— Что вы так, Лука Матвеевич? Я ожидал вас в бодром состоянии встретить, — участливо заметил Киричук.

— Устал… дел много стало, — уклончиво пояснил Угар и бесцеремонно поинтересовался: — Как ваша облава прошла?

Удивленный такой осведомленностью, Киричук не подал виду, ответил доверительно:

— На все сто с гаком.

— А как велик гак?

— Это уж вы сами определите… Вашего пропагандиста Жогу накрыли. Вы не знакомы с ним, Лука Матвеевич? — задел за живое своего собеседника Киричук.

— Остапа… Жогу!.. — дернулся Угар. — Не врете?! Да куда же это все несется так стремительно? Куда?.. Он живой? Остап живой?..

— Успокойтесь, Лука Матвеевич, возьмите себя в руки, — с неодобрением произнес Василий Васильевич и, не щадя бандита, ответил: — Я дам вам для опознания фотографию убитого, вместе удостоверимся… Что вы так переживаете за Жогу?

— Я и сам не знаю, — нервно признался Угар. — Жога — ушлый конспиратор, смелый… Ваших много пострадало, когда его брали?

— Ни единый человек… Но откуда вы узнали о нашей облаве?

— Так она была? Состоялась? — обрадованно среагировал Угар. — Значит, без подвоха предупреждал меня Зубр.

— О чем вы, Лука Матвеевич? Чем таким вас удовлетворила наша операция? — очень заинтересовался Киричук.

Угар помедлил, словно набираясь духа, и заговорил тихо:

— Предупредил меня Зубр о возможном вашем налете, докопаться он только не успел, в каком районе набег вы наметили. Может, даже решил, опять за мной гоняться станете. А я уверен был, не по мою душу ваши сборы. Да что там уверен, в другую крайность шарахнулся: не поверил ему. Думал, неспроста он меня к себе тягает, — нервно махнул рукой Угар и стал рассказывать о пережитом за последние дни, не скрывая трусливых своих порывов, потому что очень желал удовлетворяющего совета.

Душевное излияние Угара закончилось уже на квартире Чурина. Стол был накрыт, и Анатолий Яковлевич позвал гостей помыть руки.

— Чудно́, не верится, с чекистами одним полотенцем утираюсь, — подчеркнуто старательно все делал Угар, выдавая свое желание скрыть нажитую в бегах от людей одичалость, однако сполоснул лицо и руки без мыла, оставив на белоснежном полотенце темные следы.

Лицо Луки Скобы выглядело молодо и привлекательно. Правда, плотно облегающий его упитанную фигуру защитного цвета френч с накладными карманами был ему тесноват и в сравнении с аккуратными гимнастерками чекистов выглядел изрядно заношенным. Да и брюки, видать, не знали утюга.

Вопросительно оглядев накрытый Тамарой Михайловной, женой Анатолия Яковлевича, стол, Угар в упор уставился на хозяина.

— Что? — не понял недоумения Чурин.

— Горилка разве не водится у вас? Душу успокоить бы… Да и не мешало бы за нашу с вами удачу, так сказать, за полное одобрение и знакомство… — Он взял с тарелки несколько кусочков колбасы и начал жевать, поняв, что выпивки не будет.

— Не держу дома… — ответил Чурин и пояснил определеннее: — У нас, Лука Матвеевич, закон — работать со светлой головой. Но мы с вами устроим «застолье».

— Да я и сам могу… — со скучным видом продолжал есть Угар. — День у меня сегодня, можно сказать, особенный. Решающий, может быть.

— Приятно слышать, — подхватил оживленно Киричук и спросил: — Вы и теперь не доверяете Зубру? Боитесь встречи с ним?

Угар тряхнул волнистой шевелюрой, выразив отрицание, а на смуглом лице его мелькнуло выражение настороженности.

— Нынче не знаешь, кого больше бояться, — уклонился он от ответа.

— Ну а все же, Лука Матвеевич?.. — настаивал на ответе Киричук и посоветовал: — Не обходите острые углы. Сгладить и выпрямить их мы сможем теперь вместе. Для этого надо советоваться. Я, например, порекомендовал бы вам ладить с Зубром и встретиться с ним непременно.

— А если он меня удавит? Заманит и…

— Значит, боитесь, — заключил Киричук. — Из этого выходит — мы должны быть осмотрительными настолько, чтобы на вас замахнуться никто не успел.

