Мнимый автор цикла исторических романов в замешательстве признался:

— Что-то припоминаю. Но очень смутно… Сами посудите! Адвокатура, процессы, следствия, защитительные речи…

— Понимаю.

— К тому же столица с ее суетой, — как отвлекает она от настоящих, углубленных занятий…

— Понимаю! Понимаю! Не надо объяснять… — простодушно извинил его знаток исторических документов. — Итак, подведу итог. Пергам, Троя, Илион — город-крепость, то и дело разрушаемый во время осад и неизменно поднимавшийся из руин под новым названием или под своим прежним именем, фактически на всем протяжении бронзового века служил важным транспортным узлом на пути к отдаленным областям, богатым оловянными рудами. Ведь без олова из меди не получить бронзы; а медь, хоть и чаще встречается и легче поддается обработке, менее прочна, чем бронза. Так вот: все эти войны и осады Трои, все эти разрушения и многократные возрождения из руин — пять-шесть раз, а может, и больше! — на самом деле лишь эпизоды оловянной эпопеи. И значит, «Илиаду», если отвлечься от красивой легенды, от ореола, созданного гением Гомера, с тем же, если не с большим, правом можно было бы назвать «Оловиадой»… Вот каким образом знание истории оказывается ключом к разгадке, который сам я не сумел найти! Эпические песни Гомера были надгробной плитой, положенной на могилу Трои. В том, что Троя, со всеми ее героями, никогда уже не смогла подняться из руин и осталась жить только в песнях гениального рапсода, — нет никакого чуда. Объяснение этому крайне простое! Эпоха бронзы, а стало быть, погони за оловом кончилась. Троянская крепость утратила свое значение. Ее существование потеряло смысл. И она неминуемо должна была исчезнуть, засыпанная песками и поросшая дикими травами — подобно множеству других перевалочных крепостей, пришедших в запустение, после того как старые торговые пути были заброшены и возникли новые. Когда-то в оазисе между Дамаском и рекой Евфрат процветала легендарная Пальмира; эту крепость столько раз сравнивали с землей, — и уже на следующий день она вновь поднималась из песков, расцветая еще пышнее, и это потому, что служила главным перевалочным пунктом на великом караванном пути с Востока на Запад! Однако разве и Пальмиру — столь часто упоминаемую в истории античности и средневековья — не постигла та же судьба после вторжения в Малую Азию турок? Разве не стоит на ее месте бедная деревенька, заброшенная среди пустынных песков!

Старый пенсионер замолчал и принялся сворачивать себе сигарету. С тревожным сомнением поглядел на гостя:

— Пожалуй, я несколько увлекся. Слишком много пояснений! Вам, боюсь, уже невмоготу от этой лекции по истории с географией. Ничего себе размахнулся, прямо от Адама и Гомера!

Тудор Стоенеску-Стоян пошевелился в мягком кресле, протестуя без тени притворства:

— Как вы можете так говорить, господин Иордэкел? Разве вы не видите, с каким вниманием я вас слушаю? Вы просто кладезь…

— Трудно поверить. Если вы имеете счастье дружить с такими великими людьми, как Теофил Стериу, Юрашку, Стаматян, неужто вам не в тягость выслушивать разглагольствования помешанного глухого старикашки из Кэлимана? Или вы думаете, что помешанный глухой старикашка не знает своего места? Смеет равнять себя с этими умами?

— В таком случае я тоже могу обидеться, господин Иордэкел. Вы меня оскорбляете.

— Хорошо. Не будем ссориться. Еще стаканчик, а?

— Если вам угодно…

Уступая настояниям, Тудор Стоенеску-Стоян протянул свой стакан. Старый пенсионер наполнил его содержимым хрустального графина, не оставив себе на этот раз ни капли. Затем отошел к полкам, выбрал несколько томов, полистал их, заложил некоторые страницы узкими полосками бумаги и положил на стол, чтобы были под рукой, когда потребуются подтверждения и документы.

