Адам выронил голову, словно та обожгла руку. Его передёрнуло, прежде чем он немного успокоился, с дрожью глядя на Леонию. Она сгребла все свои сокровища и спрятала их обратно под камень.

— Ты ни о чём не хочешь меня спросить?

Один вопрос мучил его с тех пор, как корчащегося от боли Роберта привезли домой, но он не осмеливался его задать.

Адам глубоко вздохнул, пытаясь сдержать эмоции, чувствуя, что вот-вот взорвётся.

— Ты сделала куклу, чтобы наказать папу Роберта?

Она промолчала. Адам посмотрел на неё краем глаза, но разглядел лишь, как блестят её глаза во мраке пещеры.

— Я не стану возражать, если это так, — добавил он скороговоркой. — Был бы этому только рад. Я сам хотел отомстить ему после того, что он с тобой сделал. Его следует наказать, он должен был остановить Кэтлин. Это всё он... он тебя лапал. Это его, а не тебя следовало обкорнать.

Глаза Адама наполнились слезами, а грудь вздымалась от гнева. Его отец — старый развратник. Адама едва не стошнило, когда Леония рассказала ему, что он с ней делал. Ярость немало обострили те долгие бессонные ночи, когда он грезил, что однажды поцелует Леонию, но он не мог этого сделать, ведь она его сестра. Роберт неустанно твердил ему, что Леония — его сестрёнка. Адам чувствовал себя грязным и пристыжённым, не смея к ней даже прикоснуться.

И тут Роберт, который обязан быть ей отцом, посмел её лапать. Это хуже, гораздо хуже, чем если бы это сделал брат. Адам хотел разбить ему физиономию, как они сделали с Фальком. Он проклинал себя за то, что не оказался тогда поблизости, чтобы защитить Леонию. Будь он рядом, то вступил бы с Робертом в драку за неё. А тут ещё и Кэтлин остригла её волосы, прекрасные волосы...

— Это сделала ты, Леония? Если ты причинишь ему боль, я буду только рад.

— Если бы это сделала я, он не пошёл бы на поправку, — произнесла она, развернувшись к Адаму. — Если бы я наказала Роберта, он был бы мёртв.

Адам был немало удивлён. Он-то был уверен, что это сделала она, и радовался её мести. Но он поверил ей, когда она это опровергла. Леония никогда не лгала ему. Она бы не стала скрывать, что сделала куклу.

— Значит, ты считаешь, что Хью Баюс прав? Это действительно яд? Но кто это сделал? Может, это... — Адам осёкся. Стоит ли рассказать Леонии, что он видел, как Кэтлин что-то накапала в поссет его матери? До сего дня он не осмеливался, ведь Кэтлин её мать, но Леония её ненавидела. Может, она поверит ему, даже если собственный отец в этом усомнился.

— Это Эдвард подсыпал яд в кубок, — сказала Леония. — Но он даже это толком сделать не может. Он желает Роберту смерти, чтобы прибрать к рукам все его денежки.

— Но если отец умрёт, то все деньги достанутся мне, — воскликнул Адам с возмущением. — Я его сын...

— Они тебя к деньгам и близко не подпустят, пока ты не достигнешь совершеннолетия, двадцати одного года, ведь ты ещё ребёнок. До этого времени всем должна заправлять Кэтлин, но вряд ли она будет напрягаться, скорее всего, передаст бразды правления Эдварду, по крайне мере, он так думает.

— Твоя мать не посмеет! — сорвался на крик Адам. — Я ей не позволю. Я предупрежу отца. Всё ему расскажу!

— Он тебе не поверит. Он тебя никогда не слушал.

Взяв обломок кости, она начертила узор в пепле, высыпавшемся из разбитой урны. Адам наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Это была та же змея, изображённая на одной из урн и на туфельках Леонии. Хотя Адам и знал, какие иллюзии предстают человеческому взору при неясном свете, ему показалось, что змея волнами ползёт по полу пещеры в сторону Леонии, извиваясь под её юбками.

— Кэтлин убила твою мать, Адам, — сказала она, не поднимая головы. — Ты ведь сам это знаешь, правда?

Адамом одновременно овладели чувство облегчения и гнев.

— Я рассказал всё, что видел, но никто меня не слушал, кроме Беаты и Яна, и теперь Роберт запер Беату в лечебницу, а Ян — в могиле.

Леония положила прохладную ладошку на руку Адама.

— Вот поэтому они и должны умереть, Адам. Роберт и Кэтлин должны быть наказаны. Ты ведь сам этого желаешь этого, верно? Хочешь помочь мне наказать их? Хочешь уничтожить их, так же, как они убили твою мать?

