Ч.2. 7. Английская глава

Лондон, 2006.

— Моя или твоя?

Этот был риторический вопрос. Можно ли сравнивать его кричащий белый ягуар с ее маленьким ниссаном?

Эмма нахмурилась. Если выбрать ягуар, то она останется без машины ближайшие дни, если взять ниссан, то без машины останется Рональд. Как ни крути, неудобно. Но упустить возможность проехаться в таком красавце… она, конечно, не могла остаться к нему равнодушной.

— Да ладно, не напрягайся! Я отвезу — я же и верну обратно.

Итак, ягуар победил.

— Зачем ты едешь? — Спросила Эмма уже в пути.

— Увязался следом, да? — Усмехнулся он. — Последние несколько дней мне было слишком скучно.

— Подожди, так это правда? Тебя точно турнули с работы?

— Трогательное доверие! Нет, действительно затишье.

Проехав еще какое-то время, он признался:

— Я меняю профиль.

— На?

— Социальные службы.

— Почему?

— Устал от бессмыслицы. Смерти, преступники, жертвы…

— А мне казалось, ты был доволен. — Последние шесть лет Ронни работал полицейским психологом, и, кстати, работал хорошо.

— Кто-то должен делать и такую работу. Но я хочу делать что-то нужное, что-то не бессмысленное, не однодневное.

— Я понимаю.

С некоторых пор Эмма чувствовала это и сама.

— Отцу не говорил?

— Нет пока.

Ясно. Вот в чем дело.

— Хочешь, я скажу?

— Ну, я не планировал именно это… но если ты поприсутствуешь, мне будет приятно.

Удивительно, но кузены почему-то боялись отца. Эмма, напрочь лишенная этого страха, всегда посмеивалась над этим.

— Трусишка-Ронни! Трусишка-Ронни! — пропела она высоким голоском и высунула язык. В ответ Ронни показал кулак и сделал вид, что дергает ее за косичку.

— Замолкни, крыса!

И оба рассмеялись. Они не играли в эту игру с тех пор, как ей было тринадцать, и у нее был маленький тощий хвостик и тоненький голос.

Решительность и даже некий дух бунтарства, сидевший в Эмме с утра, вдруг увял. И дальше ехали уже в другом настроении.

Встреча была назначена на одиннадцать, и в одиннадцать-ноль-две Ричард, аккуратный, как всегда, подтянутый, уверенный и сияющий, предстал перед ними. Встреча происходила в небольшом французском ресторане, который с недавних пор Ричард выделял за качество блюд и приятную обстановку. Сюда он водил деловых партнеров, клиентов, сюда можно позвать семью, так же как и малознакомых людей другого социального уровня — и те и другие вписывались в интерьер вполне естественно.

— Ну, дети? Что подвигло вас на подвиг встречи со стариком-отцом в сей ранний час? — Спросил он, усевшись за столик.

Кажется, он никогда не принимал их особо всерьез. Обычная маска труженика отца: я, мол, великий адвокат и что вы в своей маленькой жизни можете знать, чего не видел я? И под его ироничным взглядом дети присмирели и сидели, тихо переглядываясь. Но, как обычно, недолго, и руководство на себя взяла более бойкая Эмма.

Протянув Ричарду газету, она спросила:

— Ты знал?

— А, это… ну, дорогая, ты совсем не следишь за новостями. Об этом уже месяц говорят по ТВ, в новостях.

— Я не смотрю телевизор.

— И газеты тоже не читаешь.

— Почему ты мне не сказал?

— А что бы изменилось?

Да, что? Ей казалось, что она как-то причастна к той истории и несет ответственность за Стефани и другую — убитую девушку, за возможных будущих жертв. Для Ричарда же это был лишь ординарный случай из практики. Не первый, даже не сотый.

— Такое случается сплошь и рядом. Даже тогда было чудом, что нам удалось его загнать, — «нам» — это великодушно, учитывая, что все сделал один Ричард. — Пять лет за непредумышленное убийство — не так уж и мало для Америки. Многие отделывались меньшим. В любом случае, ты должна помнить, что нашей основной задачей было спасти девушку, а не добиться наказания порока.

— Но он не просидел и года! К тому же мы знаем, что это было не непредумышленное убийство! И все это знают!

— Никому нет дела до того, что знают все. Это юриспруденция, детка — и деньги. Мне жаль тебя огорчать.

— Но ты же всегда стараешься добиваться справедливости, ты сам говорил, что это важно!

