За это время я хорошенько вызубрил карту Италии, которую позаимствовал у Стефано вместе с учебниками по матанализу, и примерно представлял, какое расстояние от Флоренции до Милана. Почти столько же, сколько до Венеции, только к северо-западу. Примерно сорок часов в пути. Я искренне надеялся, что Пётр Иванович не возьмёт с собой оружие в «салон» и не прикончит меня за очередное моё высказывание.

Почти что весь день мы с Петром Ивановичем провели в карете. На этот раз, слава Богу, обошлось без ругани и обмена гадостями. Не желая создавать конфликт, я решил поговорить на нейтральные темы.

— Вы уже были в Милане? — поинтересовался я.

— Нет. Пожалуй, это единственный значимый город северной Италии, где я не успел ещё побывать.

— Значимый? — усмехнулся я. — Хорошо, что не ссылочный*.

— Дождёшься у меня, что сам в ссылку поедешь!

— Простите, виноват. Не буду об этом. Кстати, вам понравился наш праздничный торт? — наконец задал я вопрос.

— Понравился. Но на самом деле я не очень люблю сладкое. Вот ежели бы вы кулебяку состряпали…

— Какую ещё «бяку»? — возмутился я, не имея понятия, что это такое и решив, что князь опять надо мной издевается.

— Да ты ничего не знаешь, — махнул рукой князь.

В дальнейшем рассказе я узнал, что «кулебяка» — это такой пирог из нескольких несовместимых друг с другом слоёв, в одном из которых может быть рыба, в другом — мясо, а в третьем — ещё какая-то ерунда. Как всё это готовить, ни он, ни я понятия не имели, поэтому было решено по приезду обратиться с разъяснениями к Осипу.

В какой-то момент я заметил, что в глазах князя погас его азартный огонёк, а в интонации послышались тоскливые ноты. В конце концов он замолчал и вновь закурил трубку. Видимо, напоминание о деликатесах русской кухни повлекло за собой тоску по родным краям. Как же мне было знакомо это чувство!

— Вы тоже скучаете по Родине? — осторожно спросил я.

— Ты ещё спрашиваешь, — горько усмехнулся Пётр Иванович.

— Я тоже, — вздохнул я, имея в виду то же самое пространство, однако совсем другое время.

— Сразу видно, наш человек, — одобрительно похлопал меня по плечу князь. — Стремится на Родину, даже ни разу не побывав там. Ничего, скоро поедем. Задержались прилично, но это из-за тебя.

— Ну не только, — возразил я, а сам подумал: «Как что, так всё из-за меня, вечно во всём виноват «тыжпрограммист»!»

Вечером мы остановились в какой-то пригородной гостинице, где вновь разделили один номер на двоих, и я уже мысленно готовился к предстоящему кошмару. Надо сказать, я ещё в детстве часто ездил отдыхать со своими родственниками, особенно с дедом Гришей, заядлым путешественником, но вот только в Риме, оставаясь на ночь в комнате с дальним предком, я впервые обратил внимание на некоторые вещи, которые послужили поводом к переоценке ценностей.

Так, ещё в римской гостинице, посреди ночи, маясь бессонницей, я стал невольным свидетелем самой настоящей эрекции во всём её проявлении, такой, которой сам никогда не испытывал и которая повергла меня в ужас. И если раньше я завидовал здоровым парням, у которых «всё в порядке», то сейчас я был даже рад, что со мной ничего подобного не происходит. Ведь это как всемогущий «сборщик мусора» в CLR, который приходит за объектом, вообще говоря, неизвестно когда.

Той ночью, когда мы остались в гостинице, в посёлке между Флоренцией и Миланом, я, возвращаясь с ночной прогулки, благотворно влияющей на сон, в наш номер, вновь обнаружил подобное явление. Только на этот раз Пётр Иванович ещё и бормотал что-то во сне.

Наутро, когда я уже кое-как привёл себя в порядок и надел свой помятый синий костюм, достопочтенный предок возмутился, что я выгляжу как пьяный лакей, после чего достал из сундука и выдал мне совершенно новый костюм из белоснежного атласа.

— Издеваетесь? Я в этом одеянии — как девственник, предназначенный в жертву морскому змею! — театрально заламывая руки, воскликнул я. — Или ещё лучше — зелёному!

— И что? Все до свадьбы — девственники. Не знаю правда, как ты собираешься с будущей супругой…, но это твоё дело, — заключил Пётр Иванович, явно не понимая, каким образом я могу доставить удовольствие женщине.

