Чего только не делал Ярис этой ночью: искусственное дыхание, вентиляция лёгких, массаж сердца, переливание крови… С вечера моруна по всем признакам была мертва. А письмена жили! И сейчас Ярис ждал прихода сиделки с горьким известием, что строчки застыли или исчезли.

Раздался стук в дверь.

Ярис вздохнул, надел очки:

— Войдите.

На пороге возникла сестра милосердия:

— Маркиз Ларе! К вам посетители.

Из коридора донёсся звук шагов. Так шёл Адэр Карро через Мраморный зал к обычному креслу вместо трона — широко, уверенно, чеканя шаг.

Ярис задвинул под стол корзину для мусора, встал посреди кабинета, прихлопнул на халате карманы и, когда Адэр переступил порог, склонил голову:

— Мой правитель!

Адэр ответил лёгким кивком:

— Маркиз Ларе! — И пронзил взглядом. — Как она?

Не зная, что ответить, Ярис указал на своё кресло во главе стола:

— Прошу вас, присядьте.

— Я приехал не один. — Адэр опустился на кожаное сиденье и указал на вошедшего в кабинет молодого мужчину. — Маркиз Бархат. Мой друг и соратник. Он прибыл со мной из Тезара. А это родственник Малики. Его зовут Мун.

Ярис посмотрел на старика, замершего на пороге. Ориент?.. Его место в резервации, а не рядом с правителем.

— Йола! — крикнул Адэр. — Заблудился?

За спиной Муна возник ещё один… ориент.

— Йола специалист в области травматологии, — вновь заговорил Адэр. — Маркиз Ларе, распорядитесь проводить стариков в палату Малики. Они будут ухаживать за ней, пока она не выздоровеет.

— Насчёт родственника — согласен, — кивнул Ярис, рассматривая Муна, одетого в обыденный костюм. Каким образом ориент умудрился стать моруне родственником?

Переключил внимание на старца в одежде морского народа: просторные штаны и рубаха навыпуск, на голове платок с узлом на затылке, кожаная обувь без твёрдой подошвы.

— Позвольте взглянуть на вашу лицензию травматолога.

Старец потёр мизинцем кончик носа:

— Йола всю жизнь лечит.

Ярис пригнул голову:

— Простите?

— Йола умеет лечить.

— Простите. Я не расслышал. Сколько лет вы практикуете?

— Йола лечит, а не практикует.

Ярис повернулся к Адэру:

— При всем уважении к опыту и возрасту я не могу позволить человеку без должного образования прикасаться к больной.

— Маркиз! Проведите их в палату.

— Прошу прощения, мой правитель, но в моей клинике действуют определённые правила, нарушать которые никому не позволено. Даже мне.

Адэр поднялся:

— Распорядитесь перенести Малику в машину.

— Её нельзя перевозить!

Адэр направился к двери.

Через минуту тишину коридора вновь нарушил звук шагов. Маркиз Ларе вёл стариков в отделение интенсивной терапии.

Вскочив со стула, сиделка приподняла подол накрахмаленного платья и, склонив голову, присела. Белокурые локоны спрыгнули с покатых плеч и прикрыли высокую грудь.

— Ты свободна, Вельма, — сказал Ярис.

Девушка выпорхнула за дверь, оставив в палате тонкий аромат таёжных лесов.

Ярис подошёл к лежащей на боку Малике. Бросил сокрушённый взгляд на письмена — час назад они бежали намного быстрее. Накрыл простынёй спину, усеянную кровоподтёками, повернулся к старикам:

— Буду краток… — И умолк на полуслове.

Адэр ничего не сказал им! Он привёз сюда дряхлых, беспомощных людей и даже не удосужился подготовить их к сильнейшему всплеску переживаний!

Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Хотел усадить Йола, но тот ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.

— Сколько?

— Что «сколько»? — переспросил Ярис.

— Сколько не дышит?

— Со вчерашнего вечера.

— Сколько часов?!

Тон тщедушного на вид старика был жёстким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом — полушёпотом. Не зная, как отреагировать на грубость, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чём спросил ориент.

Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.

— Осторожно! — вскричал Ярис. — У неё сломаны…

— Третья.

— Простите?

— Сломана третья кость. Верх сердца.

Ярис нахмурился.

Старик вдавил в тело ребро ладони:

— И пятая. Низ сердца. — Вогнал пальцы в межрёберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. — Сердце живое.

Ярис снял очки. Надел:

— Точно живое?

— Сколько не дышит? — вновь спросил Йола.

Ярис скользнул взглядом по записям в карте, посмотрел на настенные часы:

— Одиннадцать часов.

— Йола нужны минуты.

— Одиннадцать часов и двадцать минут.

— У Йола есть сорок минут.

— Простите, я не понял.

— Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?

— Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, — говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. — Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлёк инородное тело… По идее, ребёнок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и поэтому я не смог услышать…

— Ориенты ныряют на двенадцать часов, — перебил Йола.

— Малика — ориентка? — искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.

— Малика — нет. Отец Малики — ориент.

Фраза, произнесённая стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:

— Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?

— Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.

Ярис оттянул воротник рубашки:

— Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.

— Двенадцать часов, — вставил Йола.

— Хорошо, я запомню. Но у неё температура такая же, как в комнате. Температура трупа.

— Отец Малики — ориент.

Ярис прижал к виску ладонь:

— Я не понимаю, о чём вы говорите.

— Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мёрзнуть.

— Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?

— Не ниже двенадцати градусов.

— Вы шутите?

— Йола не умеет шутить.

Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

— А куда ныряет ориент на двенадцать часов?

— В море. Мун! Помоги.

Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и с досадой поморщился — в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.

— Я помогу. Что надо делать?

— Йола хочет посмотреть спину.

Они осторожно перевернули Малику. Ярис вытер выступивший на лбу пот: слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчёски.

— Йола не знал, что надпись живая, — сказал старец озадаченно.

— Именно это удержало меня от вскрытия.

Пальцы старика забегали по спине Малики.

— Четвёртый выбит. Пятый.

— Не так быстро, — попросил Ярис, лихорадочно листая карту.

— Седьмой. Копчик смещён.

— Подождите!

Они вновь перевернули Малику на спину.

— Сколько у Йола времени?

Ярис посмотрел на часы:

— Двадцать минут. А что вы делаете?

— Йола хочет знать, почему Малика не дышит.

— Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у неё вообще не осталось целых костей. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…

Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.

— Отломки ранили лёгкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?

— Десять минут.

— Йола нужна длинная игла, пустая внутри. — Старик поцеловал Малику в лоб. — Потерпи, дочка.

Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.

В клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами и искренне любил медицину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия, и статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надёжных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. Всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждую неделю случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.