Мак разразился ругательствами, но солдат лишь ухмыльнулся.

— Следи за языком, здоровее будет кожа на спине.

Стражник обошёл их по кругу и встал за Ханкиным.

— Твоя мать прислала это тебе и твоему отцу.

Он бросил на колени мальчика обёрнутый в мешковину свёрток. Оттуда выкатились хлеб, кусок сушёного угря и пара луковиц.

— Она здесь? Я могу... её увидеть? — спросил Ханкин.

Солдат рассмеялся.

— Ты увидишь её с виселицы. Судьи обеспечат ей местечко в первых рядах, чтобы она понаблюдала, как ты корчишься в петле. Такое не каждый день увидишь. Мы всегда заботимся, чтобы у жён и матерей были лучшие места. Всё по справедливости.

Один узник поднял голову. Его лицо с одной стороны распухло, а глаз заплыл и почернел.

— Его ещё не осудили, как и всех нас. Пусть вначале судьи вынесут вердикт. Таков закон.

— Не волнуйся, тебя тоже осудят. На всё про всё уйдёт не более часа, не успеешь и глазом моргнуть. Это я ещё и время на казнь посчитал. Ты удивишься, как быстро всё произойдёт, только вот быстрой смерти я тебе не обещаю. Это уже не от меня зависит.

Солдат усмехнулся.

Гюнтер посмотрел на сына, но Ханкин молча уставился на колонну перед собой, стиснув зубы, словно пытался сдержать рыдания, страх читался в его глазах.

— Но я ничего не сделал, — возмутился мужчина. — Клянусь всеми святыми! Я помогал своему брату в Гримсби. Спросите у него, он подтвердит. Многие скажут, что видели меня там.

Солдат пожал плечами.

— Это уже не ко мне вопрос. У них списки. Если твоё имя в списках, то дело сделано. Королевские представители отправляют имена подозреваемых в Лондон. Как только судья освободится, он вынесет вердикт, если тебя не отправят в Лондон. Вот там и будешь предъявлять свои аргументы. Моё дело — держать вас взаперти до тех пор, пока не примут решение, что с вами делать.

Гюнтер поднял голову, держа руки на коленях. Он не хотел давать солдату повод ухудшить своё положение.

— Роберт Бэссингем. Это он свидетельствовал против меня?

Солдат легонько пнул его мыском сапога.

— Ты знаешь, что я не вправе отвечать на подобные вопросы. Не хватало ещё, чтобы ваши семьи мстили осведомителям, если они уже этого не сделали. Говорят, кто-то пытался отравить мастера Роберта. Не ты ли за этим стоишь? В любом случае, это уже не имеет значения, нельзя же одного человека казнить дважды, верно?

Глава 68

Чтобы защитить ребёнка или корову от сглаза, надо повесить им на шею венок из рябины со словами: «От колдуна и колдуницы, от клюва дьявольской орлицы, от гадов, что под половицей, нас защити, Небесная Царица».

Линкольн

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо багрянцем. Недавно прошедший дождь затопил улицы, превратив пыль и навоз на дорогах в липкую, топкую грязь. Гудвин нашёл себе убежище за городскими стенами на вершине холма. И как только дождь прекратился, столь же резко, как и начался, и от земли пошёл пар, Гудвин стал потихоньку спускаться к воротам, ведущим в нижний город, следуя вдоль отвесного края скалы и стараясь не поскользнуться на крутом склоне.

Он был так увлечён поиском соскочившей с ноги сандалии, что едва не упустил из виду две фигуры, карабкающиеся вверх по тропинке ему навстречу. Заслышав знакомый голос, он присмотрелся и узнал приближающуюся парочку.

Он узнал Адама, поднимающегося по крутой тропе в сопровождении этого ведьминого отродья Леонии. Её коротко остриженные волосы блестели в лучах заката, как полированное чёрное дерево. Мальчик улыбался, увиваясь за ней словно доверчивый щенок, у Гудвина даже возникло желание выскочить и оттащить его подальше, но он сдержался, оставшись в укрытии. Не дойдя до него всего пары шагов, Леония юркнула меж двух деревьев и исчезла. Адам последовал за ней. Крадучись, Гудвин пошёл по их следам и заглянул за край утёса, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Адам исчезает среди кустарников внизу на широком каменистом уступе.