— Всего не предусмотришь… Нет, не пойду к Зубру. Он крутнет своей махалкой с кривым ножичком, — резко взмахнул рукой возле шеи Угар, — и конец всему…

В разговор вступил Чурин:

— Не преувеличивайте, Лука Матвеевич, вы же не трус. К чему ложное впечатление о себе создавать? — Он придвинул вилку к продолжавшему есть руками гостю. — Не кинется же он с порога на вас… Мне, например, известно, Зубр посмаковать любит над своей жертвой. А сделать что-нибудь с вами мы не позволим. Возле вас будет надежная защита Прока.

— Прока? — повторил со сведенными бровями Угар. — Кто такой? Я что-то слышал о нем… Вспомнил, ой как вспомнил… мне говорила она.

— Кто — она? Куля, наверное? — подсказал не без умысла Киричук.

— Вы знаете Ганну? — распрямился за столом Угар. — Да, конечно, знаете… Уж не работает ли она с вами? Куля… ваша?

— Ну что вы нервничаете? — мягко сдержал его Киричук. — Нет, Куля к нам никакого отношения не имеет. А Прока она знает. Можете ему доверять, как мне.

— А вы уверены, что я вам доверяю? — прищурившись, бесцеремонно спросил Угар.

— Мы с вами, Лука Матвеевич, ничего целиком не доверим друг другу, — тоже напрямую, без нажима, ответил Киричук. — А то, что мы сейчас нуждаемся во взаимной помощи, тоже верно. И не будем осложнять то, что само по себе для нас не просто.

— Не будем, — понятливо кивнул Угар, а мелькнувшая на его лице улыбка выдала удовлетворение таким ответом.

— Вот и хорошо, — ответил с улыбкой и Киричук. — Вам нужно и пора отдохнуть, завтра, вернее сказать, уже сегодня Анатолий Яковлевич устроит вам экскурсию в Городок, под Ровно, тут несколько часов езды, там вас никто не узнает. Пару дней вам для начала можно себе позволить пожить человеческой жизнью.

— Может, я в первый же день убегу в лес, — неудачно пошутил Угар, чем рассердил подполковника.

— Нет уж, Лука Матвеевич, давайте без фокусов! Мы не развлекаться едем с вами в Городок, а чтобы глаза раскрыть одичалому, ничего не знающему о советской жизни человеку. И спокойно поговорить.

— Всех-то вы не просветите таким образом, которые в лесу, — вставил Угар.

— Придет время, просветим, спасибо люди скажут, — понравился Киричуку этот поворот разговора. — Это ведь в ОУН варварская установка, помните: каждый оуновец должен обработать, подготовить, завербовать в организацию, скрепить кровью двоих новых членов. Чуете, как звучит: скрепить кровью, то есть убить кого-то, чтобы страшиться наказания Советской власти.

— Надежная привязка должна быть, а как же иначе? — вытирая ладонью губы, подтвердил Угар.

— Мы-то вас не скрепляем кровью? — вклинился в разговор Чурин.

— Думаю, успеете после возвращения из Городка, — уверенно ответил ему Угар.

— Вот и ошибаетесь, — возразил Киричук. — Ни сами убивать, ни тем более вас посылать на это мы не собираемся. Однако обезвредить вашего эсбиста Шмеля, чтобы обезопасить жизнь майора Тарасова, мы должны поспешить.

— Прибейте его, Христа ради, моей душе легче станет, — скрестив руки на груди и закатив глаза к потолку, попросил Угар. — Я себе Прока в эсбисты продвину, коли он толковый, надежный мужик, как вы говорите.

— Где можем накрыть Шмеля сегодня до утра? — спросил Киричук.

— В Рушниковке он сейчас…

— У Помирчего? — спросил Киричук.

Угар заинтересованно уставился на Василия Васильевича.

— У Помирчего, спрашиваю? Что вы вдруг примолкли? — повторил подполковник.

— Да ничего, теперь уж что скрывать. Остап Жога там сидел, незачем вам было его на хутор за Сосновку упускать… Чудеса какие-то, Помирчий не может быть вашим, никак не может, потому Жогу и не взяли у него… Там Шмель сегодня, до рассвета может уйти, смотрите, подполковник, чтоб не ужалил он кого-нибудь насмерть.

Василий Васильевич сразу поднялся, заспешил, говоря:

— Мне в самом деле пора. Отдыхайте, понаблюдайте, Лука Матвеевич, хорошенько приглядитесь, как люди живут и чем дышат. Бедно еще у нас после войны, зато стремление у всех какое, отношение к жизни уловите… Так что не кровью мы вас скреплять хотим.