Изменить стиль страницы

Глава восьмая: Погоня за призраком

Гость уехал, сразу после кофе. А я так и не спросила его, когда же мы попробуем повторить опыт с птичкой. Но, наверное, они оговорят это с папой-бароном. Не зря же господин Рик так воодушевился? Или, все-таки, он просто старался быть вежливым, а я уже придумала себе целую историю?

Как оказалось не придумала. Вечером, уже переодевшись в ночную рубашку, я услышала стук в окно. Признаюсь честно, сначала я даже немного испугалась. Как еще реагировать порядочной фройляйн, если к ней в окно кто-то стучится почти среди ночи? Потом опомнилась: никакой ночи пока еще нет. Над замком сгущались пока еще летние сумерки. Летние сумерки отличались от осенних и зимних, которые, как вежливые гости, уже со средины дня начинали предупреждать о своем приходе. Нет, летние сумерки подкрадывались тихонечко и наступали вдруг. Вот только что можно было спокойно читать книгу у окна, а уже без свечи не прочтешь названий на корешках стоявших там книг. Но раз нет ночи, то любой вор или разбойник, пробующий влезать в окно второго этажа, будет прекрасно виден всем служащим. Пока мы, хозяева, готовились ко сну, слуги сновали туда-сюда по подворью, готовя замок к новому дню. Тут и птичка не пролетит незамеченной.

Когда стук повторился вновь, меня осенило: птичка! Действительно за окном на карнизе сидел небольшой воробей. Впустив пернатого посланца, я ожидала, что он полетит к двери комнаты, надеясь поскорее найти папу-барона. Но воробышек сделал круг надо мной, а потом, приземлившись на плечо, чирикнул: «Госпоже Агате лично. Секретно.», — и, как обычно это делают вестники, растворился в воздухе. В руках у меня осталась маленькая записка, скатанная шариком.

Разворачивать послание я не спешила. Мне было приятно помечтать, о чем может идти речь в моем первом романтическом послании. В том, что оно именно романтическое, у меня не было никаких сомнений, ведь о магии мы сегодня успели подробно поговорить. А других дел с королевской службой, в которой служат папа-барон и господин Рик, у меня нет и быть не может.

Так же никаких сомнений не вызывала личность человека, написавшего записку. Даже если бы у меня было множество знакомых магов, думаю, я и тогда узнала бы эти искры, вспыхивающие и гаснущие за печной заслонкой. Странно, а в первую нашу встречу я совсем не чувствовала этого тепла. Неужели, осенило меня, все дело было в том то ли амулете, то ли артефакте, о котором упоминал господин Рик? Вот как он работал на самом деле: он не скрывал своего владельца от посторонних глаз, только его магию.

Не знаю, сколько бы я еще стояла так, держа шарик записки в стиснутом кулаке, но вошедшая Кати нарушила все очарование момента.

— Госпожа Агата, вам еще что-нибудь нужно?

— Нет. — Я покачала головой. — Спасибо Кати, на сегодня можешь быть свободной.

— Доброй ночи, госпожа Агата! Только не читайте на ночь долго, а то госпожа баронин снова будет ругаться. — Заботливо предупредила Кати и, сделав книксен, наконец-то ушла. А я решилась-таки развернуть записку.

К моему глубокому разочарованию, ничего романтического в записке не было в помине. Там вообще не было ничего такого, из-за чего стоило бы тратить силы на вестника. Всего несколько фраз:

«Госпожа А.! Срочно вызвали по делам К. Постараюсь вернуться скоро. Поговорим о синичке. Искренне Ваш, Р.»

И зачем это было присылать с птицей, да еще вечером, почти ночью? Разве что, он не хотел привлекать лишнего внимания к папе-барону и надеялся, что я сообщу тому сама? Но не идти же мне ночью в родительскую спальню?! А, вдруг, это очень срочно?

Заставив себя прекратить панику, я задумалась. Во-первых, вокруг замка полно птиц, не зря же он окружен парком, так что одна или две лишние птицы вряд ли привлекли бы чье-то внимание. Во-вторых, никаких распоряжений записка не содержит. И, в-третьих, вряд ли вменяемый человек будет рассчитывать, что мои метания в одной сорочке по ночному замку привлекут меньше внимания, чем случайно влетевший воробей. Значит, решено: сообщу папе-барону завтра, прямо перед завтраком.

