Изменить стиль страницы

Ч.2. 6. Стадия Цирцеи

Цирцея

Мужчины не любят Цирцею: рядом с ней они становятся сами собой. Свиньи хрюкают, бараны блеют. Это она виновата, гадина.

Сложно сказать, почему эта рыжая женщина не может успокоиться, выбрав себе какого-нибудь моряка или воина. На этот вопрос она всегда отвечает, что дураки и хамы не в ее вкусе. Но это вряд ли, известно ведь, что каждая женщина счастлива, когда прекрасный незнакомец, легко поигрывая бицепсами, щиплет ее за попку, проходя мимо. Или — мудрейший ученый рассказывает теорему Пифагора. Или — крутой бизнесмен, постояв пять минут рядом в пробке, зовет в сауну на время ланча. Или — юноша бледный, выпив для храбрости, тянет в кусты. Всем им нужно только одно.

Разве нет?

Киев, 1989.

Самое время поговорить о сексе. Рассказать о вдруг обнаруженной чувственности и страстности натуры, и о том, что все мужики козлы. Но эта тема и так уже хорошо раскрыта в современных любовных романах и повторяться нет смысла.

Если до начала девяностых единственной социально приемлемой формой сосуществования двух человек разного пола, не являющихся кровными родственниками, на одной территории, являлся брак, то уже с начала девяностых молодой девушке стало неприлично озвучивать вслух брак как основную мотивацию жизнедеятельности. И в то время, как однокурсницы Марины дружными рядами делали карьеру, она просто хотела замуж. «Замуж» — это единственный способ осуществить свою женственность, разделить себя и быть частью чего-то большего, чем ты сам, и чего-то важного. По крайней мере, это то, как она всегда чувствовала. Но сказать что-то подобное вслух, было примерно, как признать свое мелкобуржуазное мещанство в семидесятых, или сказать, что собираешься стать пьявкой на шее у другого человека.

Но это ладно. Беда в том, что чтобы выйти замуж, надо пойти на свидание, а там сидеть и выслушивать про теорему Пифагора, радоваться, когда тебя щиплют за попку, соглашаться на сауну и проявлять недюжинный талант шлюхи, психотерапевта и официанта в одном лице. Плюс к этому существуют бесчисленные неписаные правила, как то: «правило трех свиданий», «правило захода в гости», «правило отсутствия критики», «правило одобрения референтной группой». Счастлива та женщина, которой незнакомы эти названия. Конечно, такое циничное отношение обезличивает мужчин, но обратное приводит к их отсутствию. И что же хуже: годами сидеть одной в маленькой замкнутой комнате по вечерам, рыдая в подушку о собственном одиночестве, или, растрачивая себя на каждой встрече, капля за каплей терять веру в возможность встречи с тем, правильным, мужчиной?

Как можно догадаться, любовники у Марины стали появляться. Было их немного, но больше, чем ей бы хотелось. Каждая новая безуспешная связь — царапина на самоуважении, ссадина на способности к любви. Каждый опыт неудачи делает человека немного параноиком, немного больше трусом, немного больше и больше циником. А трусы, параноики и циники не могут любить. И вот уже они начинают жаждать заполнения пустоты, не отдавая ничего сами. Они ждут уверений в том, что будут приняты со всеми своими бзиками и при встрече начинают демонстрировать сложность своей натуры, дабы не прогадать впоследствии. Но хорошо это смотрится только в романах с заранее предугаданным концом. В жизни встреча двух трусливых параноиков заканчивается бегством через несколько минут общения. И великая скрепляющая сила сексуального влечения не может тут помочь, т. к. секс от частого употребления обесценивается и больше не служит аргументом в извечном споре: «если ты меня любишь, то докажи это» и «если бы ты любил меня, то не сказал бы этого». Любовь превратилась в те дни в высохшую реку, в легкую необременительную игру, в которой я знаю, что сейчас надо сказать А, а на это ты скажешь Б, а тогда я скажу В, а тут ты ответишь одним из трех вариантов: Г, Д или Е, и, в зависимости от этого, я применю свои варианты ответов в той или иной комбинации. В любом случае, основной смысл в том, чтоб получить как можно больше, а отдать как можно меньше.