— Я делаю что могу. Но жизнь — это искусство компромиссов. Спроси Рональда, он работает в полиции, он тебе расскажет.

— Ронни?

— Ннннда…?

— Ты меня убиваешь.

— Что поделаешь. — Ронни изобразил огорчение, на самом деле он наслаждался.

— Что же делать? — Снова обернулась к Ричарду Эмма.

— Ничего. Оставить все на Божие правосудие. Оно больше человеческого.

— А если он и дальше будет убивать?

— Ну, я тебе скажу — там тоже не дураки сидят. С теми медикаментами, что ему прописаны, Френку повезет, если он сумеет добраться до ванной комнаты самостоятельно.

— В прошлый раз ему тоже давали медикаменты. И тем не менее…

— И, тем не менее, мы должны довольствоваться тем, что есть. А сейчас я собираюсь взять утку под апельсинами, рекомендую!

И он взялся за меню, делая вид, что не замечает возмущения Эммы и мимических уловок Рона. Эти двое заодно, любопытно, что они на этот раз придумали. С самого детства это был устойчивый тандем, в любой момент готовый на очередной подвиг. Не то, что младшая, Мел — спокойная и тихая, как и подобает девушке.

Ронни пнул Эмму под столом ногой. Ах, да.

— Кстати о полиции, Ричард. — Начала она с невинным лицом, которое обычно не предвещало ничего хорошего.

— Что с полицией? — Переспросил Ричард, все еще глядя в меню. На этой стадии заговора главное делать вид, что не замечаешь уловок, иначе информацию придется добывать намного дольше.

— Ронни уходит из полиции.

— Что так? — Он никогда не одобрял выбор Рональда, но считал, что постоянство необходимо выдерживать в любом деле. В этом смысле кратковременность любовных связей сына раздражала его больше всего.

— Он собирается заняться… чем, Ронни?

Наступило время говорить за себя — и она хитро подмигнув, передала инициативу Рональду.

— Я уже год учусь на новой специальности, — неожиданно хриплым голосом проговорил тот.

— В какой?

— Свято-Троицкая богословская школа, это заочное обучение, через интернет.

Вот так сюрприз! Вот и социальные службы! Теперь понятно, почему он боялся разговаривать с Ричардом один. Еще неожиданней была реакция Ричарда.

— А почему не Джорданвилль?

— Джорданвилль был бы лучше всего, но это далеко.

— Ты хочешь стать священником?

— Священником я не смогу. К сожалению. Я разводился. Ты же знаешь.

— Это были не официальные браки. И тем более, не церковные.

— Не знаю. Я бы хотел, но как получится. В Джорданвилль меня могут и не взять…

— Тебя подводит неопределенность. Пора решать, что ты на самом деле собираешься делать.

— Так ты не против?

— Почему я должен быть против? В нашей семье были священники и раньше — англикане, конечно. Но об этом не может быть и речи.

— Разумеется.

— Ты можешь объяснить свой выбор?

— Ну, я все-таки психолог. Я работаю с настоящими, живыми людьми и с вполне реальными проблемами. Но психология сама по себе не дает ни решить эти проблемы, ни объяснить их причины. Можно ли спасти жертву психопата или предотвратить новое нападение, если ты боишься даже упомянуть о том, что такое страсть и как бороться с ней, то можно ли пытаться исцелить больного или облегчить страдание?

— Я вижу, ты все продумал. Что ж, дерзай.

Он, правда, слукавил и не сказал главного. С самого детства он знал, что когда-нибудь Ронни выберет этот путь. Сероглазый, темноволосый, как все Харты, уравновешенный и красивый мальчик, он отличался еще и открытостью к людям, и склонностью к мистицизму. Были периоды, когда Ричард опасался, что это толкнет Рональда к популярному теперь увлечению магизмом или сделает наркоманом. Слава Богу, обошлось. Тщеславие на грани человекоугодничества могло толкнуть его на угождение чужим вкусам — в университете это случается особенно легко. Именно поэтому он не возражал против службы в полиции: трудная работа, ежедневное столкновение с человеческим горем и слабое вознаграждение — это хорошая прививка от глупости и слабоволия. Поэтому же он не возражал против художественной академии для Эммы. И лишь Мелани плыла по течению.

— Мама будет рада. — Осторожно добавил он.

Сказать, что Эмма поражена — ничего не сказать. Она тихо доела свой завтрак, допила кофе и выбралась наружу. Ей было о чем подумать, как и тем двоим.