Видит бог, у Наташи насчет Димочки не было никаких планов. С чего он вообразил, что она бросится ему на шею, Наташа не знала. Наоборот, в последнее время она всячески его избегала. А ведь могла бы и раньше. Скажем, после того как — еще на заре знакомства — однажды ночью они возвращались с Димочкой из Орехово-Борисова, где были у его друзей. Димочка и в гостях-то вел себя не лучшим образом, всячески давал понять Наташе, какой он жестокий, сильный и умный, как мало значат в его жизни девушки. О, их у него легионы! И вообще, он не из тех глупцов, кто серьезно к ним относится, верит в какую-то взаимность, все это ложь! Любая обманет. Он, Димочка, вообще такой человек, привыкший жить независимо от отношений с девушками, он и пальцем не пошевелит, чтобы ради какой-то что-то нарушить в укладе своей жизни, претерпеть хоть малейшее неудобство. Может взять да запить на неделю, про все на свете забыв, — ищи-свищи его по кабакам, а может и внезапно жениться, если девушка вдруг понравится, выпить граммов триста водочки и жениться. Все может. Одним словом, Димочка плел какую-то галиматью. Поначалу Наташу это искренне забавляло, она не думала, что Димочка такой дурак. Но на половине дороги Димочка вдруг начал печальным голосом вторить пощелкивающему счетчику: «Три сорок два. Три сорок четыре. Три сорок шесть…» Это было уже слишком. «Неужели ты такой жадный?» — спросила Наташа. «Нет, — вздохнул Димочка, — просто мне жаль, что ты так далеко живешь». Наташа сделала вид, что ничего не случилось, но у ближайшего метро потребовала остановить. В планы Димочки не входило расставаться с ней так скоро, он тоже выскочил из машины. «Ты куда? Зачем? Ты что?» — Димочка растерялся. Как и всякий человек большого роста, он плохо реагировал на внезапность, реакция у него была слегка замедленна. Из окна Наташе ухмылялся и погано подмигивал таксист. Уж он-то был готов отвезти ее куда угодно. «Дурак, — помнится, сказала тогда Наташа Димочке. — Зачем ты тратишь время, дурак? Ты же мечтаешь выгодно жениться, это ежу понятно. Но учти, с каждым годом шансов меньше, ребята вокруг прыткие. Расхватывают. Но если вдруг… все-таки познакомишься с подходящей, не вздумай считать в такси копейки…» Что ей ответил Димочка и вообще ответил ли, Наташа не помнила. Помнила только, что они помирились. А потом Димочка ей надоел. Произошло это после того, как он сделался серьезным, начал делиться с Наташей своими мыслями и планами. Из симпатичного весельчака Димочка превратился в унылого советского бюргера, мысли его и планы были так неинтересны, а главное, чужды Наташе, что возвращение на такси из Орехово-Борисова она теперь вспоминала как приятное приключение. Конечно, она понимала, каждый человек не прочь в жизни преуспеть. Но чтобы стремление это было столь наивным и одновременно всепоглощающим, как у Димочки, чтобы оно горделиво выставлялось как едва ли не главное достоинство личности, как, если угодно, некая жизненная программа, которую и Наташа (ведь именно этого ожидал от нее Димочка) должна была принять, а приняв, то есть связав свою судьбу с Димочкой, подчинить себя этой программе, конечной целью которой, видимо, являлось достижение Димочкой каких-то высоких постов, — это уж увольте! Это Наташа отвергала напрочь. Таким образом, из легкого противовеса Димочка превратился в постылую тяжесть. Перевоспитывать его, внушать иные идеалы было так же бесполезно, как превращать дуб в яблоню. Но чем упорнее Наташа избегала Димочки, тем сам он упорнее к ней стремился.

Наташа видела здесь еще одно проявление лисьей его натуры. Уверившись, что она ускользает от него, Димочка решил: значит, у нее есть основания ускользать. В экономической голове его факт этот мог преломиться примерно так: раз ускользает, значит, непременно представляет из себя некую ценность, в которой Димочка пока не разобрался. Разобрался в ней кто-то другой, но это вовсе не означает, что ценность не должна принадлежать Димочке. Как раз напротив. Димочка обязан завладеть ею во что бы то ни стало. Было время, серебро стоило по всему миру копейки, а потом вдруг — серебряный бум, и те, кто догадались сохранить обесцененные акции копей, в минуту стали миллионерами. Наташа, возможно, казалась ему заброшенной серебряной копью, которая впоследствии с лихвой окупит все затраты.

