Какие у тебя могут шансы выжить, если по твоему кварталу ежедневно стреляют?

Ты можешь сидеть на девятом этаже и обозревать окрестности, а потом прилетает снаряд, осколками тебе рвет бедро. Истекая кровью, ты ползешь за аптечкой, но подняться до шкафчика не можешь. А мобильной связи нет, и лифт уже не работает давно. Много тебе поможет жгут в кармане, если рядом нет людей, которые тебя потащат на руках в больницу?

А можешь сидеть во дворе, у костра на детской площадке и наблюдать как красиво падают ракеты 'Градов'. От этой красоты сводит живот, но кулеш пахнет, ты смотришь и ешь пустой рис из гуманитарки или бич-пакеты по цене суши из соседнего магазинчика. Из твоего подъезда все живы. Пока живы. Потому что завтра, переходя дорогу...

Восемнадцатого июля четырнадцатого года прилетела очередная партия украинских снарядов. Часть из них упало в районе 'Восточного рынка'. 'Скорые' мотались одна за другой. Воронцов видел работу только одной. Сначала врачи метнулись к мужчине, потом сразу накрыли его простыней. Он еще дышал, белоснежная простыня медленно вздымалась и опускалась на груди. На груди же белоснежное сменялось кровавым. Через пару минут он дышать перестал, так и не придя в сознание. Медики же перекладывали женщину на носилки. Рядом с ней они положили ногу и руку.

Воронцов, забыв все наставления, оцепенело смотрел на лужи крови и дымящийся развороченный асфальт. Делать снимки он не смог. Забыл. А потом вспомнил и побежал подальше от кровавой картины. Улегся за бордюр, а кому и поребрик, и принялся, зачем-то ждать. Обычно украинцы так и поступали. Давали обстрел по оживленному перекрестку, затем выжидали, когда подъедут 'Скорые' там, или пожарные и давали второй залп. Корректировщики-то рядом сидят, из окон наблюдают.

Наверное, в тот момент он струсил. С другой стороны, чем он мог помочь медикам? Ничем. А с третьей стороны, он же был бойцом ополчения, хотя в тот момент и не в форме. Это он должен был защитить собой, своим телом эту женщину без правой ноги и левой руки. Но осколки не спрашивают, куда летят. За них потом другие орлы спрашивают: 'Если ты такой патриот России, то почему не сгорел в Доме Профсоюзов'? Так получилось.

А женщина та пыталась приподняться на носилках, медики ее прижимали, вкололи катетер, пришпандорили капельницу, затем увезли, воя сиренами. На асфальте бурела кровь и лежал под простынкой мужчина. Из пакета в правой руке вытекало пиво и молоко. Все это вливалось в лужу крови.

Воронцов лежал еще минут десять, а потом поднялся и ушел жить в гостиницу 'Рандеву'. Он не знал, что хирурги и травматологи спасут эту женщину, сделав культи. А этой же ночью, не выходя из наркоза, она перелезет под обстрелом под кровать. Много кого еще привезут, девочку со срезанным черепом, парня с вырванной челюстью. Спасут не всех. Но многих.

А Воронцов добудет у администратора 'гостишки на час' литр водки по безумной цене, и, не выходя из номера без окон, будет спать и бухать. Или бухать и спать, здесь последовательность не важна. И ждать, когда прилетит снаряд.

Снаряд не прилетел и спустя три года Воронцов снова приехал в 'Рандеву'. Нет, все же, удивительные объекты, эти гостиницы. В Луганске нет воды. Подается по графику. В гости друг к другу ходят с пятилитровыми канистрами. Потому что чай и потому что надо смывать за собой. А тут вода любая! Горячая и холодная, на любой вкус. И всегда! Может быть, потому, что ее пронырливый армянин держит? Где-то цистерна у него прикопана, что ли? Воронцов каждый раз хотел спросить у девчонок на рецепшене, но каждый раз забывал, потому что были дела важнее. Спать, в первую очередь. В первом смысле этого слова.

Хотя в прошлый раз получилось во втором. Полгода назад он и еще несколько пацанов с мехроты и стрелковки получили увольнения. Воронцов тогда удивился: на кой черт ему увольняшка? Но приказ есть приказ - три дня увала. Он планировал их проспать в казарме, изредка выходя в штатском в кафешки города Кировска. В штатском, конечно же. Но командир батареи настоятельно посоветовал ему скататься хотя бы в Алчевск.

Ага, в Алчевск. В автобусе нашелся Карат и Заяц с мехроты и пацан-стрелок, позывной которого Воронцов не запомнил. Фамилию и имя тоже. Вроде Сашка. Прямо в автобусе они уговорили Воронцова ехать до Луганска. Увал был сразу после денежного довольствия. Поэтому со Стаханова до Луганска дернули на такси. Погода была отвратная, клубились серые облака. Воронцов озвучил желание сходить в театр: мужики поржали. А там билет пятнадцать рублей, чего ржать-то? Тем более, театр имени Луспекаева.

