Дерись, подумал он.

Дерись так, как не дралась никогда, прошу тебя.

Драко открыл рот, чтобы сказать ей это, но Беллатриса опередила. Ее зловонное дыхание прошелестело по его лицу, и она зашептала, прижимаясь к его плечу.

– Я знаю волшебное слово. Расслабься, и наша союзница все сделает за тебя.

Он нахмурился, переваривая. Союзница?

Он огляделся, силясь понять, о ком говорит тетка, и тут осознание свалилось на него с потолка. Огромным таким снежным шаром, заледеневшим от холода.

– Стой, – прошептал он, опустив ладонь себе на грудь. – Эту дрянь в Пэнси впустил не Снейп, а ты. Ты это сделала, но как? Как ты попала в замок?

Беллатриса облизнулась, как зверь.

– Нет, милый, не я. Я поделилась ею, но привез ее в замок ты. Ты, мой хороший, послушный племянник.

– Нет.

– Да. И сейчас она не нанесет тебе вреда, потому что ты научился ее контролировать. Вы прекрасно знакомы. Можно сказать, вы старые друзья. Просто дай ей чуть больше власти.

Ужас парализовал его. И вдруг он понял, насколько все было очевидно и просто. Весь год он думал, что сходит с ума, что говорит сам с собой – спорит, умоляет, злится и просит совета, но нет. Не с собой.

Тень. Она всегда была живой, не выдуманной, она всегда наблюдала, перемещалась, рылась в его голове. Как же он был слеп!

Драко вскинул голову. Беллатриса взяла ее за плечо, встала на носочки. Прижала губы к его уху.

– Знаешь, эта грязнокровка такая сладкая, что я сама бы с радостью ее убила. Но оставлю ее тебе.

– Не смей прикасаться к ней!

Шепот. Простое заклинание, всего одно слово. Драко видел свою руку, впивающуюся в глотку Беллатрисы, видел, как двигаются ее губы, а потом полетел. Вниз, в собственное сознание, глубоко-глубоко.

Это произошло так быстро и словно во сне.

Больше не было Драко. Больше не было Малфоя, ненавистного слизеринца, любимого ублюдка, чудовища и мальчика, который запутался, которого лишили его жизни.

Теперь была черная сущность, и Гермиона прекрасно это поняла, стоило ей посмотреть в его глаза. Они все еще были серыми, но теперь чужими. Сухими. Они смотрели прямо, не моргая, и лицо его стало словно каменным.

Рука Рона держала ее ладонь, и понадобилась всего секунда, чтобы выдернуть из его пальцев волшебную палочку.

Очень быстро, не думая.

Пожиратели обступили его со всех сторон, он закричал. Гермиона не хотела этого слышать. Они не тронут Рона, не тронут его, не тронут. Она не знала точно, верила ли она в собственную мольбу, верила ли в то, что это подействует.

Сжала палочку крепко, до скрипа. Запястье ныло от боли. Это он. Это сделал он, и сейчас ты должна собраться, должна отбросить все чувства – все свои чувства, чертова дура!

Слезы текли по щекам.

Он шагнул на нее.

Думай трезво. Думай здраво, храбро, думай холодным разумом, а не горячим сердцем. Как Гермиона Грейнджер.

Как Гермиона Грейнджер.

Обезоруживающее. Которое, само собой, отлетит в сторону, потому что Малфой слишком умен. И то, что внутри него, тоже умно.

Оглушающее. С размаху, в полную силу, громким уверенным голосом.

Трезво.

Она нанесла удар. Изнутри поднималась и крепла вера в собственные силы, но было еще кое-что, от чего волосы на руках становились дыбом. Она не могла навредить. Она не могла. Только отбиваться и пытаться спасти себя, но не навредить.

Все это могло бы сойти за реальность, если бы были цвета. Зеленый, черный. Красный, на худой конец. Но в гостиной Слизерина все было серое, как в ту ночь, во время монохромного бала в Большом зале. В ту ночь, когда Грейнджер приперлась в красном платье и заставила его таращиться на нее весь вечер. Бесконечно. Мучительно, сладко.

В гостиной было тихо. Не было слышно ни стука часов под потолком, ни жужжания магии, которое всегда здесь незримо присутствовало.

– Здравствуй, Драко.

Он обернулся. Она сидела в кресле в своей форме, Ладони лежали на складках юбки, голова была чуть наклонена на бок.

– Пэнс? – Драко прошел внутрь. Она была как настоящая, даже на мгновение стало жутко. Он сел напротив нее и скрестил пальцы рук. – Как ты?

Она улыбнулась.

– Я хорошо. Правда, хорошо. Рада тебя видеть, Драко.

