Друг посмотрел на него с какой-то отрешенной обреченностью, но ответить все рано ничего не успел, вернулась Настя. В руках она держала большую бутыль с перекисью, вату, бинт и йод. В глазах застыли слезы. Тимур уступил место сестре милосердия, а сам уселся на соседнюю табуретку. Настя обильно полила на рану перекисью, приложила марлевый тампон и плотно примотала его бинтом.

Все это время Мишка смотрел в ее лицо, полное искренней заботы, а видел совсем другое — холодное, с брезгливо поджатой нижней губой, таким оно было в недавнем кошмаре, за мгновение до решающего удара ненавистного противника. А когда хрустнули позвонки, и он перестал чувствовать свое тело, та Настя из сна равнодушно развернулась и ушла, не оглянувшись ни разу, сквозь обезумившую от крови толпу, что неистово кричала: «Убей! Убей!». Этот сон не давал ему покоя с самого пробуждения. И только сейчас, глядя ее на едва сдерживаемые слезы, его, кажется, начало отпускать.

— Ну и чего ты ревешь, — несколько грубовато проговорил он, — точно я себе пол руки оттяпал.

— Не знаю. Они сами. — Настя вытерла тыльной стороной ладони, все таки прорвавшуюся наружу слезинку и, наконец, закончила бинтовать, поднялась с колен. — Я очень испугалась.

— Дурочка, — нежно проговорил Мишка, проведя кончиками пальцев по ее еще влажной щеке. Глаза выпрямившейся Насти оказались вровень с его. А потом вдруг прижал девушки к себе так сильно, что Настя едва не затрещали косточки, и горячо прошептал в самое ухо. — Обещай, что не оставишь меня! Обещай, что не отвернешься равнодушно! Обещай, что уйдешь никогда!

— Миш, ты что вдруг? — Настя, смутившись, попыталась вывернуться из кольца крепких рук.

— Обещай! Обещай, что не отвернешься равнодушно!

— Обещаю, что не отвернусь равнодушно, — пробормотала окончательно растерянная Настя, и Мишка, будто удовлетворенный ее ответом, впился в ее губы. Поцелуй страстный, грубый, даже какой-то злой, напугал Настю еще больше, чем предшествующие ему странные слова, и она замерла, никак не отвечая. Но постепенно губы Мишки стали мягче и нежнее, и в какой-то момент девушка забыла обо всем, полностью растворяясь в нем.

— Кхе-кхе! — Тимур, впервые мгновения разыгравшейся сцены и сам слегка растерялся, а теперь пытался привлечь к себе внимание, и напомнить, что юные влюбленные не одиноки во вселенной, но похоже не был услышан ни с первого, ни со второго раза.

Он, переполненный возмущения и праведного гнева, попытался «возвести очи долу», но по пути к потолку заметил в дверном проеме Станиславу с полотенцем на голове.

«Что тут происходит?» — одними глазами спросила она, кивнув на влюбленную парочку. Тимур в ответ лишь пожал плечами.

— Господа, я уже тут в третий раз деликатно кхекхекаю, а меня походу злостно игнорируют.

Влюбленная парочка вздрогнула. Настя, залившись краской, опять попыталась вырваться, но Мишка не дал, лишь еще крепче обнял, пряча ее лицо у себя на груди.

— Че лыбишься? — возмущенно выпалил он, глядя на Тимура, который сиял ярче лампы в тысячу киловольт. — У тебя там что-то пригорает.

— Ай-яй-яй, — картинно всплеснул руками Тимур, — И верно, все-все сгорело. Ваш любовный жар передался плите. И огонь так и пылал, так и пылал.

— Пчелыч, ты придурок, — вынес свой вердикт, вконец смутившийся парень и, взяв Настю за руку, увел ее с кухни.

— Совет да любовь, — не удержавшись от шпильки на прощания, пожелал Тимур, махая вдогонку кухонным полотенцем.

— Ты как всегда в своем репертуаре, — заулыбалась Славка. — Так засмущал людей. Кстати, скоро там твоя старушка на ужин пожалует?

— Где-то через часик, — взглянув на часы над кухонным столом, ответил Тимур. — Как раз все будет готово.

— От меня какая помощь требуется?

— Да практически никакой. Просто побудь рядом, пока я готовлю.

Станислава понимающе улыбнулась и оседлала табуретку. Она прекрасно знала одну из самых страшных тайн Тимура — с самого детства, он практически до фобии боялся оставаться один.