— Не беспокойтесь, Пётр Иванович, — я поспешил убедить предка. — Я не настолько безумен, чтобы строить иллюзии и прекрасно знаю, что нужно делать.

— Откуда знаешь? Был уже с женщиной? — подозрительно вопросил князь.

— Увы, нет. Мои познания чисто теоретические, почерпнутые из… — тут я осёкся. Не буду же я говорить, что ещё перед той первой, злосчастной свадьбой, был завсегдатаем одного интернет-форума для лесбиянок! — В общем, из старой книги на латыни, автора которой не помню.

— Чему вас здесь в Италии учат! Страна извращенцев! — возмутился Пётр Иванович. — Да, ты мне так и не сказал, как твои успехи в искусстве убеждения. Поговорил с ней?

— Да, — глухо отозвался я, не желая сейчас обсуждать эту тему.

— Что она сказала? Отвечай! — грубо приказал Пётр Иванович.

— Не кричите на меня. Сказала, что подумает.

— Значит, ты плохо старался, — заключил князь.

— А что она должна была сказать? — вспыхнул я. — Что «ваша навеки»? Что «долой Саню и да здравствует Пётр Иванович»? Нет, дудки! Доменика — честная и добродетельная женщина, и если она снизойдёт до того, чтобы согласиться, то только из послушания будущему мужу.

— Ясно. Значит, я сам по приезду с ней поговорю, — принял очередное брутфорсное* решение князь.

— Скажите, Пётр Иванович, вам тоже снились бескрайние русские поля и широкие реки? — язвительно спросил я за завтраком в гостиничной столовой.

По какой-то странной иронии судьбы князь был в чёрном, а я — в белом атласном костюме. В самый раз вновь сыграть в шахматы, вот только сейчас, на трезвую голову, я бы точно его обыграл!

— Не только они, — как-то странно улыбнулся Пётр Иванович.

— Что же? — с любопытством поинтересовался я, рассчитывая услышать очередной рассказ о природе.

— Тебе всё знать надо. Софьюшка, голубка моя ненаглядная, снилась, — при этих словах князь, похоже, совсем впал в тоску.

— Вы любите её? — осторожно спросил я.

— Так же, как Доменика любит тебя.

Я понимал, что он имеет в виду. Увы, мне не дано было понять, что испытывает в таких случаях полноценный, здоровый мужчина, не мог оценить всю полноту этого чувства.

— Но для чего вам тогда Доменика? Ведь невозможно, чтобы одно сердце принадлежало двум женщинам.

— Невозможно. Но ей уже принадлежит одно сердце. Твоё.

— Тогда я не понимаю ваших мотивов, — окончательно запутался я.

— А не всё тебе и понимать надо, — резко ответил князь, и я понял, что всё равно ничего не узнаю.

Дня через два, рано утром, мы въехали в город. Если честно, я не особо впечатлился архитектурой Милана, она как-то странно напоминала питерскую и даже московскую. Впрочем, в какой-то момент и вовсе возник апофеоз дежа-вю:

— Что? Кремль? — вырвалось у меня спросонья, когда мы проезжали крепость Сфорца.

— Глаза протри. Какой тебе Кремль! — проворчал князь.

Как потом выяснилось, замок Сфорца и московский Кремль строили, по сути, одни и те же архитекторы. И, пожалуй, это было единственное, что впечатлило меня в архитектуре этого города.

Надо сказать, миланский приём оказался ещё скучнее флорентийского. Если на последнем присутствовала хоть какая-то молодёжь и симпатичные дамы среднего возраста, то сейчас у меня возникло ощущение, будто мы с Петром Ивановичем приехали в дом престарелых. Самой хозяйке, довольно приятной пожилой синьоре в светло-сиреневом платье, на вид было лет семьдесят, судя по мелкой сетке морщин на лице, возраст остальных гостей колебался в пределах примерно от шестидесяти пяти и старше. Мажордом тоже был сгорбленный старик со скрипучим трясущимся голосом.

Мероприятие, ко всему прочему, было очень плохо организовано: никакой культурной программы, все словно приклеились к креслам и вели монотонную беседу небольшими группами по два-три человека, временами попивая вино из хрустальных бокалов, которые на серебряном подносе разносили слуги. Тем не менее, когда я осторожно высказал князю своё мнение, он не поддержал меня, заявив, что «зато здесь присутствуют нужные люди». Насколько «нужные», я даже представить не мог, поскольку то, что произошло далее, не вписывается ни в какие рамки реальности и ожиданий.