- Ага, - без эмоций ответил седой. - Сейчас разгрузим, первый раз что ли?

ГЛАВА ПЕРВАЯ. 'ПО НАД ЛЕСОМ ЛЕБЕДИ ЛЕТЯТ'

Вот и кончилась Москва.

Кончилась не сразу, конечно. Сначала медленно ползли по пробкам в четырехполосных шоссе. Великаны-многоэтажки заглядывали в окна двухэтажного автобуса, откуда-то снизу гневно гудели легковушки.

А после автобус вырвался на простор и попер своей мощью на юг.

Удивительно, но на этот были свободные места.

Обычно, когда едешь на таком рейсе, автобус забит битком. А тут - на тебе, пустота. Семь человек на двухэтажку - это надо же. Когда проехали Бутово, Воронцов понял, что попутчиков не будет. Можно разложиться на сидении. А зачем? Есть же задние места. И пока их не заняли, Воронцов схватил городской рюкзак - в рюкзаке две книги Плутарха, фляжка с водкой, мешок с лекарствами. Сумка с футболками и трусами в багаже. Ноутбук с планшетом в отдельной сумке. Вот и все. Остальное в багажном отделении. А! Еще бушлат, бушлатом хорошо накрываться.

Ну еще и тапочки. Тапочки! Тапочки - самое главное. И носки. А все эти мультитулы и на месте можно приобрести. Тем более, Воронцову мультитулы нафиг не нужны. Они нужны ремонтникам.

В прошлой жизни Воронцов был журналистом. В настоящей - заряжающим. В будущей - а кто может сказать, кем, ты будешь в будущей жизни? Ветер? Ветер завтра изменится.

Воронцов улегся на заднем диване автобуса, бросив рюкзак под голову. Ботинки на полу, тапочки там же. Через три часа остановка. В тапочках выйдем на мокрый снег, зайдем на заправку и тут же пометим какую-нибудь Тульскую область. А потом Липецкую. А потом Ростовскую. А потом... А потом будет потом. Теперь можно и поспать. Хотя тут трясет больше, чем впереди. Зато не орет младенец под ухом.

Вот зачем они тащат младенца на войну? Они думают, что там войны нет? Надо бы встать и завести разговор, почему они из Москвы едут в Луганск?

Может быть, они расскажут?

А ведь они расскажут.

Они любят рассказывать. Нет, они не любят. Они хотят рассказывать. И когда ты им говоришь, что ты писатель из Москвы, они вываливают, как их убивали красивые мужики с хорошими лицами. Их расстреливали, сжигали, бомбили. Они тебе это рассказывают. А ты не можешь ничего им ответить.

...У тебя нет денег на всех. Одному ты подкидываешь пару тысяч, другому пятерку. Потом деньги у тебя кончаются, ты едешь домой. У тебя контузия, левый глаз уже не видит, а ты не просишь помощи. Потому что тебе стыдно. У людей убили детей, а у тебя всего лишь глаз и контузия. Ты собираешься с силами и едешь обратно. Минералка слишком сладка, а безвкусное картофельное пюре жжет солью. И ты не ешь, а закидываешь топливо, которое не усваивается организмом.

Утром ты идешь на построение, внезапно приходит СМСка. 'Вам перечислено пятьдесят тысяч рублей'. Ты теряешься от неожиданности, потому что вся батарея вторую неделю курит прошлогодние листья, а денежного довольствия нет и нет. Кто-то мне перечислил большие деньги.

И ты мчишься с Волком, чтобы снять в финансовом центре эти деньги. Мчишься на убитом 'Уазике' на два последних стакана бензина. И вот есть деньги, покупаем сигарет пацанам, еще надо ехать за бензином в соседний город, но ехать уже не на чем. Бегу до автостанции с пустыми бутылками. По дороге покупаю молока, потому что не завтракал. В соседнем городе тоже нет бензина. Каким-то чудом покупаем на краю вселенной этот сраный бензин по тройной цене. Заливаемся по горло. Еще в пять раз больше надо нашим 'Камазам' и 'Уралам'. Еще куда-то едем. Комбатр шуршит, главное, что бы в батальоне не узнали. Почему комбатр - да потому что командир батареи. Чего его с комбатом путать?..

...Автобус прыгает на лежачем полицае. Воронцов схватился за вибрирующий планшет. 'Вайбер' проснулся.

Ноут нужен для работы. Планшет для переписок. Мобила для звонков. А еще она нужна для того, чтобы в Луганске снимать деньги с карточки.

'Зря ты уехал'.

Конечно, зря. Надо было остаться и собачиться, как прежде. А ты могла бы и проводить, женщина.

