– Убирайтесь вон из этой школы, иначе директор...

– К слову о нем, – Драко на самом деле пытался поверить, что ему весело вот так говорить с ней. – Мы его уже обыскались, честно говоря. Даже в кабинете смотрели. Случайно все там разнесли, но старика и след простыл. Как и Поттера. Куда бы они могли деться, вы не в курсе?

Макгонагалл улыбнулась, в глазах заблестела издевка. Вероятно, старуха поняла, в чем ее козырь.

– Понятия не имею.

– Думаю, мы не слишком вежливо спросили.

Драко кивнул Фенриру. Тот вцепился в волосы Макгонагалл, и от ее резкого вскрика Малфой вздрогнул.

Что она сказала бы? Что сказала бы Грейнджер? Начала бы кричать, не иначе. Молотила бы кулаками по его груди или ткнула бы палочкой в лоб и, вздернув высоко подбородок, выдвинула бы требования.

Но здесь не было Грейнджер, ее не могло тут быть, и теперь ничто из ее слов не имело значения. Он делал это, потому что должен был. Он делал это, потому что ни одна из потраченных минут на разработку плана не будет упущена. Он так решил.

И если он не может отдать ЕМУ Грейнджер, то вторую часть своего задания он должен, он обязан выполнить, иначе все пропало.

– Где он, отвечайте! – Драко вскочил, и стул перевернулся, упав на пол.

Беллатриса присвистнула, восхищенная его тоном.

– Вы ничего от меня не добьетесь, – процедила Макгонагалл сквозь зубы.

И тут, казалось бы, все пропало, план летит к чертям, но Драко вдруг услышал стук. Тихий, словно кто-то щелкает клювом по закрытому стеклу.

Постойте-ка. Клювом?

Он обернулся, глядя в окно. На перекладинке, за пыльным стеклом сидела сова. Она была крошечной, совсем мелкой, таких Драко видел в Министерстве Магии, когда приходил на работу к отцу. Они передавали послания между этажами и издавали отвратительные звуки, вызывающие головную боль.

В зубах у совы был зажат клочок бумаги такого вида, словно кто-то оторвал объявление со столба и начеркал на нем строчки. Малфой забрал у совы письмо. Макгонагалл дернулась, вырываясь, закричала:

– Не смей трогать это! Не смей!

Драко вскинул брови.

– А что? Оно от директора, верно?

– Ты даже не понимаешь, что ты делаешь, так ведь? – спросила она, сбрасывая руку Фенрира с себя. Она шагнула к Драко и протянула ладонь. – Отдай его мне.

– Ммм, нет. Нет, это вряд ли, мэм.

– Драко, – голос ее изменился, стал осторожным, заманивающим. – Не совершай ошибку. Пока ты в этой школе, тебе ничто не угрожает. Мы все поможем тебе.

Он сжал листок в руке. Бумага скрипнула в пальцах, как будто досадуя, что он срывает на ней свою злость.

– Вы не поняли? – он улыбнулся. – Мне не нужна ваша помощь. И ничья помощь вообще. Кстати, директор вернулся и просит встретить его на Астрономической башне. Думаю, нам пора, приятно было пообщаться.

Он шагнул к выходу, кивая Фенриру на дверь. Тот неохотно отступил, оставляя профессора стоять, опустив руки вдоль тела.

– Заприте ее тут, – приказал Драко, не оборачиваясь.

Очень долго Гермиона пыталась привыкнуть к темноте. Глаза резало от слез и усталости, от попавшей в них пыли. Горло нещадно драло, ей хотелось кричать, но крик задерживался в глотке, словно пытался отсрочить свой выход.

Драко хотелось кричать так громко, чтобы услышали звери в Запретном лесу, жители Хогсмида и весь чертов Лондон, даже маглы, даже крысы в канализации. Он хотел заорать так, чтобы способность говорить исчезла навсегда, ведь он стоял перед ним – беспомощный и спокойный, как будто смирился, как будто ждал его.

Единственным источником света был луч, проникающий в узкую щель у двери. Его было так мало, что пришлось сесть и прижаться лицом к стене, чтобы видеть. Хоть что-то видеть. Без палочки, без света, без сил, она чувствовала себя мертвой. И наверное в тот день Гермиона и правда умерла, по крайней мере большая часть нее. Что будет с Роном? С Гарри? Вернулся ли он? Вернулся ли профессор Дамблдор в школу?

