, мама, погорячилась.

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Я не знаю… не знаю, как мне еще на него влиять… Он словно вырос не в этом доме — за тысячу верст, и там из него вынули сердце… Я к нему с лаской — он ощетинится. Попытаюсь говорить добром — в ответ только шуточки… Я не знаю, живу ли я сама, делаю ли что-нибудь для себя с тех пор, как появились они… Кухня да корыто. С утра до вечера как прикованная. Шью, стираю, еду готовлю… Все для них. И мне не жалко себя, но должно же все это как-то быть оценено…

А с я. Он вас ценит, ценит! Только это не сразу заметно!

Г а л и н а Я к о в л е в н а. Уйдет — придет, уйдет — придет. Ни здравствуй, ни прощай. Не посоветуется, мыслями своими не поделится. С врагом так не обращаются, как он со мной…

М о к е й И в а н о в и ч. Непослушание кончается одним — распущенностью и неуважением к порядку, Галина Яковлевна. Сначала революцию устроят в семье, а потом так все в мире перевернут, что и за сто лет жизнь в старое русло не вернется.

Л е н ь к а. Ну хорошо… я беру свои слова обратно. У меня нет доказательств.

М о к е й И в а н о в и ч. А в таком случае и я повинюсь!.. Фу, словно камень с плеч сбросил. На душе-то как легко сразу стало! Грех на душу взял. Верно. Больше никогда такое не повторится. А все голод. Голод, Галина Яковлевна. Действительно, всем теперь живется не просто, а впереди — зима-поморозница. Иду я как-то с ружьишком своим, житье-бытье обдумываю, а тут, как во искушение, зверь в пяти саженях от меня…

Х р и с т и н к а. Какие бобры? Какие лисицы? Кому нужны их шкурки невыделанные-то? Ведь это надо все уметь. И где взять квасцы?

М о к е й И в а н о в и ч (остановил ее взглядом). Не попользовался бы я, попользовались бы другие.

Л е н ь к а. Кто?

М о к е й И в а н о в и ч. Те, кто поселился в нашем заповеднике.

Л е н ь к а. Весь я его обошел — никого не встретил.

М о к е й И в а н о в и ч. Куда же тогда содержимое делось? (Вывернул мешок наизнанку.) Ну, да я не в обиде. Нет. Всем надо жить, и меня это дело не касается. (Выливает в стакан остатки вина.) За победу пью! За победу!

С а ш а. Я… не могу, не могу больше жить в нашем доме! Все у нас тут узлами так и завязывается! Так и завязывается! На работе дергаешься, дома дергаешься, вместо того чтобы отдохнуть… (Леньке.) Почему ты на всех наскакиваешь? Почему от тебя нет никому покоя — ни матери, ни мне, ни им!

Л е н ь к а. Сашенька, давай о чем-нибудь другом…

С а ш а. Я тебе не Сашенька!

Л е н ь к а. А кто же?.. Умный, послушный мальчик… Вот если бы все росли такими паиньками, то как бы хорошо жилось на земле, сколько бы тогда было прислужников холуев.

С а ш а. Что?!

Л е н ь к а. Ты не ослышался.

С а ш а. Я не посмотрю, что ты мне брат!

Л е н ь к а. Ты давно уже не мне брат, а фрицам… Видел я, как за мостом насыпь снова в порядочек приведена. Давно ли была разворочена взрывами? А вот и опять составы покатились. Работай, Сашенька, старайся. Цветочки на насыпи не посадил? Почему?.. А вдруг сам Гитлер надумает посетить наши места. Спросит: кто это содержит дорогу в столь образцовом порядке? Выдать ему премию — два килограмма дохлой конины!

С а ш а (в неистовстве). Ты чей хлеб жрешь? А эту кашу, а эту картошку!.. Что бы ты ел, если бы мы с Милдой не зарабатывали этот паек?.. А чем бы мы… (Взметнул руки вверх.)

Все взгляды тотчас же обратились к Мокею Ивановичу. Он сидит, откинувшись и сладко посапывая.