Он точно не спал, ведь не помнил, как ложился в постель. Мельком огляделся, ища взглядом хоть что-то, малейший осколок воспоминаний, за который можно зацепиться. Но не нашел ничего. Молча кивнул.

Пэнси сделала вдох, ее грудь приподнялась и опустилась, и глаза вдруг наполнились слезами, хотя рот продолжал улыбаться.

– Почему ты меня не любил? – спросила она так же тихо.

Драко помотал головой. Эта тишина, звенящая вокруг, сильно давила на него. Было бы лучше, если б вокруг шумели ребята, галдели первокурсники, летали совы и сами черти из Преисподней. Что угодно.

– Я любил, – ответил он. Сейчас, когда все заканчивалось, лгать и выкручиваться, делать вид, что ему чужды чувства, не было смысла. – По-своему.

– Не так, как ее, да?

Самым пугающим было то, что она говорила спокойно. Больше не было ни намека на язвительность, злость и ревность. Она говорила, как будто это давило на нее слишком сильно и просто хотелось выплеснуть все, что не успела при жизни.

Гермиона лишила его зрения. Лишь на время, заклинание было слабым, оно годилось разве что для тренировок, а не для полноценного боя, но этого хватило, чтобы развернуться и побежать. Пол под ней сотрясался и скрипел, словно замок сопротивлялся их драке.

Несколько секунд она слышала его крик, который взрывал ее сознание, размягчал его и заставлял чувствовать вместе с ним, рыдать вместе с ним. Боль. Она причинила ему боль.

Лестница сменилась узким коридором. Гермиона огляделась. Была ли она здесь раньше? Скорее всего – да. На патрулировании. Поворот, поворот, еще один. Здесь должна быть статуя – большая статуя горгульи, за следующим поворотом или после него.

Наконец-то!

Гермиона нырнула за нее. Сердце так громко стучало, что она приложила ладонь к груди, боясь, что оно выдаст ее.

Малфой шел за ней. Его шаги отскакивали от стен пустого коридора и неизменно приближались, заставляя девушку жмуриться и крепче впиваться пальцами в палочку.

Ближе. Еще ближе.

Она сделала вдох. Наполнила легкие до краев – так, что они заболели, и выглянув, произнесла:

– Эверте Ста…

Но заклинание не успело достигнуть цели. Гермиона услышала, как палочка Малфоя рассекает воздух, а потом он выкрикнул:

– Экспульсо!

И статуя за ее спиной взорвалась на сотни крупных камней.

Ее отбросило к стене взрывной волной. Гермиона против воли закричала, ударяясь затылком. Голову словно разорвало на кусочки, она почувствовала, как теплая кровь стекает сзади по ее волосам, как она льется на шею и пачкает стену.

На пошатывающихся ногах она встала. Малфой был так близко – руку протяни. Он целился палочкой в ее грудь, но не нападал. И она поняла. Все поняла, как будто раньше в пазле недоставало деталей, а теперь все сложилось. И смех начал щекотать ее сорванное горло.

Она нужна ему живой. Не Малфою. Она нужна ЕМУ живой. Поэтому Драко испугался, увидев ее в коридоре. Поэтому пытался спровадить ее из замка. Поэтому Виктор запер ее.

Ее не должно быть здесь.

Она расхохоталась. Тут же во рту появился привкус крови, и, вскинув руку, она направила палочку прямиком на Малфоя.

Теперь они были наравне. За исключением того, что Гермиона едва стояла на ногах и истекала кровью.

– Как мне выбраться отсюда?

– Никак. Ты не выберешься. Да и вряд ли ты хочешь, посмотри, в каком ты дерьме.

Пэнси рассмеялась беззлобно, почти по-доброму. На ней не было косметики, спутанные волосы были собраны в пучок, а глаза горели. Такой он ее запомнил. Такой он ее убил.

Вдруг стало сложно дышать и подбирать слова. Драко опустил взгляд, а когда поднял, Пэнс смотрела на него в упор, как будто позволяя – да. Да, ты можешь задать этот вопрос. Он не ранит меня, не причинит мне боли, я найду для тебя ответ.

– Я убил тебя, Пэнс? – наконец, спросил он. – Я это сделал?

Пэнси помотала головой.

– Нет. Нет, Драко, ты ведь не знал.

– Я убил тебя, – настаивал он. – Ты меня ненавидишь?

– Прекрати. Ты был моим первым. Это была лучшая ночь в моей жизни, – она встала и прошлась по комнате. Движения были неестественно-медленными, почти мягкими, лишенными всякой агрессии. – Я сделаю нам чай.