Уже почти засыпая, вспомнила, как поступил папа-барон с секретной запиской. Но свечу я уже задула, да и свежий пепел в камине привлечет ненужное внимание, не зима ведь. Покрутив записку так и эдак в руках, решила поступить с ней так, как в детстве мы поступали с записками желаний. В конце концов, тогда никто из нас не отравился, а эта записка — почти такая же маленькая. Тщательно прожевав и поглотив клочок бумаги, я запила всю эту несостоявшуюся романтику водой из кувшина, стоящего на ночном столике. Вздохнув еще раз о невозможном, уснула крепким и спокойным сном.

Утром меня ожидал сюрприз. Оказывается, папы-барона нет в замке. Он оставил записку для мамы и спешно уехал куда-то еще до рассвета. Только теперь, сопоставив это с вечерней запиской, я заволновалась по-настоящему. Что же такого могло случиться?

Хендрик, барон фон Роде

Скача во главе своего отряда к месту общего сбора, барон чувствовал себя ужасно старым. Нет, кости еще почти не болели на погоду, и седина только начала проступать в густых волосах, и красавица-жена еще заставляла кровь быстрее бежать в жилах… Но было что-то, что-то неуловимое, что мешало наслаждаться этой безоглядной ночной скачкой, словно говоря: «Эх, Хендрик! Твое время проходит….»

Барон пытался разобраться, что же не дает ему покоя? Он давно привык полагаться на свою интуицию, которая очень редко его подводила. Вот и в этом случае с двумя лже-управляющими он оказался кругом прав, отделив своего от чужого. Но даже эта проницательность, как и последовавшее за ней признание, барона не радовали. Слишком много поводов для волнения было в последнее время: Лили, Анна, странные особенности магии Агаты, бесшабашное поведение молодого принца…

Принц! Хендрик понял, что именно распекая за неосторожность этого молодого оболтуса — своего командира, он почувствовал себя по-настоящему старым. И сейчас он тоже волновался, в первую очередь, о нем. Вчера Его высочество разослал кучу маговестников, что стоило немалых сил, потом не на шутку увлекся разговором с Готой (пришлось даже напоминать о приличиях), а теперь-вот снова бессонная ночь и, возможно, ночной бой. выдержит ли? Смогут ли они, старые служаки, уберечь молодого парня, доверенного им Его Величеством?

Второй причиной почувствовать себя старым были девочки. Вчера, глядя на Готу, увлеченно беседующую с принцем Эриком, он осознал, что и эту часть жизни Лили он упустил, слепо доверившись родственнице. Да, он честно организовал бал в честь шестнадцатилетия дочери. Честно включил в список приглашенных, кроме соседей и нескольких дружественных семейств, пару столичных приятельниц графини с сыновьями. Но и только. Он не прикладывал каких-то специальных усилий, чтобы создать из молодых людей пару. Барону всегда казалось, что договорные браки — удел старых циников или совсем отчаявшихся людей. Что все должно быть так, как это всегда происходило у него: они были из одного круга, потому и встретились; им было интересно вдвоем, потому и общались; они полюбили, потому и поженились…

Но оказалось, женщины живут в каком-то своем, отдельном мире. То, что сам барон считал самым нормальным в мире, многим из них казалось слишком ненадежным путем. В этом странном мире светских дам мужчин было принято выслеживать, словно дичь и хвастаться победой над ними, словно охотничьим трофеем. Опытные охотницы этого мира передают свой опыт дочерям и племянницам, а те, в свою очередь, включаются в игру.

Только Лили, несмотря на все старания графини, оказалась неумелой охотницей: слишком крупную добычу выбрала она себе, слишком переоценила свои силы. Барон понимал, что по возвращении дочери перед ним встанет очередная семейная проблема: вряд ли гордячка Лили захочет возвращаться туда, откуда с таким триумфом уезжала всего пару недель тому назад. Не захочет она слушать шепотки слуг, которых еще недавно грозилась уволить по возвращении, не захочет признать старшинство Анны.

Нет, как бы ему не хотелось повернуть время вспять и снова, теперь уже самому, заняться воспитанием дочери, надо признать, что уже поздно. Единственный выход, приемлемый для всей семьи, как можно скорее выдать Лили замуж. А это значит, что ему придется самому подыскивать ей подходящую пару, а потом самому же договариваться о браке.