Бойцы тоже планировали поклубиться. Да только в клубы таких как Карат, Заяц, Одесса и пацан Сашка не любят пускать. Слишком явен контраст между блокпостом и зайчиками зеркального шара. А у Зайца еще фингал под глазом был - неудачно вмазались в забор на БТР. До клуба не добрались. Не успели. Взяли номера, водки, спустились в сауну. Вызвали девочку для снятия напряжения. Девочка заработала шесть тысяч рублей. Трое пили в номере, четвертый получал женское внимание. Потом следующий, следующий. Как на конвейере. Девочка, конечно же, устала, но держала марку. Даже ни разу не выпила, хотя Карат по-гусарски настаивал. Презервативы, кстати, тоже были 'Гусарские'. Воронцов так и не понял: изменил он жене или нет? Технически - да, конечно. А душой-то нет. Странные эти сексуальные материи.

А потом они добухивали то, что осталось, спали, во сне Карат стонал и кричал.

Утром второго дня пошли еще за бухлом. Не потому что хотелось, а потому что есть возможность побыть свободным вне армии. В театр Воронцов так и не попал, кстати. До сего времени не попал. Пятнадцать рублей, конечно, есть. А вот пятнадцати минут просто нет. Конечно, можно выкроить из сна, но Воронцов боялся захрапеть на спектакле.

Поэтому он практически сразу выключил свет в номере и бухнулся спать. Отсутствие окон только помогало. Сенсорная депривация, да.

Забавная штука - дорога. Вот вроде и ехал удобно, лежа, а не сидя. А все равно спать хочется. Главное, никому не сообщать, что ты уже приехал. Задолбают звонками. Нет, нет. Сначала выспаться. Потом звонить.

Шесть часов - непозволительная роскошь на войне. Даже на украинской гражданской. Или это русская гражданская? К черту размышления перед сном. Будем спать четыре часа.

А получилось все равно шесть. Стыд разбудил. Проснулся в семь вечера от того, что он стоит и смотрит, а парни гибнут.

Воронцов резко сел, включил свет. Журчит вода в санузле, холодильник мыркает. В холодильнике кровянка, 'Луга-нова', белорусский сыр, серый хлеб, горчица, два литра пермского абрикосового сока. Больше ничего. А чего еще мужику надо?

Перекурить он вышел на улицу. Окон нет - душновато, несмотря на вентиляцию. Да и мобильная связь в бункере этом не ловит. Набрал дядю Колю, с пятого раза, как обычно:

- Дядь Толь, это Воронцов. Да, понаехал. Ну, как обычно, в 'Рандеву'. Да как хош, только обратно до комендантского часа не успеешь. А смысл на пару часов? Да, есть место. Что? Администраторы? Да пофиг на них. Все, договорились. К десяти жду.

Дядя Коля...

Дядя Коля был похож на мощного, кряжистого гнома. Невысокого роста, с большой светлой бородой, мохнатыми суровыми бровями и добрыми глазами. Ноги его, казалось, вросли в каменистую почву Новороссии. 'А это не совсем метафора' - подумал Воронцов.

Когда украинцы нанесли авиаудар по Луганской администрации второго июня четырнадцатого - одним из погибших был Саша Гизай, командир поисковой луганской организации 'Феникс Донбасса'. Вот его и сменил дядя Коля.

И, как настоящий гном, начал свирепо наводить порядок. Разве что топором не махал.

Это в России тоталитаризм и все такое. А на Украине всегда была 'Свобода от всякой херни'. Поэтому в России поисковики занимались своей военной археологией по закону, а на Украине как черт на душу положит. Когда же Луганская область стала Луганской народной республикой стали меняться и поисковики. Не сразу, конечно. Сразу хочется, конечно. Чтоб раз - и сквозь рассветы, города - и все получилось. Но так не бывает. Люди существа динамические, а не статические. Сегодня ты герой, а завтра предатель. Или наоборот. Очень многим хотелось, чтобы все было бесконтрольно как на Украине, но чтобы на русском языке. А так не бывает. Закон або воля. Под волей новые украинцы понимали исключительное рабское поведение: 'Делаю, шо хочу, а мне за это ничего не будет'. И не только украинцы, конечно. Но и многие русские. И совершенно не важно, на какой стороне конфликта они оказывались. Потому что все они - одинаковые. Хорошо, что в первые же дни на фронте они погибали - бесцельно и глупо. Жаль, что не все приезжали на фронт.