Затем продолжил:

— Я прибегнул к этим аналогиям, широко известным и многократно обсуждавшимся и историками, и археологами, и экономистами, поскольку с соответствующей поправкой пример обеих крепостей, Трои и Пальмиры, более выпукло и на материале, более привычном для исследователей, раскрывает и судьбы румынских городов на территории этих бывших дунайских княжеств. Ведь нашим городам при закладке пророчили большое будущее, но в силу разных исторических, географических и экономических причин они остались всего лишь селами. Правда, несколько более обширными и сонными, нежели села уездного подчинения, но все-таки селами, и сколько бы ни прошло веков, существуя среди народа, обреченного на скотоводство и землепашество, они неизбежно оставались селами — с жалкими задатками городской жизни, которые тотчас подавлялись исторической, экономической и социальной действительностью. Как это возможно? — спросите вы. — Отчего это? Долгие годы, нащупывая в потемках дорогу, я тоже задавал этот вопрос. И вот совсем недавно увидел перед собой свет. Все объясняется теми же историческими причинами. Судьба наших городов — неизбежное следствие неодолимых внутренних и внешних обстоятельств, своеобразного исторического фатума, — как ни подозрителен этот термин, слишком часто используемый в качестве пустого и никчемного довода в оправдание пассивности, отсутствия предвидения, неспособности устроить настоящее и подготовить будущее. Однако чем, кроме как историческим фатумом, злой и коварной игрой исторических судеб, можно назвать вторжение в Европу турок и падение Константинополя? Как еще назовешь этот шквал катастрофических событий, что обрушился на наши несчастные княжества, расположенные между Дунаем и Карпатами, и подорвал их жизненные силы?.. Эти придунайские земли, Валахия и Молдова, едва оправившись от мрачного хаоса средневековья и зажив нормальной, устойчивой жизнью благоустроенных государств, без промедления приспособились к новым условиям существования и воспользовались ими, можно сказать, с весьма ясным и просто поразительным чутьем действительности… Первые документы первых господарей убедительно свидетельствуют об этом: торговые договоры — вот что такое эти первые документы, они определяли транзитные права, привилегии и торговые связи с ближайшими центрами обмена того времени, лежавшими на великих европейско-азиатских путях, проходивших через Валахию и Молдову. Были дороги, были города с осмысленным предназначением и образом жизни. Города существовали еще прежде так называемых устроителей!.. Не господари, не основатели создали города и страну. Это города и дороги создали господарей и оба княжества. Вы недоверчиво качаете головой?

Тудор Стоенеску-Стоян и впрямь недоверчиво качал головой.

Слишком невероятными казались ему утверждения этого пенсионера, возможно — он просто неизлечимый маньяк! Совсем другое запомнил он из школьных учебников истории; учась кое-как, он не слишком задумывался над фактами, все принимая на веру.

Однако из вежливости он стал отнекиваться:

— Я не качаю головой, господин Иордэкел. Но это настолько поразительно…

— Поразительно и не укладывается у вас в голове. И тем не менее такова истина. А подтверждения здесь, в этих книгах… Вот они, перед глазами, — но сам я их не увидел, не смог разгадать их смысла.

Он раскрыл одну книгу. Раскрыл другую:

— Вот эти доказательства, написанные черным по белому. Многие из этих городов хронологически возникли прежде, чем были основаны оба княжества. Существовали до возникновения нашей государственности. В Кымпулунге, первой стольной крепости валашских господарей, и до наших дней сохранилась каменная плита с датой тысяча трехсотый год; она лежит на могиле некоего Лаврентия, comes de Lungo-Campo. А в Байе, первой столице молдавских господарей, общинный совет владел печатью с латинской надписью и с указанием того же тысяча трехсотого года, причем ее оттиски стоят на всевозможных актах, находящихся как в публичных, так и в частных архивах. Эта датировка городских общин, возглавлявшихся comes и общинным советом с четкими функциями, печатями, административной властью и правовыми полномочиями, предшествует времени первых государственных актов, и на этом основании — повторяю — можно утверждать, что не государство создало города, а, напротив, города создали оба наших румынских государства на восточных и южных склонах Карпат. В этом духе высказываются уже некоторые из наиболее молодых и непредубежденных историков, вроде того, о котором я упоминал и чью книгу мне подарил мой друг Григоре. Увы, это восстановление исторической правды слегка запоздало. Запоздало потому, что легенда об основателях успела укорениться в общественном сознании и, как правило, мешает видеть логическую последовательность фактов; свидетельство тому — то ослепление, в каком я пребывал всю жизнь.