Дамблдор. Вонючий старикан Дамблдор, который никогда не тянул на учителя, никогда не тянул на нормального директора, только выполнял свои мелкие поручения чужими руками и взирал сверху вниз, как Господь-Бог на все происходящее. Теперь он стоял и смотрел на палочку в руке Драко, которая дрожала, черт бы ее побрал. Потому что Драко был живым. Он был человеком. Его руки не хотели окрашиваться красным, не из-за этого никчемного старика.

– Добрый вечер, Драко. Что привело тебя сюда в этот дивный вечер?

– Кто еще здесь? С кем вы говорили?

Палочка в руке так сильно тряслась. Он направлял ее на человека – на живого человека, чтобы сделать его мертвым.

– Я часто спорю сам с собой, – лицо директора исказила кривая улыбка. Он ужасно выглядел. И без того осунувшееся за последнее время лицо сейчас полностью выцвело, морщин стало так много, что кожа словно покрылась мелкой сеткой. – Драко. Ты ведь не убийца.

– Откуда вам знать? Я много чего совершил.

Так много чего. И, что самое ужасное, в голову в первую очередь пришла не медовуха Слизнорта и не купающаяся в крови Кэти Белл из его снов – нет. Грейнджер, всхлипывающая под его телом, Грейнджер, летящая с башни, Грейнджер, которая бьет его, хватает, кричит и просит НЕ ДЕЛАТЬ ЭТОГО С НИМИ, НЕ ПОСТУПАТЬ ТАК С НЕЙ.

Он много чего совершил, и сейчас его жизнь обесценилась полностью. В начале года у него было все. У него был шанс выплыть из этого, отмыться и продолжить жить. Теперь же из него высосали все, что было. Не осталось ничего.

Все, что у нее было – это горящая кожа и потрепанная книжка в руках. Зачем она таскала ее с собой? Как будто она не видела ее прежде. Драная книжка, учебник, который заставил их отношения с Гарри дать трещину. Теперь она была ее спутницей в этом темном доме без окон и, обессилев, она опустилась на пол, перелистывая страницы.

Виктор. Что ты наделал, Виктор? Я доверяла тебе.

– Он доверяет мне! Он меня выбрал!

Как же хотелось гордиться этим, говорить это с достоинством, но сама формулировка, «он меня выбрал» прожигала язык.

Дамблдор поднял руку, Драко заклинанием выбил из нее палочку. Все движения были дергаными, резкими, они словно происходили против воли Малфоя, ведь он ничего из этого не хотел.

– Я уже встречал одного мальчика, который сделал неправильный выбор.

Драко расхохотался. Он смеялся в полный голос, пока горло не начало нещадно болеть. Он словно сошел с ума, но не мог прекратить смеяться, потому что это действительно походило на глупую злую шутку. Выбор? Старик говорит о выборе? Мерлин, вот же забава. Смысл в том, что у Драко не было выбора. Его никогда не было, и все, что он мог сделать в этой ситуации, чтобы не погубить себя окончательно – он сделал. Он убрал отсюда Грейнджер. Больше он не мог ничего.

Тем временем со всех сторон его обступили Пожиратели. Вероятно, они не выдержали, смотреть шоу со стороны было неинтересно.

Беллатриса встала рядом с ним.

– Ты молодец, Драко, – прошептала она, но шепот ее звучал громче самого пронзительного крика. И мелкая дрожь, что била его все это время, превратилась в огромных размеров противные мурашки.

Дамблдор не подал виду, что удивлен ей.

– Добрый вечер, Беллатриса, ты не представишь мне своих друзей? – любезно сказал он.

Поразительно, как директор умудрялся быть тем самым занудным собой на волоске от смерти.

– Я бы рада, Альбус, но боюсь, у нас очень плотный график. Вы – не единственная цель Драко на сегодня.

Малфоя передернуло.

На секунду мелькнула мысль – а что, если… Что если он направит палочку тетке в лицо? Он посмотрел бы, как изменится ее самодовольный взгляд, когда она окажется под прицелом. Когда ее родной племянник скажет, что она сейчас умрет. Умрет, потому что посмела упомянуть Грейнджер.

И, возможно, Дамблдор смог бы его спасти на какое-то время, но блядина-судьба никогда не была к Драко так благосклонна. Что будет, если он сделает так? Как скоро его приволокут к Темному Лорду и заставят смотреть, как он отрывает от его мамы кусок за куском? Или еще изощреннее? Заставят его самого уничтожить ее, стереть с лица земли.

От мыслей об этом сердце едва не остановилось.

«Напиток живой смерти»: полынь, дремоностые бобы, корень асфоделя.

«Эйфорийный эликсир»: сушеная смоква, горькая полынь, семена клещевины.