— Ты тоже не понимаешь, что происходит? — обеспокоенно спросила Доменика. — О чём он говорит?

— Шекспир, — удовлетворённо скрипнул зубами князь, после чего откинулся в кресле и закурил трубку.

— Пётр Иванович, — собрался я с силами. — Что происходит? Что вы от нас, в конце концов, хотите?

— Об этом тебе лучше поведает твоя новоявленная супруга, — усмехнулся Пётр Иванович.

— Простите, но я не понимаю, о чём речь. Что я должна рассказать Алессандро? — с нескрываемым удивлением спросила Доменика.

— О том, что вы учудили сегодня ночью, пока ваш супруг спал сном младенца, — как ни в чём не бывало, ответил князь.

Тут уже смех не смог сдержать я. Интересно, это он так шутит, или что? Но вслух я сказал следующее:

— Осмелюсь доложить, что наивный дурак Алессандро всю ночь не спал, ублажая драгоценную супругу в постели. А сном младенца спали как раз-таки вы.

— Не городи чушь. Я не намерен вновь выслушивать твоё враньё, — сказал как отрезал князь.

— Но это правда, дон Пьетро! — вступилась за меня Доменика. — Мой Алессандро подарил мне самую лучшую ночь в моей жизни! До сих пор сердце замирает от его поцелуев на груди и талии!

— Ясно. Начали с молодым князем, закончили со старым, — при этих словах Пётр Иванович заметно помрачнел. — Полагаю, разницу вы заметили.

— А? Что?! — окончательно разозлился я. — Да вы с ума сошли! Доменика всю ночь провела в моих объятиях, и я трижды довёл её до вершины блаженства! А вы дрыхли у себя в покоях, как медведь в берлоге!

— Отставить! А не то как в погребе запру! — рявкнул князь. — Решили обмануть старого дурака? Не выйдет! А ты, Сашка, запомни раз и навсегда — женщины любят сильных! Правда, Мария Александровна? — обратился он к Доменике.

Что за бред? Шутка или наваждение? Или, может быть, почти экстрасенсорная эмпатия между мной и дальним предком достигла столь высокого уровня, что он начал испытывать то, чего в силу известных причин не мог испытать я? И, как следствие, он почувствовал прикосновения Доменики, которые были адресованы мне? Нет, это звучит слишком абсурдно, даже по сравнению с теми событиями, что привели меня в прошлое. Остался один вариант, на данный момент наиболее адекватный.

— Всё ясно, — подытожил я. — Вы вчера выпили какой-то дряни, и к вам «белочка» пришла.

— Какая ещё «белочка»?! — раздражённо спросил князь.

— Рыжая, с пушистыми ушками, — я начал просто явно издеваться. — А по-научному — «delirium tremens», то есть — белая горячка.

— Да как ты смеешь! — взревел князь и, поднявшись с кресла, чуть не зарядил мне очередной подзатыльник, но Доменика вовремя схватила его за руку.

— Прошу вас, дон Пьетро! Не бейте Алессандро! — со слезами взмолилась Доменика. — Клянусь, я не приходила к вам ночью! Вам приснилось!

— Нехорошо мужа обманывать, — возразил Пётр Иванович, так и не садясь обратно в кресло.

— Никого она не обманывает! — вскипел я. — Это вы нас обоих обманываете! У вас даже ни одного доказательства нет!

— Вот тебе доказательство, — Пётр Иванович вышел из-за стола и развязал халат.

Доменика машинально отвернулась, закрыв глаза рукой, а я посмотрел внимательно, но ничего особенного не увидел. Разве что… на правом бедре виднелся отпечаток крашеных губ. Тут до меня кое-что дошло, и я был шокирован предположительным развитием событий. Похоже, что одна из девушек, проживающих во дворце, воспользовалась бессознательным состоянием князя и подарила ему незабываемые ощущения, оставив перед этим улику в виде ярко-красного отпечатка. Слов нет, одни нули и единицы.

— Э… что я могу сказать, — я почесал затылок. — Полагаю, вы тоже прекрасно провели ночь. И даже не помните, с кем.

— Не дерзи. Пусть я не видел лица в темноте, но прекрасно знаю, кому принадлежат уста медовые да жаркие.

— Да с чего вы взяли, что это была Доменика?! — по-прежнему не понимал я.

— С того, что второй ключ от моих покоев вчера был только у неё. Или вы будете отрицать? — князь бросил испытующий взгляд на Доменику, которая так и не подняла на него взор и, опустив глаза, смотрела в блюдце с вареньем.