И Димочка, к крайней досаде Наташи, сделал ей предложение.

Наташа поделилась своей версией с Бен-Саулой. «Ты не совсем права, — сказала Бен-Саула, — я думаю, причина еще в том, что, общаясь с Петрушей, ты обтесалась, а Димочка, он хитрый, как дикарь, прибежал на блеск. Ты живешь свободно, словно первый человек на Земле, а такие люди, как Димочка, теряются перед тем, что выше их понимания. Что вровень — они опошляют. Загадки порой привлекают их сильнее, нежели истинные достоинства. И вообще, абсолютно одинаковые люди редко сходятся. Человек, чем-то не обладающий, готов на все, лишь бы удержать возле себя того, кто, по его мнению, этим обладает. Вплоть до женитьбы!» — засмеялась Бен-Саула.

Она, как всегда, красиво пела. В последнее время Бен-Саула ходила задумчивая. Дом моделей, где она работала младшим художником, повез показывать летние свои коллекции одежды в Казань. Бен-Саула почему-то отказалась от поездки. По утрам гадала. Нечего и говорить, что так называемое гадание являлось очередным пережитком язычества. Так, по словам Бен-Саулы, на протяжении тысячелетий гадали женщины некогда великого и могущественнейшего племени магов. Осуществлялось гадание при наличии сидящего в паутине голодного паука и некоторого количества предварительно отловленных мух. Муху надлежало поместить в паутину, и по тому, как бросится на нее паук, посвященное око читало будущее. Если же муха выскакивала из паутины, значит, гадание не состоялось. Опытные гадальщики знают, иногда и карты бастуют. Почему-то гадала Бен-Саула на железно-козлино-красный ковер, уже несколько недель спокойно висящий в магазине Художественного фонда. Для этих гаданий в верхнем углу окна содержалась священная паутина с красным пауком. Паук наглел, жирел, захватывал все новые и новые надоконные пространства. Вся верхняя часть высокого окна уже представляла собой многохитрое переплетение серебряных нитей — собственно паутину, какие-то перемычки, соединения, кошельки и так далее. Хозяйство паук завел солидное. «Почему ты гадаешь на какой-то паршивый ковер? — спросила Наташа у Бен-Саулы. — Зачем гадать на ковер?» — «А на что, по-твоему, нужно гадать?» — надменно поинтересовалась Бен-Саула. «Ну, не знаю, может быть, на судьбу?» — «Великие маги никогда не гадали на судьбу! — сурово ответила Бен-Саула. — Потому что относились к ней иначе. Видишь ли, единственная данность судьбы, так сказать, ее козырный туз — это смерть, непреложный факт, что в один прекрасный день человека не станет. Отсюда — мнимое могущество судьбы, священный страх перед ней. Великие маги не знали этого страха, потому что смерть для них была всего лишь переходом в новую — очередную — жизнь». — «Хорошо, — устало согласилась Наташа, так за все время и не сумевшая уяснить себе изменчивой сущности учения великих магов, — что поведал паук о ковре?» — «Странные вещи, — оживилась Бен-Саула, — он предсказал, что скоро я покину этот дом и… — она немного смутилась, — разные другие перемены». — «Лучше позвони в магазин, — предложила Наташа, — узнай, что там с этим ковришкой». Бен-Саула набрала номер. «Паук не соврал, — сказала она, положив трубку. — Ковер продан».

Да, у Бен-Саулы, как всегда, все получалось красиво. Наверное, она действительно не верила в судьбу и, следовательно, не подчинялась железным ее предписаниям. Не случайно же когда-то Бен-Саула сказала Наташе, что все получается у нее гораздо интереснее, чем даже она предполагает. И только сейчас Наташа сама была тому свидетельницей. Выходило, слова Бен-Саулы — не пустой треп. Впрочем, во всем, что касалось Бен-Саулы, Наташа давно отчаялась разобраться, так же, как и в сущности учения великих магов.

Итак, из забавного противовеса, смешного супермена Димочка превратился сначала в постылую тяжесть, а потом и вовсе в пустое место.