Воронцов ждал ее до последней минуты на 'Щелковской'. Но она не приехала и автобус отбыл в сиреневое одиночество.

'Лопата глюканула, я думала, что еще семь вечера, но уже было восемь. Я приехала, а ты уже уехал'.

Лопатой жена называла свой планшет. Но вот зачем вот она это пишет? Что Воронцов должен ей ответить? И зачем отвечать? А сна уже не было. И, как раз, автобус начал тормозить у первой остановки.

Дул пронзительный ветер, пахло сыростью. По фиолетовому небу неслись рваные облака. Воронцов поежился, зашел на заправку. Кофе - сто пятьдесят. К черту кофе, надо спать. Какао тоже - сто пятьдесят. Тут все по сто пятьдесят, включая малюсенькие пирожки с малиновым вареньем, зеленым луком, ливером и печенкой. Зато вай-фай устойчивый и не долбит автобусный телевизор по ушам.

'Я уже уехал, да' - ответил Воронцов.

Когда не знаешь, что отвечать, повторяй последнее слово и прибавляй 'да'.

'Нам надо поговорить'.

'Поговорить, да'.

Как будто разговоров до этого не хватило. Странные существа - эти женщины. Поговорить они понимают, как свой поток сознания, вываленный на мужчину. Когда же мужчина начинает говорить, это считается его слабостью. Ну а что? У мужчин же не чувств и переживаний. Любая эмоция, любое чувство, пережитое мужчиной и высказанное им в разговоре с женщиной - апофетически считается минутой слабости. А, следовательно, женщина впадает в панику. Воронцов пытался с каждой женщиной перебороть эту черту, но каждый раз падал в лужу. Поэтому: 'Поговорить, да'.

А еще он зашел за какую-то будку и пометил какую-то область. Затем пошлепал по лужам к автобусу, опять улегся на заднем диване, сунув Плутарха под голову, накрылся бушлатом с головой, выключил планшет и подумал, что надо бы как-то уснуть. И тут же уснул, на этот раз без сновидений.

Автобус тронулся, телевизор начал рассказывать очередной российский сериал. Или украинский, хрен их разберешь. Все одинаковые.

За окном мелькали фонари платных трасс, по которым автобус шел бесплатно. Мелькали и здоровенные указатели на Липецк, Воронеж, Ростов, Луганск. С каждой минутой было все дальше от Москвы, все ближе к войне.

Войне, которой нет, немножко ее было раньше, и хрен его знает, будет ли она дальше.

И планшет под рюкзак. Вдруг она еще раз напишет? Стоп, планшет же выключен? Или включен? Спать, спать.

И вот еще одна остановка. Странно, но не 'Лукойл', а зеленая 'Татнефть'. А это хорошо - на 'Татнефти' стоят бесплатные кофемашины. Значит, горячий шоколад с молоком, и опять пометить, и опять спать. И опять она ничего не написала. И опять мелькают заправки, туалеты, указатели. Махина подпрыгивает на лежачих полицейских.

Воронцов спит на спине, стараясь не поворачиваться на левый бок. Там ребра еще не срослись. И левый глаз слезится сквозь сон. А еще он ужасно потеет, несмотря на сквозняк. Губы и рот его ссыхаются через каждые четверть часа. Чертовски чешутся ссадины на пояснице. Правой рукой он сжимает отключенный планшет и ждет вибрации. Во сне уже думает, что же ей ответить.

Война все ближе и ближе.

Впрочем... До войны еще очень далеко. Это из России кажется, что вот дорогу пересек - и там угар кутежа сразу.

На самом деле, никто за ленточкой воевать не хочет. И перед ленточкой тоже. Ни в российском Донецке, ни в луганском Изварино дураков нет.

Все хотят жить, любить, работать, растить детей, виноград и котов. А те, кто любит убивать - должны сидеть в тюрьме. И сидят, как правило.

Когда Воронцов приехал первый раз в Одессу и отмечался в российском консульстве как журналист, то спросил у консула... Ну как спросил? Скорее сказал фразу, глядя в зарешеченное окно первого этажа:

- Да здесь же жить и жить можно. Вот море, вот земля. Воткни палку в эту землю и через месяц она виноградом расцветет. Зачем они тут воюют все время?

Консул ухмыльнулся, ничего не ответил и расписался в аккредитации.

Через два года Воронцов понял, почему здесь все время воюют. Жить тут слишком хорошо. И каждый норовит отобрать ту самую лозу с виноградом. А сам ее сажать не собирается. Гораздо легче отобрать, а не ухаживать. А потом, самое главное, тявкнуть на весь мир, что ты не агрессор, а жертва. Ты просто приехал в гости, а местные жители на тебя напали, а потом сами себя сожгли.