Мейлер обнял Мяртэна за шею:

— Я давно уже хотел сказать вам вот что: у цивилизации обломали ее лучшие, самые плодоносные ветви. Среди моих родственников были весьма выдающиеся люди. Обратили внимание — я сказал «были». А у моммзенов вы об этом ничего не узнаете. Моммзены не исследуют, моммзены только перекатывают приемлемые ходячие истины из одного столетия в другое.

— Марк, не кипятитесь, — сказал Константин. — Всегда, когда хочешь, чтобы тебе верили, следует говорить холодно и бесстрастно.

Я спросила вполголоса у Мяртэна:

— Ты ведь жил все время в одной комнате с Мейлером. Разве же вы не беседовали друг с другом?

— Беседовали, — ответил Мяртэн. — Но не о личных делах.

Я давно заметила, что те, кого жизнь жестоко била, не станут обнажать душу перед каждым первым встречным.

Большими шагами площадь пересекал молодой человек. Он показался нам чертовски знакомым. Только тогда, когда он пошел между столиков, мы узнали его.

— Риккардо! — воскликнули мы хором и радостно замахали ему руками.

Pedotto объявил, что если мы не собираемся просить итальянское правительство о предоставлении политического убежища, то у нас остались считанные минуты, чтобы успеть в Марина.

Подобного намерения у нас не было вовсе, и поэтому мы сразу же закончили банкет.

Расплатились по счету.

— Сказано, что человек должен не копить, а растрачивать, — горестно вздохнул Мейлер. У него были серьезные опасения, что подарок жене купить не удастся.

До отхода корабля оставалось лишь с десяток минут.

— Buono viaggio! — пожелал нам официант, он слегка пошатывался. Или это нам только так показалось?

— Addio! Grazie! — поблагодарил Константин от нашего имени. Розовые пятна на его щеках становились все шире.

Букетик цветов горного чеснока я не забыла на столике. Цветы все еще не увяли.

— Что за чудесные цветы, — сказала я Мяртэну.

— Этот день, по-твоему, был самым длинным днем в твоей жизни? — спросил он.

Ох, нет. Счастью всегда не хватает времени. Но я сказала:

— Это был прекрасный день.