— Ключ? — изумлённо вопросил я, не зная, что и думать. — Какой ключ? Зачем? Доменика, что это всё значит?

— Простите, ваша светлость, — всё так же не поднимая взгляда, отвечала Доменика. — Но я… потеряла ключ.

Тут бедный князь просто в лице переменился — его перекосило, и он хлопнул себя ладонью по лбу. Фэйспалм в восемнадцатом веке никто не отменял.

— Господи! Да что творится-то?! — с досадой воскликнул Пётр Иванович.

— Ничего не творится, один взрослый дядя малость ошибся, — издевательским тоном ответил я. — Если вы не можете решить свои проблемы сами, обратитесь, не знаю… к Тришке. А нас по этому поводу не трогайте. Разрешите откланяться.

— Постой. Так просто я такое дело не оставлю. Ключ не пойми где, заходи, кто хочет. Значит так. Ступай в трапезную залу, где к обеду все соберутся и опроси каждого — брал ли, видел ли ключ с правой резьбой в танцевальном зале. Ежели никто не сознается, тогда… от моего имени вели всем лицам женского пола губы накрасить и печать на платке носовом оставить. Чтобы через час все платки у меня были.

— Вы сказали — всем? Даже Ефросинье и Настеньке? — опешил я.

— Всем.

Тоже мне, следователь! Искать ночную проказницу по отпечаткам губ! Но я не посмел ослушаться — ещё чего, подзатыльник — это больно! Сначала отпечаток сдала Доменика, прямо в княжеских покоях, и Пётр Иванович окончательно убедился, что это была не она — совсем другая форма губ и другая сетка.

Перед тем, как идти в трапезную залу, где вскоре должны были собраться к обеду вся семья и некоторые, оставшиеся здесь на ночь гости, Доменика попросила меня зайти на пару минут в нашу комнату, дабы рассказать мне нечто очень важное.

— Прости, что я говорю тебе такие вещи, но ты должен знать. Вчера вечером, во время аллеманды дон Пьетро незаметно передал мне ключ от его комнаты, недвусмысленно намекнув, чтобы я зашла после бала.

— Старый хмырь! — выругался я по-русски. — Да за кого он тебя принимает!

— Не осуждай его. Дон Пьетро — глубоко несчастный человек. Он не может переступить через свои убеждения и принять любовь своей супруги, которая никогда больше не родит ему ребёнка.

— Но это маразм! — вновь возмутился я. — Почему тогда ты согласилась на брак со мной? Ты ведь тоже христианка, так почему такое различие во взглядах?

— Просто я люблю тебя. Разве этого недостаточно?..

— Я тоже люблю тебя, родная моя. Но скажи, где на самом деле ключ? Ты правда его потеряла? Скажи, не молчи!

— Я отдала его донне Софии, — с горькой усмешкой ответила Доменика.

Вскоре мы с Доменикой наведались в обеденную залу, где Павел Иванович, узнав, что старший брат якобы плохо себя чувствует, выступил в роли главы семьи, собрав всех за столом. Надо сказать, вид у него тоже был несколько рассеянный, а его супруга буквально засыпала за столом. Но это была далеко не единственная сладкая парочка, привлёкшая моё внимание. Рядом с ними сидели Данила с Евдокией, совершенно зелёные и вялые, как пожухлая трава. Напротив них я увидел Ефросинью, которая одной рукой поддерживала порывающегося упасть со стула Марио, а второй намазывала ложкой варенье на оладью в его тарелке. Сопранист выглядел страшно помятым — надо же было с непривычки столько выпить, — но в то же время весьма умиротворённым. В общем, за столом присутствовали все, кого я знал, и даже те, кого не знал. Не хватало только Стефано и Софьи Васильевны. И если последняя, как хозяйка дома, имела право не являться на общую трапезу, то вот за первого я начал беспокоиться.

— Ефросинья Ивановна, — обратился я к родственнице. — Вы, случайно, не знаете, куда пропал Степан Иваныч? Мы виноваты перед ним, бросили одного, а теперь испытываем угрызения совести.

— Степан Иванович в порядке. Уехал под утро с Сурьмиными в шахматы играть.

— Уехал? Быть того не может! Зачем? — я просто схватился за голову.

— А, девку одну отыграть вздумал, что мы с Данилой в карты проиграли Андрей Николаичу, — как ни в чём не бывало, ответил Гаврила. — Отколь нам знать, что приглянулась она ему?