Ещё до того, как подойти к краю утёса, он знал, что Леония заманивает Адама в ловушку, из которой тому уже не выбраться живым. Она использовала его так же, как и её мать, заманивающая мужчин в западню, чтобы насладиться их смертью. Гудвин был уверен, что способность умертвлять людей, заставляя их корчиться в муках, доставляло Павии больше удовольствия, чем извлекаемая из этого материальная выгода. Тот же самый яд струится по венам её дочери, всё сильнее разжигая её аппетит с каждой новой жертвой.

Соблюдая осторожность, Гудвин перелез через край утёса, хватаясь за чахлую траву и кусты, чтобы не упасть. Его нога соскользнула, выбив град камней. Он замер, глядя вниз, но дети не появились. Гудвин выдохнул и продолжил двигаться вперёд, пока не нащупал ногой выступ. Спрыгнув на мокрую траву, он осмотрелся, но так и не увидел детей. Неужели они спустились ниже? Он уже собирался подползти к краю уступа, как вдруг услышал приглушённые голоса за спиной. Гудвин подкрался поближе к скале. Голоса доносились из-за кустов, но звучали непривычно глухо.

— Я не хочу, чтобы он снова прикасался к тебе, — произнёс мальчик.

— Он не успеет ничего сделать, если ты вовремя приведёшь Кэтлин. Кроме того, он будет не в том состоянии, чтобы действовать. Они оба будут наказаны. Получат сполна.

— Но я не могу...

— Ты сможешь. Я знаю. Потому я и показала тебе это место, что верю в тебя, Адам. Помни, мы обещали заботиться друг о друге. Видишь это? Я сделала для тебя этот оберег с когтями медведя, повесь его на шею. Это сделает тебя сильнее любого из них. Дай мне руку.

Адам сдавленно вскрикнул от боли.

— Выдави в воду три капли крови.

Гудвин подобрался поближе, глядя через кусты, и только тогда заметил расселину в скале. В маленькой пещере было темно, но тонкий луч света упал на руки Леонии. Они с мальчиком сидели, скрестив ноги, лицом друг к другу. Леония держала в руке обломок кости, похожий на кусок черепа. Она зачерпывала им мутно-серую воду из большого глиняного горшка и капала на непокрытую голову Адама, один, два, три раза. Смесь воды и пепла потекла по его лбу в богохульном ритуале крещения.

Всякий раз, когда Гудвин смотрел в глаза Адама, он видел в них себя. Он был примерно того же возраста, когда Павия вошла в его жизнь, и не проходило ни дня с тех пор, как, вернувшись из Франции жалкой пародией на себя прежнего, он не проклинал себя за глупость, за ту детскую доверчивость, с которой принял эту ведьму. Она отняла у него всё: отца, сестёр, дом, наследство, честное имя, бросила его страдать и подыхать в лапах французов. Но самым жестоким предательством было то, что она заставила доверчивого мальчишку полюбить её, как собственную мать. Он не позволит её дочери уничтожить ещё одного невинного мальчишку, каковым он сам когда-то был.

Гудвин едва сдерживался, чтобы не закричать, предупреждая Адама об опасности, хотя и понимал, что это напрасный труд. Даже если он заставит мальчика выслушать свой рассказ, Адам не поверит ни единому слову. Да разве стал бы он сам кого-то слушать в его возрасте? Адам пленён и очарован этой девчонкой. Он будет её защищать, биться за неё до последнего вздоха, стоит ей только попросить.

Гудвин медленно попятился, поднялся вверх по скале и притаился под сенью выступа, выжидая, пока не увидел, как дети вышли из пещеры и вернулись на тропинку, ведущую к городской стене. Прежде чем завернуть за угол, Леония остановилась и резко развернулась, с победоносным видом взглянув на укрытие, где притаился Гудвин.

На мгновение Гудвин даже, запаниковал, решив, что всё это время она знала о его присутствии, но вскоре понял, что она смотрит не на него. Её взгляд был прикован к чему-то на тропе за его спиной. Он обернулся, пытаясь увидеть, что она там рассматривает, но тропинка была пуста, только что-то чёрное и пушистое стрелой юркнуло в кусты. Должно быть, она увидела кошку. Когда он вновь выглянул из укрытия, детей уже и след простыл.

Недолго думая, Гудвин перелез через край утёса и забрался в пещеру. Он предположил, что это погребальная пещера какого-то древнего племени, сгинувшего в незапамятные времена. Глиняные урны были украшены изображениями разных животных: кабанов, медведей, волков и змей. Многие урны были разбиты и рассыпались по полу кучками праха, обломками костей и черепков.