Адам кивнул, водя по лицу крепко сжатыми кулаками. Сейчас он желал этого больше всего на свете. Он хотел, чтобы они оба сгинули, а когда они подохнут, он будет смеяться и хохотать не переставая.

— Их женитьба нужна была лишь для того, чтобы мы нашли друг друга, — прошептала Леония. — Но теперь они нам больше не нужны. И когда они умрут, мы возьмём себе всё, что пожелаем.

Адам почувствовал, как её мягкая ручка обнимает его за плечи, а другой она ухватила его запястье, отводя ладони, которыми он прикрыл лицо. Она развернула его лицом к себе, смахнув с его щёк слёзы ярости. Адам ощутил её дыхание с ароматом фиалок, зачарованно наблюдая, как она тянется к нему губами, чувствуя, как её тёплые уста примкнули его губам. Едва он закрыл глаза, Леония взяла его руку и нежно сдавила вокруг своей маленькой груди.

Глава 66

Если в огне очага образуется тёмная пустошь вроде могилы, кто-то из домашних умрёт.

Госпожа Кэтлин

Я не могла заснуть. Роберт лежал, упившись до беспамятства, что он проделывал практически каждую ночь с тех пор, как вернулся из Лондона, чтобы хоть как-то уснуть. Это животное лежало на спине в нашей большой кровати, издавая такой оглушительный храп, что постель сотрясалась. Стоило мне немного задремать, изнемогая от усталости, как я вздрагивала от резкого сопения или вздоха, и храп возобновлялся с новой силой. Ночной воздух был душным и липким. Потная туша Роберта источала жара не меньше, чем хлебная печь. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я задохнусь.

Я выскользнула из постели, прикрыв наготу новой меховой накидкой, подарком Роберта. Открыв ставень, я выглянула на улицу, пытаясь поймать речной бриз, но и он не принёс спасительной прохлады, лишь вонь гниющей рыбы и речного ила. Вдалеке завыла собака, и её вой, подхватили псы по всему городу, словно сторожа, обменивающиеся новостями. Я прошла через озеро льющегося на пол серебристого лунного света, тихонько открыла дверь и, прокравшись мимо спящих детей, спустилась по лестнице в Большой зал.

Диот спала во дворе. В доме она бы растеклась лужей топлёного сала, от такой-то жары. К тому же она знала, что я зла на неё, и держалась от меня подальше. Стоило Баюсу упомянуть про яд, и она уже состроила такую мину, что можно было сразу выносить ей смертный приговор. Я тогда готова была её придушить. Разве можно быть такой дурой, когда она моя... Я вздрогнула и отогнала от себя эту мысль.

Тенни, конечно же, не вернётся. Я убеждала Роберта обвинить слугу и его шлюху в воровстве, чтобы их объявили в розыск и повесили. С удовольствием бы на это посмотрела. Но Роберт заартачился, уверяя, что Тенни ни за что не бросит работу, не говоря уже о том, чтобы украсть лошадь с повозкой. Он был убеждён, что как только тот передаст Беату в надёжные руки, то тут же вернётся и приступит к своим обязанностям, как ни в чём не бывало. Как он умудрился стать преуспевающим купцом, будучи таким наивным, для меня загадка.

Позже у меня будет достаточно времени, чтобы разобраться с Тенни и Беатой и заставить их дорого заплатить за свой проступок. Но пока что даже хорошо, что они не путаются под ногами. Роберт совершенно одинок и беззащитен. Я могу этим воспользоваться, чтобы наконец от него избавиться и наслаждаться каждым мгновением.

Эдвард лежал на соломенном матрасе в Большом зале. Он не спал. Его глаза блестели в лунном свете, просачивающемся через щели в ставнях. Он недовольно смотрел в потолок, потому что даже толстые потолочные перекрытия не были преградой громоподобному храпу Роберта.

В дальнем конце зала горела единственная свеча. Я налила себе и Эдварду по кубку вина и села перед ним на полу. Он сделал внушительный глоток.

— Сегодня у старого борова отменный голос, — произнёс он. — Я так понимаю, он выздоравливает.

— Нет, благодаря тебе! — огрызнулась я.— Что ты подмешал в сидр?

— С чего ты взяла, что я...

— Даже не пытайся отрицать, — прервала его я. — Тебе повезло — Баюс так ослеплён богатством и положением Роберта, что ему и в голову не пришло подозревать кого-то из столь почтенной семьи. Ты просто дурак, Эдвард. Подмешать яд в напиток — это топорная работа, годится для подростка. Даже ученик лекаря определил бы, что у Роберта нет никакого желудочного расстройства. Мог хотя бы постараться, чтобы тебя не было поблизости, когда ему стало плохо.