– Я не могу, папа, – серьезно отвечаю я. – Последнее, что я слышала, так это что он затеял в драку в баре, после чего «Хьюстон» разорвал с ним контракт. Одному Богу известно, где он сейчас. К тому же встреча разобьёт сердце не только мне, но и детям. Если они спросят, тогда ладно. Я не игнорирую его или тот факт, что он существует. Грустно, что он такой, какой есть... Не знаю. Я просто... Наша дверь всегда открыта, и дети это знают, но я не собираюсь сама вламываться к нему и умолять быть частью нашей семьи, – подкрепляю свои слова решительным видом.

– Эй, я только «за», просто спросил. – Он поднимает руки в свою защиту.

– Прости, – извиняюсь, мотнув головой, – Я просто... Близнецы, которым исполняется восемнадцать, вызывают много воспоминаний, вот и все.

Отец кладет руку мне на плечо и сжимает.

– Я чертовски горжусь тобой. Я же говорил это тебе? Знаю, что был жесток все эти годы, но ты все сделала правильно. Твои дети – удивительные благодаря тебе, медвежонок.

Я улыбаюсь на свое детское прозвище и встаю со стула, чтобы подойти и обнять его.

– Я люблю тебя, папочка. Спасибо, – бурчу в его рубашку.

Он целует меня в макушку и разрывает объятия.

– Мне пора домой. Придете на ужин в эти выходные? – спрашивает он, когда мы доходим до входной двери

– Ну конечно.

Он улыбается и уходит. Я иду в свою комнату, достаю коробку из шкафа и стучу в дверь спальни Беллы и Девина. Музыка останавливается, и Девин открывает дверь.

– Что случилось, мама? – спрашивает он.

– У меня есть еще один подарок.

Я захожу в их комнату и сажусь на край кровати Беллы, передавая ей коробку. Она вопросительно смотрит на меня и открывает. Затем достает пурпурно-золотую толстовку и разворачивает ее.

– Университетской команды по софтболу? Неужели...

– Да, – говорю я спокойно. – Мы с дедушкой Хэнком купили ее, когда приезжали туда на экскурсию в начале моего выпускного года в школе. Они предложили мне стипендию, так что мы пошли в сувенирный магазин и приобрели ее. Твой дедушка был очень счастлив.

Вспоминаю, как он поднял меня в воздух и закричал на весь кампус, что его девочка будет играть за «Тигров».

– Извини, мама, – тихо шепчет Белла.

Я смотрю на нее в замешательстве.

– За что, детка?

– Если бы не мы... если бы у тебя не было Девина и меня, ты бы поступила и продолжала играть, – объясняет она, кладя толстовку обратно в коробку.

Я хватаю ее за руку и жестом приглашаю Девина тоже подойти.

– Эй! – Я стараюсь выглядеть как можно более уверенной, несмотря на мое разбитое сердце. – Я люблю вас обоих всем сердцем и ни на секунду не жалею ни об одном из вас. Софтбол – это просто игра, а вы – мой мир, – говорю я, кладя ладони на их щеки.

Они оба улыбаются мне и кивают.

– Кроме того, я уже почти разобралась с обучением, пусть у меня на это ушло немного больше времени. К тому же, я все еще мои поиграть с вами и надрать ваши задницы.

Я подмигиваю, а Белла меня отчитывает:

– Мама, следи за языком!

Мы смеемся, и я лезу в коробку, чтобы вытащить толстовку для Девина. Он хмурится и смотрит на меня.

– Папина?

– Да. Я не была уверена, захочешь ты ее или нет, но... Я носила ее иногда, знаешь, до всего. – Пожимаю плечами. – Маленький кусочек твоего отца, если хочешь.

Он качает головой и кладет ее обратно в коробку.

– Спасибо, ма. Но... Я лучше подожду, когда нам выдадут форму, – решительно говорит он.

Я киваю, беру коробку и встаю с кровати.

– ДиДжей! – слышу шепот Беллы.

– Нет, все в порядке, Беллс. Я понимаю, Дев, правда. Не стоило мне...

– Мама... – перебивает Девин, переводя дыхание. – Прости.

Сын подходит и обнимает меня.

Я пытаюсь совладать со своими эмоциями, чтобы не заплакать перед детьми. Они никогда не видели, чтобы я ломалась раньше, и не собираюсь этого делать через восемнадцать лет.

– Я не считаю его своим отцом, мама. Ты нас вырастила. Ты та, кто сделал нас теми, кто мы есть. Он не имеет к этому никакого отношения. Зачем мне кусочек чего-то от кого-то, кто бросил самую лучшую женщину на свете? – он говорит более зрело, чем восемнадцатилетний парень.

– Ох, детка, – отвечаю, взъерошивая его волосы. – Я выброшу эту толстовку. Забудь, что я даже заговорила об этом. Через пару недель куплю тебе новую.

Он улыбается в ответ, и я посылаю им воздушные поцелуи, прежде чем выйти из комнаты.

Уже в спальне опускаюсь на пол рядом с кроватью. Прислоняюсь головой к дереву и выдыхаю. Горячие слезы стекают по лицу и не хотят останавливаться. Всплывают воспоминания о том, как растет мой живот с близнецами, роды, ночные кормления, детсадовские фотографии, экскурсии, игры в бейсбол и софтбол, школьные танцы, сдача экзаменов на права... Все эти воспоминания мелькают в голове как на пленке, а он пропустил все это.

Инстинктивно я протягиваю руку под кровать и нащупываю старую обувную коробку. Открываю крышку и роюсь в фотографиях. Габриэль Гэвинвуд улыбается мне, обнимая шестнадцатилетнюю меня рукой в защитной перчатке.

Вот наши фото с выпускного, с Хэллоуина, где мы наряжены в зомби-бейсболистов, и фото под большим дубом у озера, в котором мы плавали в детстве. Воспоминания о нашей любви заполняют мой разум, заставляя меня задаваться вопросом, действительно ли она была такой сильной или я просто так считала? Мне казалось, что мы сможем пройти через все. Он обещал мне вечность независимо от того, как будет течь наша жизнь. Какой же я была идиоткой...

Иду в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, затем переодеваюсь в пижаму и заползаю в кровать. Проверяю, заведен ли на утро будильник. Прокрутив контакты, зависаю над его именем. Я так и не смогла его удалить, хотя он, вероятно, уже давно сменил номер.

Несмотря на время, рана все еще ощущается такой же глубокой, как и в тот день, когда стало ясно, что мы ему не нужны.

После рождения детей моя любовь к нему угасла, ее затмила любовь к близнецам. Мой инстинкт защитить их любой ценой потушил мою подростковую страсть. Наша долгая дружба и четырехлетние отношения, очевидно, ничего для него не значили. Если бы это было не так, он бы не смог от нас уйти, верно?

Он когда-нибудь скучал по мне? Интересовался, чем я занималась? Боже, мне нужно поспать. Все эти размышления и предположения – это то, чего я избегала в течение долгого времени, и нет никакого смысла возвращать их на поверхность.