Пострадав некоторое время, Марина успокоилась. Как и все разочарованные женщины, она стала злой. Изучала методы взаимодействия и составляла свои собственные классификации этого древнейшего из видов добыч. Мужчины стали ей представляться чем-то вроде цветов, которые имеют каждый свое достоинство, и обладание одним вовсе не мешает срывать другой. Когда Марине кто-то нравился — он нравился ей вдруг и безудержно. Ей хотелось познать этого человека, и казалось абсурдным выжидать положенные дни до следующего свидания, чтоб он не подумал, что в нем нуждаются, а посему можно диктовать условия и не считаться с ее чувствами. Правила многоходовых переговоров об условиях секса казались ей лицемерием.

Но у всех любовников Марины был один большой недостаток — они не были Омаром.

Стамбул, 2011.

По мнению Догукана, ужин шел хорошо. Сезен Марты выслушивала его с обычным своим спокойствием — обаятельная, нежная и скромная. Кажется, возьми ее за руку и веди — и пойдет, куда скажешь.

Вообще Догукану к такой реакции женщин не привыкать. Он знал многих женщин. Какой-то период своей жизни он посвятил зарабатыванию денег на этой реакции. Обычно он специализировался на немках и англичанках, курортных пташках. Потом родственники намекнули, что терпеть позор они более не намерены, пришлось сменить род деятельности. А жаль — это был простой и приятный заработок.

Но все они и в подметки не годились маленькой Птичке, сидящей сейчас напротив. И сегодня она будет его!

В эту минуту он был как никогда далек от истины. Сидевшая напротив Птичка вежливо улыбалась — она не хотела портить настроение этому милому приятному человеку. Ей вообще было неловко и страшно подумать, как все это сказать, но сказать придется, а пока что она тянула время. К этому моменту ей было окончательно понятно, что этот человек не может стать ее мужем, и что для дружбы у них нет никаких оснований. К сожалению, придется вызвать неудовольствие всей родни. Но и затягивать нельзя. Она назначила разговор на завтра. Завтра утром, когда выветрится вино, когда будет ясная голова, и его присутствие не будет давить на нее. Она скажет все по телефону. «Извини!» — скажет она. И не нужно будет объяснять ничего ни про господина Новази, ни о том, что жить погруженной в мелочность и пустоту для нее невозможно. При всем своем очаровании, Догукан Кая — словно пришелец с другой планеты.

Ужин закончился, расплатились.

— Ну что, пойдем? — уверенно сказал он.

— Пойдем.

Они вышли. Темнеющее небо приятно контрастировало с оставленным рестораном. Тут больше настоящего, чем в той музыке и блеске. Не задумываясь, она повернула в сторону дома.

— Ты куда? — Он как будто удивился.

— Там автобус. — Она махнула рукой.

— Куда ты собралась? — Еще раз повторил он.

— Домой. Уже поздно!

— Почему домой? Милая, вечер только начался!

— Но меня ждут, я никогда не задерживаюсь так поздно.

— Ерунда. Скажешь родным, что была со мной. А я тебя провожу. Потом.

— Почему потом? Мне нужно идти…

— Зачем тебе идти домой, глупенькая?

— А куда?

— Ну, я думал, мы зайдем ко мне.

— Зачем?

— Поговорим. Узнаем друг друга лучше.

— Но уже девять вечера, Догукан-бей. Зачем надо узнавать друг друга в девять? Разве мы недостаточно говорили?

Она что, дура?

— Но мы будем узнавать друг друга лучше. Еще лучше.

— Что?

Кажется, до нее начало доходить.

— Нет, Догукан-бей. Прости.

— Ты куда?

— Не надо, Догукан-бей, не иди за мной.

— Хорошо, завтра. Я позвоню тебе завтра. Во сколько?

Она покачала головой.

— Не звони мне. Не надо. Вообще не звони. Никогда.

— Ты что? Ты отказываешь мне?

— Прости.

Невероятно! Богатые белокожие европейки пачками вешались ему на шею, сами давали деньги, умоляли о продолжении — только выбирай! А эта маленькая стерва с ясными глазами так спокойно говорит «нет». Да было бы что! Да кто она такая? Ни виду, ни связей. Генеральская шлюха!

— Эгоистка! — Вдруг сорвался он на крик. — Я вожу ее в ресторан! Я плачу за шампанское, музыку! Я три недели за ней бегаю! И что?

Это было что-то неправдоподобное. Он говорил какие-то странные вещи — так бывает только в кино. Так не бывает в реальной жизни! Птичка не могла поверить своим ушам, ей было стыдно — на них уже смотрели люди. Смотрели с неодобрением.